Ознакомительная версия.
А какие дела у пенсионеров? В огороде в охотку поковыряться да с кумушками побеседовать.
За гостьей увязался Полкан, шмыгнул в приоткрытую дверку. Надежда Прохоровна свистнула песику — не убегай далёко! — и пошла по едва заметной, плохо протоптанной тропке к дому Мухина. Хотела еще раз оглядеться на месте, может быть, даже внутрь войти — вдруг и появится какая-то догадка?
…Траву вдоль деревянных штакетников сельчане скашивали — береглись пожаров, и в дело употребляли: Суворов на подстилку для кроличьих клеток, Сычи для крупной рогатой живности. Приятно гулять по ухоженным задам деревни Парамоново, где заросшим остался только островерхий холмик, издревле сложившийся из собранных с поля камней. Полкан помчался именно туда, нырнул в высокий бурьян, тявкнул громко и пропал из виду.
Надежда Прохоровна снова сложила руку козырьком надо лбом, поглядела на выставленную за забор Глафирину баньку: вроде бы не парятся уже. Дверь на деревянную щеколду с наружной стороны закрыта, на гвоздике у косяка висит когда-то черный, но уже выцветший под солнцем до мутно-серого цвета халат, пара мочалок просушиваются. Еще влажный жестяной тазик на лавочке к стене прислонен.
Видать, управились уже Глафирины гости. Но домой не уехали — Буран еще привязан на короткий поводок, погавкивает недовольно со стороны крыльца. Наверное, племянник с женой дома чай пьют, в обратную дорогу собираются.
Надежда Прохоровна прошла мимо холмика, собралась уже открыть калитку на огородик Мухина да свистнула Полкану — нарвется еще пустобрех на гадюку в траве, прогретые заросшие камни самое змеиное место и есть!
Но пес не отозвался. Возился увлеченно на одном месте, и выглядело это место небольшой проплешиной в довольно равномерной поросли бурьяна. Как будто внушительный булыжник, поднятый с поля, в травяную середку угодил.
Или и не булыжник вовсе…
Надежда Прохоровна осторожно — помня о змеях! — подошла к пышной зеленой шапке на каменном бугорке, привстала на цыпочки, вытянула шею…
Матренин охранник озабоченно обнюхивал некую пыльную розоватую тряпочку. Утыкался носом в рыхлую узорчатую ткань, ворчал…
Вид этой «тряпочки» заставил бабу Надю забыть о змеях. Уже предполагая, что разыскал неугомонный песик, она пробралась сквозь жесткие колючие стебли, склонилась над находкой…
И сердце бешено заколотилось: на внушительном валуне, что и образовал незарастающую проплешину, лежала женская юбка из легчайшей индийской марлевки — фиолетовые и сиреневые цветы по розовому полю. Нос Полкана утыкался в большое бурое пятно овальной формы между карманами.
Именно в эту юбку и был одет кроличий вор на снимке, сделанном Фельдмаршалом на месте преступления.
Теперь переднюю половину юбки украшали почти почерневшие пятна засохшей крови.
Надежда Прохоровна сглотнула шершавый комок, появившийся в горле, распрямилась: вокруг одни красоты и ни живой души. Отгоняя Полкана от юбки, нагнулась снова и бережно, двумя пальчиками, расправила ее на весу.
Небольшие пятна крови начинались чуть ниже ветхой резинки, а между обвисшими карманами образовалось внушительное пятно. Все выглядело так, словно кто-то, испытывающий сильнейшее кровотечение, прижался к животу своего убийцы…
Уже несильно палящее, вечернее солнце вдруг показалось бабе Наде слепящим огненным шаром, спустившимся к макушке. Перед глазами засновали радужные мушки — это давление внезапно подскочило! — руки, держащие юбку, повисли недвижимыми, тяжелыми плетями.
Глафира.
Глафира не успокоилась той ночью, после встречи с Фельдмаршалом, а пошла к Федору, которого подозревала в краже живности.
Пришла. Увидела на кухне обстановку, так много сказавшую хозяйственному глазу Надежды Прохоровны, и…
А что — и?! Что изменилось?!
О том, что Глафира могла пойти к Мухину, Надежда Прохоровна и так подозревала. Наткнулась баба Глаша на Фельдмаршалову засаду, перепугалась поначалу, в бега ударилась, а после разозлилась.
Вполне в ее духе выходит — бабушка конкретная, как говорит нынешняя молодежь. Обидно Глаше стало, что ее у клеток поймали, в краже заподозрили, развернула пятки и отправилась выяснять отношения с настоящим похитителем пернатых и ушастых. Видать, давно подозревала, что Федька на работу не так часто ходит… Или сказал кто из поселковых об этом…
Не важно! Важно то, что Глафира застала Федьку в доме с выключенным светом — вполне готовым к краже и обработке чужого поголовья.
И это Надежда Прохоровна вполне предполагала еще раньше. Глафира с Федькой даже могли на задах огородов столкнуться и отправиться выяснять отношения к Мухину домой…
Но вот что дальше?..
Если бы погиб Федя Мухин от удара сковородкой или скалкой по голове — тут вся картина ясная: кухонная утварь — самое женское оружие и есть.
Но Федьку дважды ударили шилом.
А Надежда Прохоровна очень хорошо помнила рассказ Алешки, когда тот вернулся с первого «адреса» в качестве оперативника убойного отдела.
Пришел Алешка, сел картофельное пюре кушать и между делом, зная, чем потрясти любимую Надежду Прохоровну, рассказал с комментариями такую вот историю.
В квартире, больше похожей на свинарник, произошло убийство: ударами ножа в плечо и в шею зарезали пьянчужку, зашедшего с визитом к семейной паре местных алконавтов.
В убийстве подозревали мужа. Он ничего не отрицал, так как проснулся утром весь в крови с ножом в руке. Все остальное помнил как в тумане.
Супружница, находившаяся тут же, поливала его проклятиями (под шумок опохмелялась), но грозилась дождаться из места заключения, поскольку чувствовала себя виноватой — драка развязалась из-за ее прелести неземной.
И так бы и увезли несчастного синюка, и осудили, как рецидивиста, поскольку был уже судим, но приехал на «адрес» хороший медицинский эксперт.
Осмотрел погибшего гостя алкашей, снял резиновые перчатки и очень доходчиво — в присутствии «неземной прелести» — доказал, что косые удары сверху вниз были нанесены слабосильной женщиной невысокого роста.
Пораженная достоверно собранной картиной, супружница призналась тут же и добровольно, рассчитывая на снисхождение суда. А Алешка долго потом распинался перед бабой Надей, рассказывая, в чем, по словам эксперта, различие между мужским и женским ударами.
Нормальная рассерженная женщина не бьет обидчика в район поясницы. Если, конечно, она не специально обученный убийца, что в случае с бабой Глашей даже рассматривать смешно. Такие бабушки, как старушка Иванова, могут ударить обидчика сверху вниз, наотмашь по башке и шее, но никак не бьют целенаправленно в печень, под лопатку или в легкое.
Не женский удар свалил Федю Мухина! Не женский.
Могла Глафира Терентьевна в сердцах садануть Федьку чем-то тяжелым, могла и ножиком куда-то ткнуть… Но чтоб вот так — точнехонько, убийственно… Навряд ли.
Или?.. Может быть?..
Никак не могла понять Надежда Прохоровна, чему ей верить. Своим рассуждениям, основанным на рассказе Лешки о женских и не женских способах спонтанного убийства, или собственным глазам? Ведь окровавленная спереди юбка — вот она, лежала, упрятанная, в бурьяне. А в доме снимки лежат на комоде, доказывающие, что не спала Глафира Терентьевна той ночью…
А может быть — спала? Украл Федька ее юбку, надел, платком голову обвязал и отправился воровать кроликов, прикинувшись соседкой, чтоб, значит, не узнали в случае чего…
Да ну. Одно дело — курицу к забору подманить и свистнуть (куриный загон за сеткой от Бурана упрятан и стоит на противоположной стороне дома), другое дело — мило злющего пса к хозяйской одежде подобраться… Порвет Буран! Близко не подпустит или так облает, что вся деревня сбежится посмотреть, кто у Глафиры озорует.
Надежда Прохоровна вздохнула надрывно, скатала юбку в аккуратную трубочку и поковыляла обратно к дому. Идти на участок убитого Федьки ей как-то расхотелось. Хотелось вернуться к Матрене, выпить чаю и еще раз (теперь в комнате Еленки) разложить на письменном столе все снимки, поглядеть внимательно — вдруг, в связи с открывшимися обстоятельствами, углядит на фотографиях то, на что раньше глаз не лег. Вдруг найдет доказательства присутствия Глафиры в Федькином доме…
Шагая по тропочке, не удержалась, еще раз оглянулась на бабы-Глашин участок, отметила, что белье и полотенца сушатся на веревочке неподалеку от крыльца; пристально посмотрела на вынесенную за ограду баньку… Что-то там цепляло взор, что-то не отпускало… Говорило…
Вот! Есть! ХАЛАТ! Выцветший до серости рабочий халат Глафиры! Висит спокойненько на гвоздике — бери не хочу!
Так, так, так… Если представить, что имеет баба Глаша обыкновение, помывшись после пахоты в огороде в баньке, оставлять на гвоздике рабочую одежду, то… тут-то Федька и мог по дороге к кроликам прихватить цветастую юбку!
Ознакомительная версия.
