большие деньги. Они продадут квартиру и переедут куда-нибудь на окраину, будут жить рядом с таксистами и дорожными рабочими.
Злость на сына, которую Илья ощутил тогда, заглушила даже печаль утраты.
Их квартира создавала иллюзию относительного благополучия. Принадлежность к тем, кто еще не опустился до уровня полной нищеты.
Переехав на окраину, они опустятся до уровня Фаины, которая приходит убирать у них квартиру.
Хлопнула дверь, Люба заглянула в кабинет. Они заговорили о чем-то постороннем.
Он должен был сразу догадаться…
– Любочка, расскажи все подробно, – попросил Илья. – Ты договорилась встретиться с Юлией на кладбище? Навестить могилу Гены?
– Илюша, это не я!
– Я верю, Любочка. Расскажи.
Конечно, он не верил. Он всю жизнь подыгрывал жене и сейчас это делал.
– Как ты доехала до кладбища? На такси?
– На автобусе, – тихо выдавила жена.
Это хорошо. Поездку на такси от всевидящего ока полиции не скроешь. Для полиции все базы данных открыты.
– Прошла через дырку в заборе?
Жена кивнула.
Дыру в заборе Илья заметил, когда приезжал договариваться о захоронении урны. Дыра была расположена удобнее входа, к ней вела хорошо утоптанная тропинка. Чтобы дойти до входа, кладбище приходилось огибать.
– Там чинили дорогу. Грохот стоял.
Илья обнял жену за плечи.
– Но выстрел я услышала.
– Рабочие тоже услышали?
– Не знаю. Они вдалеке копошились. Я прошла через дыру… И почти сразу ее увидела.
Илья крепче прижал жену к себе.
– Она лежала в траве. И…
– Говори, Любочка. Не держи в себе.
– Рядом валялась сумочка.
– Ты достала оттуда завещание?
– Я взяла сумку, – жена наконец-то заплакала. – Я ее открыла, когда уже ушла оттуда.
– Завещание было в сумке?
– Да. Я его скомкала, сунула в карман. Мы собирались с кладбища пойти к нотариусу. Я ей сказала, что у меня есть знакомый нотариус, и я хочу с ним проконсультироваться. Я ей еще накануне это сказала, когда она к нам приходила. Еще сказала, что адвокатская контора рядом с кладбищем. Илюша, это не я! Я хотела, это правда, но она была уже мертвая… Я бы не смогла! Я точно знаю, что не смогла бы!
– Я верю, Любочка. Куда ты выбросила сумку?
– Там стояла машина. Рабочие кидали в нее всякий мусор. Завещание я тоже выбросила. Порвала и выбросила.
Это хорошо. Машина с мусором должна была уехать в тот же день.
– Тебя кто-нибудь видел?
– Не думаю, – она потрясла головой. – Рабочие толпились дальше, у забора.
Седые волосы на макушке были спутаны, Илья пригладил их рукой.
– Я бросила сумку и пошла на остановку…
– Я заметил, у тебя новые туфли. Где старые?
– Мне было страшно. Туфли были грязные, в земле. Я их выбросила.
– Правильно.
– Илюша, это не я! Ты мне веришь? – Люба умоляюще схватила его за руку.
– Верю, – он погладил ее по руке. – Ты сказала Юлии, что к могиле пройти ближе от дыры в заборе?
Жена потрясла головой.
– Я сказала, чтобы она зашла с центрального входа. Это и от метро ближе, и проход в заборе с улицы плохо видно.
Это было правдой, проход в заборе скрывали кусты. Про него знали только посетители кладбища.
– Сказала, как найти могилу Гены. Сказала, что приеду на автобусе и зайду с другого входа. А встретиться предложила около лавочки, которая ближе всего к развилке.
На лавочку около развилки они обычно ненадолго присаживались, уходя от могилы. До дыры в заборе там было всего несколько метров.
Илья обнял жену за плечи, прижал к себе.
– Я не знаю, как она очутилась около забора!
Молодой Юлии ожидать Любу сидя на лавке было скучно. Молодой Илья и трех минут бы не просидел. Юлия наверняка прогулялась по дорожке, заметила проход. Может быть, решила пойти Любе навстречу…
– Илюша, это не я!
Илья поцеловал жену в висок.
Пистолет нельзя выбрасывать. Он может пригодиться.
– Все будет хорошо. Не думай больше об этом. – Он поднялся и позвал: – Пойдем ужинать.
* * *
Екатерина Борисовна подошла к их забору, когда Юра доставал из багажника сумки с Юлиными вещами.
– Здравствуйте, – обернувшись, поздоровалась с соседкой Маша.
Юра сел за руль, помахал Маше рукой. Она, улыбаясь, проводила глазами отъехавшую машину. Не то чтобы Юра всю дорогу шутил, нет, они разговаривали о какой-то ерунде, но Маше почему-то все время хотелось улыбаться.
Соседка, держась за штакетину, строго на нее смотрела.
– Говорят, ты с участковым встречаешься.
– Встречаюсь! – отрезала Маша, сжимая ручки сумок.
– Он хороший парень, – Екатерина Борисовна внимательно на нее посмотрела. – О нем все хорошо отзываются. Участливый, обязательный. Я о нем справки навела.
– Зачем? – зло спросила Маша. – Я вас просила?
– Ты бы мне спасибо сказала! – вздохнула соседка. – Вы с Юлей на моих глазах росли, вы мне не чужие. У одной личной жизни не было… Не хочу, чтобы ты обожглась!
– Моя жизнь никого не касается!
– Молодые все думают, что они особенные. Сами все знают, – соседка улыбнулась и тут же строго посмотрела на Машу. – Учиться надо на чужих ошибках, не на своих. Я тебе добра хочу. Участковый на первый взгляд парень надежный…
– Екатерина Борисовна, извините, я не буду его обсуждать!
– Не обсуждай. Все, что я хотела тебе сказать, я сказала.
Соседка медленно пошла к своей калитке.
Слава богу, что не направилась к маме.
Маша отнесла сумки в Юлину комнату.
– Обедать будешь? – отведя взгляд от сумок, спросила мама.
– Буду.
Двигалась мама тяжело и медленно, у Маши от жалости сжалось сердце.
– Катерина навела о Толе справки. Сказала, что парень он неплохой.
– Катерина действует из лучших побуждений, – улыбнулась мама. Улыбка получилась грустная. – Мы все когда-то ошибок наделали, не хотим, чтобы дети их повторяли. Не обижайся на нее.
– Я не обижаюсь. Но мне не нравится, когда лезут в мои дела.
Маша зашла в свою комнату, переоделась в домашние джинсы и футболку.
– Ты бы никогда не стала со своими советами лезть, – вернувшись в кухню, она села за стол.
– Я обычно так не делаю, – мама поставила перед ней тарелку с борщом. – Только неизвестно, хорошо это или плохо.
Есть не хотелось, но Маша сделала вид, что обедает с удовольствием.
– Молодым нужно подсказывать, – мама налила себе чай, села рядом напротив и грустно улыбнулась. – Только они слушать не хотят.
– Подскажи мне, – засмеялась Маша.
– Убегай от непорядочности, – мама вздохнула. – Никогда не пытайся оправдать непорядочность.
– А что можно оправдывать?
– Да многое можно.
– Ну например! – настаивала Маша.
– Ну… На какие-то грубые слова иногда не стоит обращать внимания. В раздражении можно много лишнего наговорить. Мы с папой часто ссорились, а знали, что никогда друг друга не под-ведем.
– Я не помню, чтобы вы много
