Примечательно и другое: в коробке и бутылке, принадлежавших убитой санитарке Надежде Чернобай, точно так же обнаружили отраву. Мышьяка туда накачали столько, что хватило бы на всех жителей вашего подъезда. И еще немножко осталось бы на соседний. Кому-то, если можно так выразиться, повезло, что Надежду убил Николаша - а то еще неизвестно, сколько бы пришлось ждать, пока санитарка откроет коробку с конфетами и попробует их на вкус.
- Не понимаю, - пробормотала я, - как можно отравить конфеты? Разрезать их, что ли, засыпать отраву и снова слепить половинки?
- Способов на самом деле много. Но в вашем случае использовали самый простой: попросту закачали в шоколад яд через шприц. При детальном рассмотрении на конфетах можно даже разглядеть, куда входила игла.
- А бутылка?
- И в бутылку тоже через шприц.
- А что Николаша? Признался? - спросил Антошка.
- Он не признался, но и ничего не отрицает. Говорит - был пьян. Говорит - опомнился, когда стоял над Надеждиным телом и сжимал в руке заточку. Но - внимание! - единственное, что он заявляет совершенно точно, это то, что заточка принадлежит не ему. У меня, говорит, никогда такого инструмента не было.
Настала моя очередь. Я не стала медлить и рассказала им все, стараясь с максимальной точностью передать не только слова, но и интонацию своих сегодняшних собеседников.
- Забавно! - присвистнул Антон. - Семейка-то у них из веселых... С историей, я бы сказал.
- Ну да, - пробормотала я без особого оптимизма. - В каждом -загадка, и ничего не понятно...
- А ты бы хотела, чтобы тебе убийца в ножки повалился? Сразу? Стоило тогда в сыщики идти!
- А у тебя самого-то какие новости?
- Сейчас, - Антон раскрыл на краю стола свою папку. - Значит, я, прикинувшись прокурорским работником, ходил по поселку и расспрашивал соседей Нехорошевых. О том, что из морга пропало тело покойной Руфины, знают все, и легенда у меня была простая: дескать, уголовное дело о похищении трупа все-таки заведено, и меня направили расспросить посельчан. Развлечений в Береговом мало, люди там доверчивые, так что в легенде моей никто не усомнился и на разговор народ шел в основном охотно.
«Допросил» я кучу народу, но возьму на себя смелость все разговоры не пересказывать, - немного рисуясь, продолжил Антон. - Из всего услышанного мною рекомендую обратить внимание на следующее. Во-первых, никаких незнакомых людей, похожих внешне на «брата» и «сестру», выкравших из морга труп, в Береговом в последнее время не появлялось, ну или, во всяком случае, их никто не видел. Во-вторых, не видели там и Одноглазого, а это значит, что Одноглазый не шастал по поселку, а прямиком направился в нужный ему дом. Ну, а в-третьих, история с похищением тела Руфины Нехорошевой, что вполне понятно, вызвала в поселке целый всплеск толков и пересудов - и здесь интересно то, что соседи нашей подследственной семейки, то есть те, кто живет с ними в непосредственной близости, тоже видели Белое привидение.
- Что? Видели привидение?!
- Да! То есть как видели - иногда кто-то, если ему случалось выходить ночью по нужде, наблюдал возле дома Нехорошевых что-то такое невнятное: белые фигуры, шевеление, шорох... Это явление действительно продолжалось весь последний год. И по этому поводу родился устойчивый слух, будто труп украли потусторонние силы, с которыми... дружила Руфина!
- Не поняла! - мотнула я головой и нахмурилась.
- Да!!! О том, что эта престарелая женщина контачила с темными силами, мне сказали сразу несколько человек! Например, так сказать, «коллега» покойной, работающая поломойкой в той же школе, как ее... - Тошка заглянул в свою папку, - вот! Клавдия Овчинникова, попросту - баба Клава. Она рассказала, что вообще-то Руфина всегда была молчуньей, почти бирючкой. Говорила только «да» и «нет», к себе никого не звала, в гости почти не ходила. Но в последнее время женщина стала словно бы заговариваться. Бормотала что-то себе под нос. Иногда путала слова: например, как-то назвала телогрейку, в которой уборщицы зимой сбрасывали с крыши снег, «бушлатом», а резиновые калоши - странным словом «ЧТЗ». А однажды, когда у бабы Клавы выдались именины, и она пригласила Руфину вместе попить в их каморке чаю с печеньем, и та согласилась - у них случился странный разговор...
Если верить собеседникам Антона, этот «странный разговор» начался с того, что бабе Клаве взбрело в голову похвастаться перед Руфиной подарком сына - большим, ужасно безвкусным кольцом дутого золота с фальшивым изумрудом из бутылочного стекла. Старая женщина взяла кольцо, поднесла к глазам - и вдруг забормотала над ним быстро, торопливо, жарко...
- Господь наш милосердный наделил камни силой большей, чем травы, - сумела разобрать изумленная Клава. - Критский агат нейтрализует яды, индийский агат укрепляет зрение, халцедон приносит удачу, при простуде и водянке применяй зеленую яшму, злых духов отгоняй при помощи хризолита... если же истолочь сапфир и высыпать его в молоко, то избавишься от головной боли и чирьев... А коли хочешь знать, целомудренна ли девушка - разотри магнит и посыпь его крошками на горячие уголья...
Это бормотание продолжалось долго - Клава испугалась, что товарка тронулась. Она протянула руку, выхватила у Руфины свое сокровище и быстро сунула его за щеку, продолжая следить за поехавшей умом собеседницей. Но та только медленно провела по лицу сморщенной рукой, как будто отгоняя некое воспоминание, и замолчала.
- Это было первое свидетельство, - продолжал Антошка. - А потом показания бабы Клавы косвенно подтвердила школьный врач Лариса Максимовна. Однажды, проходя по школьному коридору мимо орудовавшей шваброй Руфины, врачиха заметила, что старушка как-то странно двигается, по кругу, словно она была не в себе...
Лариса Максимовна настояла, чтобы Руфина прошла к ней в кабинет, и померила женщине давление. Докторша надела манжет тонометра на руку престарелой женщины, нагнулась над ней, и из ворота ее белого халата выскользнул небольшой кулончик из красного камня на тонкой золотой цепочке. Руфина сразу же очень проворно протянула руку - и камешек лег ей на ладонь. Дальше картина повторилась: старая женщина забормотала себе под нос, будто не замечая никого вокруг:
- Я положу камни твои на рубине и сделаю основание твое из сапфиров; и сделаю окна твои из рубинов и ворота твои - из жемчужин, и всю ограду твою - из драгоценных камней... Будут вооружаться против тебя... кто бы ни вооружился против тебя, падет...
И далее, все так же непонятно. Лариса Максимовна, в отличие от бабы Клавы, не испугалась, но, конечно, удивилась сильно. Она оттянула старушке веки, прослушала сердце - и сделала печальный вывод, что восьмидесятилетняя Руфина Нехорошева просто сдает от старости.
- Скажите, Антон, - Ада задумчиво смотрела на моего приятеля, - я правильно поняла, что все эти странности соседи по поселку стали наблюдать за Руфиной только в последнее время?
Тошка кивнул.
- До того ее вообще мало кто замечал. Она очень замкнуто жила. Впрочем, я об этом уже говорил...
- «Я положу камни твои на рубине и сделаю основание твое из сапфиров...» Это, кажется, из книги пророка Исайи... - немного помолчав, пробормотала Ада как бы про себя.
- Что-то проясняется? - спросила я с робкой надеждой.
- Нет пока, кроме того, что уже очевидно, - нет...
- А что очевидно-то? - удивилась я.
Ада выпрямилась в своем кресле и положила руки на подлокотники.
- Совершенно очевидно, говорю я вам, друзья мои, что по крайней мере одна тайна Руфины Нехорошевой нами раскрыта! А именно: Илья и Иван - не ее родные дети! Это, повторяю, совершенно очевидно. Как и то, что погибший Руфинин муж тоже никогда не был отцом мальчиков!
Ада сделала паузу, давая нам возможность спросить: «Почему?»
- Почему? - тут же спросил Антон.
Ада выпрямилась еще больше:
- Потому что этого не получается по простой арифметике, - чуть фыркнув, она повернула ко мне свою царственную голову. - Вспомните, Юля, что вам сказал Илья? Что он помнит молоденькую девушку, «еще девочку», которой он говорил: «Мама!» - и протягивал руки... Но Руфине, как мы знаем, был восемьдесят один год, а Илье - пятьдесят... Получается, что он никак не может помнить ее «девочкой», если допустить, что Руфина родила Илью только в тридцать один год. И дальше... В доме Нехорошевых висела фотография старшего лейтенанта с тремя кубиками в петлицах - по словам старушки, это был отец мальчиков, погибший на пожаре, когда младшему Ивану было всего полгода, а на карточку он снялся незадолго до гибели. Этого всего тоже не может быть! Потому что - так уж случилось, что я это знаю, как, впрочем, знаю и еще немало интересных вещей! - ношение цветных петлиц и знаков различия для всех категорий военнослужащих было отменено аж в 1942 году, и с зимы-весны 1943 года наша армия уже полностью перешла на погоны. Если военный, которого Илья считал своим отцом, сфотографировался незадолго перед смертью, значит, он погиб во время войны. А братьям Нехорошевым, повторяю, пятьдесят и сорок семь лет - то есть они родились один в 1955-м, другой - в 1958 году!
