Ознакомительная версия.
Я замерла, боясь пошевелиться, кажется, представляю, что предлагает Марии неизвестный мне Анатолий, выход простой, логичный до безобразия и оттого пугающий.
– Нет, Толенька… неправда… я не… – разговор оборвался, окно захлопнулось, раздраженно, будто желая продемонстрировать все негодование, испытываемое железной леди с нежным именем Мария.
Еще одна тайна, с которой я не знаю, что делать.
Сидеть, считая звезды, рассматривать ночь сквозь призму тошнотворных мыслей о том, что по глупости своей вляпалась в неприятности. Автомобильные фары прочертили ночь полосами белого света. Игорь вернулся… если поговорить с ним, попросить отвезти меня домой? Я не хочу умирать, не хочу знать, о чем «шутил» неизвестный мне Толенька, в которого влюблена железная леди Мария.
Смешно, Мария – и влюблена.
День прошел на редкость бестолково, впрочем, как и вчерашний. Единственная хорошая новость, что Любаша очнулась, да и то… ну не верил Игорь, что она не видела нападавшего. Не верил, и все тут. Вот только что делать с этим неверием, не знал. Давешнее намерение вытряхнуть из Любаши правду сошло на нет, стоило увидеть несчастные, полные боли и обиды глаза… а еще врачи наперебой твердят, что состояние тяжелое, и неизвестно, как скажется на Любашином здоровье полученная травма головы, что ей покой нужен – Любаше, а не голове, конечно. Вот и приходится копать самому.
Да, квартиру Любаша продала, и машину тоже, но вот куда дела деньги и сколько правды в рассказе Марии, отвечать отказалась. Не касается его, видите ли… не имеет отношения к произошедшему.
Игорь заглушил мотор, но выходить из машины не спешил. Идти в дом, слушать очередные претензии, жалобы, домыслы… он уже и надеяться перестал, что все это когда-нибудь закончится.
Белобрысая ждала во дворе, стояла в нескольких шагах от автомобиля. И у нее претензии. Настроение моментально стало еще хуже, хотя вроде бы казалось, что хуже уже и некуда…
Оказывается, есть.
– Добрый вечер. – Она не пыталась подойти. – Мне хотелось бы поговорить.
– Говори. – Игорь решил, что завтра же попросит Деда прекратить комедию и выставить это чудо из дому, всем легче станет.
– Здесь? – поинтересовалась Александра, оглянувшись на дом. Желтые пятна окон, тени людей по ту сторону темноты и понимание, что сама мысль о том, чтобы переступить порог, включаясь в «домашнюю» жизнь, неприятна.
– Может, прогуляемся? – Она смотрела, чуть склонив голову набок. – По дороге и назад. Ну… мне не хотелось бы, чтобы кто-то слышал…
– Очередная тайна? – Идея прогулки на первый взгляд казалась неплохой… компания, правда, не самая подходящая.
– Тайна, но не моя. Здесь вообще много тайн. – Она шла рядом, отравляя воздух горьким запахом духов. Высокая, почти вровень, без свойственной блондинкам кукольной хрупкости и той манерности, которую Бехтерин ненавидел. Да, Евгения Романовна неплохо изучила его, если подобрала подобную приманку.
– Ну и о чем разговор? – прозвучало несколько резко, даже грубо, но Александра не обиделась.
– Я уехать хочу. Скажите, что со свадьбой – это шутка. Розыгрыш. Что я не представляю опасности…
– Для кого?
– Ни для кого. Нет, нет, – поспешила добавить Александра. – Мне не угрожали, во всяком случае пока. И я надеюсь, что не будут…
– Тогда в чем дело? – Схватить бы ее за плечи, развернуть и тряхнуть хорошенько. Хотя нет, белобрысая ни при чем, это он на Любашу злится, и Любашу готов трясти, но ее нельзя тревожить, приставать с вопросами и уж тем более…
– Я понимаю, что от меня одни неприятности. Я раздражаю всех, вывожу из себя самим присутствием в доме. Они не верят Деду, точнее, не знают – верить или нет, и жутко боятся, что он и вправду на мне женится.
Она остановилась, Игорь тоже. Странное дело – ночь, все вокруг меняется, плывет, преображенное темнотой. Запертый в доме электрический свет не разрушает тишину, серой тенью летит вперед дорога, слева черная щетка леса, а чуть выше иссиня-прозрачное небо, расчерченное звездами.
И говорить о тайнах нет желания. Выкинуть все из головы хотя бы на один-единственный вечер, растворяясь в вальяжной тишине.
– Вы меня не слушаете, – сказала Александра, почему-то шепотом. Правильно, незачем говорить, просто пройтись… детское желание взять за руку, не столько для того, чтобы не потеряться, сколько для того, чтобы ощутить присутствие кого-то близкого и родного.
Александра чужая, совершенно чужая. А ладонь у нее холодная. Легонько сжать, делясь теплом.
– Зачем? – Тихий вопрос, а ответить нечего. Игорь и не отвечает.
– Отпусти… пожалуйста.
В ее глазах нет испуга, скорее непонятная боль, хочется стереть ее, но он снова не знает, как, поэтому просто смотрит. Рассматривает. Раскладывает на цвета и запахи, на желто-зеленую лимонную кислоту, на серебристую горечь полыни, на стерильную чистоту талого льда и сладкий дурман в глазах.
Наверное, неправильно так… но иначе не выходит. Коснуться пальцами лица, от тени на виске, вниз по светлой пряди волос, полукружье уха с капелькой серьги…
– Ты же сам потом жалеть будешь. – Все-таки Александра отстраняется.
Нельзя. Инстинкт велит не отпускать добычу. Женская рука, упершаяся в грудь, скорее дразнит, чем в самом деле является препятствием. Остановиться? Отступить? Быть может, позже, не сейчас, он устал и заслужил награду. Хотя бы поцелуй, всего лишь поцелуй, для той, что продает себя, поцелуй не должен значить много…
– Ты – дурак… ты понимаешь, что ты – дурак… – Шепот на коже, полукасанье губ привычною игрой. В ее руках его тепло, и сердце одно на двоих, и тень одна.
Наваждение исчезло почти мгновенно, запахи свернулись, отступили морским приливом, оставляя обнаженное дно разумных мыслей.
Он и в самом деле дурак, поддался, повелся на уловку… разговор ни о чем, прогулка эта, навязанная романтика весенне-летней ночи. Идиот. Дважды, трижды идиот, пора бы усвоить, что верить нельзя никому, особенно таким вот, светловолосым и светлоглазым, сделавшим любовь профессией.
Александра как-то сразу все поняла, тихо вздохнула и зачем-то отвернулась. Жаль, в ее глазах плывут остатки серо-голубого дыма, затуманившего сознание.
– Ну вот, я же говорила, что жалеть будешь. – Она отступила на шаг и спрятала руки за спину. – Я предупреждала…
Серебряная пыль луны печальным нимбом над головой Александры. Мадонна… еще одна Мадонна, а ему бы с человеком поговорить. Или помолчать, просто, чтобы рядом, чтобы не одному. Ему так надоело одиночество.
– Ничего не произошло, – будничным тоном заметила Александра. – Ничего такого, на что стоило бы обращать внимание, правда?
Неправда. Но вздохнув, Игорь ответил:
– Правда.
Дальше шли молча, только не вместе, а порознь, отгородившись мыслями и проблемами, наверняка, у нее тоже есть проблемы… хотелось бы знать, какие именно, но вряд ли скажет.
Дом выплывал из темноты желтыми пятнами окон, черной неравнобокой крышей и диском спутниковой антенны, закрывающей луну.
– Надо же, какая встреча… – Откуда появился Василий, Игорь не заметил, наверное, чересчур уж глубоко ушел в раздумья. – Гуляете?
– Гуляем, – ответила Александра, раздраженно, с каким-то непонятным вызовом, будто пыталась злость согнать.
– И я гуляю. Воздухом дышу. – Васька улыбался. Вот лица не видно, а Игорь все равно был уверен, что Васька улыбался, ехидно так, точно высмотрел нечто в крайней степени неприличное и теперь давал понять – он видит, знает и вот-вот расскажет всем.
Васька с детства любил ябедничать.
– Извините, но я, пожалуй, спать пойду… голова что-то болит. – Александра приложила руки к вискам. – Извините. И… спокойной ночи.
– Спокойной ночи! – крикнул в спину Василий и чуть тише, так, чтобы она не слышала, добавил: – Главное, чтоб голова болела после прогулки, а не до… А ты молодец, с фантазией подошел… я бы не додумался… нет, ну ты вообще даешь, соблазнить нашу мадам… какая трагедия накануне свадьбы… ну ладно, мешать не стану… иди, пожелай спокойной ночи, а там, глядишь, и головная боль пройдет.
Васька, засунув руки в карманы пиджака, бодро зашагал прочь от дома. Интересно, куда? Прежде он любви к ночным прогулкам не выказывал. Александра права, в этом доме слишком много тайн, которых отчего-то никто не замечает.
– Бедная моя. – Матушка сидела у изголовья кровати, до чего непривычно. Глаза покраснели от слез, и руки подрагивают, отчего костяные перья веера шевелятся, скребутся друг о друга с неприятным звуком. Сейчас Настасья поразительно ярко и четко слышит все звуки, их много, чересчур много, а хотелось бы спокойно заснуть.
– Я всегда была против подобных забав… катание на лодке, кто ж только придумал такое. Как подумаю, что могло случиться… – Матушка приложила к глазам батистовый платок. – Несомненно, Дмитрий повел себя весьма героическим образом… признаю, я была чересчур строга к нему.
Ознакомительная версия.
