Раздосадованный неудачей, Бекназар решил дождаться возвращения Меджи, сына разговорчивой старой женщины. Покружив по городу, ближе к вечеру снова постучал в тот дом. Меджи пришел с работы. Он мало что мог рассказать… Да, ломали вместе, закончили работу быстро. Потом Мегерем выставил угощение… Готовил сам Мегерем, который, помнится, жаловался на жену: «Нашла время уехать…»
— Куда она уезжала?
— Не знаю… Помню, что ее не было.
На следующий день Бекназар полдня провел за изучением заводской документации. Как драгоценность, он извлек оттуда приказ о командировке в Ашхабад замдиректора Акбасовой — тогда она еще не была директором — и главного бухгалтера. Ее здесь быть не могло, когда Мегерем сломал свой старый дом.
Все увиденное и услышанное у овощной базы не выходило из головы Хаиткулы, но предстоящий разговор с Ханум Акбасовой представлялся ему не менее важным. Когда бывшая директор винозавода села перед ним, он спросил:
— Вы все еще придерживаетесь своих старых показаний относительно найденных у вас монет или можете сообщить что-нибудь новое?
— Ничего нового. Сколько можно повторять одно и то же?
— Рассказывайте… В последний раз.
Ханум повторила свою версию нахождения монет слово в слово. Хаиткулы следил по стенограмме.
— Отлично. Но на последнем допросе вы еще говорили, что двор очистили в течение двух-трех дней.
— Да, говорила.
— И все-таки вспомните: за два или за три дня убрали?
— Последнюю уборку сделали на третий день — вымели двор и полили его. Что вас еще интересует?
— Вспомните, когда вы нашли кувшин — в первый или во второй день?
— На второй день после того, как сломали дом… К вечеру. Мегерем ушел в магазин за хлебом, я тогда и нашла… Гражданин капитан, у вас сегодня, вижу, хорошее настроение, вы так долго не отпускаете меня.
Хаиткулы посмотрел на нее и кивнул головой, как бы соглашаясь.
— Да, разговор, похоже, затягивается. Вот заключение экспертизы. — Он протянул ей лист. — В нем говорится, что эти монеты никогда не лежали в земле. Это первое…
Ханум смотрела в бумагу, но читать не могла, буквы прыгали перед глазами.
— А второе: в тот же день, когда дом был сломан, весь мусор вывезли со двора. Вот, можете об этом прочитать здесь. — Хаиткулы протянул ей еще одну бумагу. — Это показания двух свидетелей. Вас в тот день в городе не было вообще. За два дня до этого вы уехали в Ашхабад. Вернулись тоже через два дня, когда двор уже был чист. Вот выписка из приказа по заводу о вашей командировке. Может быть, поездка не состоялась? Нет, Вы жили в гостинице «Туркменистан», в «люксе» на первом этаже.
Ханум ничего не отвечала.
— Хотите воды? — спросил Хаиткулы.
— Нет.
— Идите отдохните и обдумайте все, что я вам сказал.
Но подследственная не захотела идти: не меняя позы, глухо сказала:
— Дайте бумагу и ручку.
После допроса Акбасовой Хаиткулы вернулся к месту происшествия.
Участковый милиционер не мог опознать убитого:
— Нездешний парень!
Хаиткулы подошел к стене с окнами, чтобы попытаться воссоздать трагическую ситуацию, которая была здесь несколько часов назад. Стал к окнам спиной… Вот машина наезжает на него… Снег истоптан вдоль стены. Значит, пытался найти выход из ловушки… Не дали, прижали машиной, или кто-то был рядом, сбоку отрезал путь… Ослепленный фарами мальчик прижался к стене, вытянул вперед руки… Хаиткулы чуть-чуть присел. Руками стал хватать снег, представляя конвульсивные движения жертвы.
— Не теряйте времени, капитан!
Он вздрогнул от неожиданного окрика криминалиста, но не прореагировал. Как актер, он уже вжился в роль того, кто ночью искал возможность спасения. Он шарил по истоптанному снегу и вздрогнул еще раз — теперь от боли в ладони. Снег окрасился его кровью, рука напоролась на осколки стекла. Он поднял кусок толстого стекла, очистил от снега, повертел перед глазами. Поднялся, позвал:
— Мартирос Газгетдинович!
— Вот это другой разговор, — криминалист внимательно стал разглядывать осколок. — От автомобильной фары… Возможно, от той самой.
Хаиткулы, комком снега пытаясь остановить кровь, не менее уверенно, чем криминалист, сказал:
— Только от той машины. Во-первых, осколок лежал в снегу, значит, попал сюда недавно. Во-вторых, у жителей этих мест нет своих машин. В-третьих, в этом доме нет детей, которые могли бы притащить сюда такую игрушку. В-четвертых, осколок лежит на том месте, где задавили парня.
— Но машина не могла фарой стукнуть об стену. Даже если бы смялся буфер, с фарой ничего бы не случилось.
— Давайте разыграем всю сцену вдвоем. Я — этот парень, а вы — наезжающая на меня машина.
Криминалист Тамакаев стал против него.
— Я от вас ничего хорошего не жду, мне страшно… Идите, идите на меня… Что я могу сделать в эти последние секунды?
Тамакаев надвигался на него, а Хаиткулы прижимался теснее и теснее к стене. Он было поскользнулся, но каблук наехал на что-то твердое. Тут же нагнулся и вытащил из-под снега кусок кирпича. Полсекунды смотрел на него, потом замахнулся, целясь в Тамакаева.
— Ты что, капитан? — тот отпрянул в сторону, нахмурился.
— А вот что… Откуда этот кирпич? Давайте искать, откуда он свалился. Убежден, что он имеет отношение к разбитой фаре.
Они стали ходить вдоль стены, исследуя каждый сантиметр ее.
— Вот оно! — Хаиткулы сунул руку в выбоину, в которую уже намело снегу. Выбросил снег из ниши, кирпич сунул в нее. — Отсюда!
— Пожалуй… Значит, защищался как мог. Но почему он целился в фару?.. А вообще скажу, я вами доволен, Хаиткулы Мовлямбердыевич.
Хаиткулы отвлек Талхат:
— Товарищ капитан, я еще раз осмотрел их комнаты. Там, где молодуха живет, под кроватью нашел полбутылки водки и пепельницу, полную окурков.
— У старухи спрашивали, откуда все это?
— Нет, мы ее туда не пустили. Молодая была и двое понятых.
— Что молодая говорит?
— Плачет, говорит, с позавчерашнего дня все это осталось. Врет. Если немного прижать, все расскажет.
Хаиткулы поморщился:
— «Немного прижать»… Талхат, я тебя не понимаю. Ну, хорошо, что еще узнал у нее?
— Работает в больнице уборщицей. Муж сидит. Фамилия ее — Бердыева.
Хаиткулы пошел в дом. Молодая женщина вытирала платком глаза, а увидев капитана, расплакалась сильней. Старуха сидела как сторож рядом, молчала и даже не посмотрела на вошедшего Хаиткулы. Он попросил оставить его наедине с молодой. Старуха перешла в свою половину, но Хаиткулы велел Талхату проводить ее на веранду.
— Не плачьте. Давайте поговорим спокойно. Дело слишком серьезное. Вы должны сказать, кто пил у вас водку, кто курил. Чтобы узнать, когда это было, нам много времени не понадобится. После этого найдем вашего гостя. Если вы сами его назовете и окажется, что он непричастен к тому, что произошло под этими окнами, даю слово, никто не узнает, что он был у вас.
Она немного успокоилась:
— Поверьте, тот, кто был у меня, никакого отношения к этому делу не имеет. Он пришел поздно вечером, около десяти. Когда тот шум, от машины, затих, он ушел, сказал: «Пусть нас не впутывают в это».
— Он хромает, тот, кто был у вас?
— Зачем мне нужен хромоногий! — Ее глаза загорелись, потом снова погасли.
— Как его фамилия? Где он работает?
Она опять заплакала:
— Только пусть свекровь не слышит.
— Она не слышит. Вы же видели, я ее нарочно на веранду выпроводил.
— Если она узнает, ее сын с меня шкуру сдерет и саманом набьет… Он работает в больнице. Адрес…
Хаиткулы записал адрес, велел Талхату оставаться на месте происшествия, сам поспешил к машине.
На его стук калитка открылась сразу. Хозяин, бледный как полотно, не дожидаясь вопросов Хаиткулы, заговорил первым:
— Знал, что придете. Всю ночь не спал… Только вы на меня зря время потратите.
— Оденьтесь так, как были вчера вечером одеты. Придется проехать с нами.
Через десять минут они снова были там, где провели все утро. Доктору показали на четыре ряда следов, ведущих к овощным складам.
— Свой след узнаете?
— Вот это мои.
— Когда вы сюда приехали вчера?
— Кажется, в десять.
— А если без «кажется»?
— Вчера вечером в десять часов.
— Эта женщина знала, когда вы к ней приедете?
— Вах!
— Спрашиваю: знала?
— Да.
— Кто открыл калитку, когда вы приехали? — Никто не открывал, она была открыта.
— Почему потом, когда уходили, не закрыли ее?
— Не знаю… Наверно, торопился.
— Эта женщина вас проводила, когда уходили от нее?
— Вам это обязательно нужно знать?
— Да.
— Нет, не провожала.
— И раньше никогда не провожала?
