Ознакомительная версия.
Конечно, в шкафу никого не оказалось, две их дорожные сумки не в счет. И под кроватью ее муж не прятался тоже, не нужно было даже нагибаться. Нагнулась, честное слово, мозги от жары распарило!
Нет, ну куда же он мог подеваться с такой-то усталости?! Ведь едва ноги волочил, выбираясь из душевой комнаты, а тут вдруг…
Совершенно неожиданно Юлю охватило незнакомое прежде чувство странного беспокойства. Нельзя было даже сказать, что она начала беспокоиться за Степана. Не иголка, в конце концов, найдется. Может, в ресторан пошел, сделать заказ. Может, воздухом вышел подышать на балкон, опоясывающий здание чугунными низкими перильцами. Ну, нравится человеку дышать знойным спертым воздухом, кто против. Нет, не отсутствие Степана вызвало у Юли смутное беспокойство. Что-то еще… Что-то другое…
Как-то неуютно сделалось мгновенно, до мурашек под лопатками, от этого противного чувства. Будто ветром ледяным повеяло, будто солнце кто спрятал за огромной черной тучей, и дождевые капли будто намочили шею под воротником. Вот как ей сделалось от того, что Степана не оказалось там, где он должен был быть определенно. Ведь в их общей с ним жизни все было так… Так размеренно, так спокойно, мирно, счастливо и безмятежно. И главное — системно! Каждая вещь, каждое действо знали свое место и время.
Утро начиналось с едва слышного звонка кофеварки. Степан всегда программировал ее с вечера, чтобы, не успев открыть как следует глаза, тут же хлебнуть из крохотной глиняной чашечки. Он выпивал сам, потом тащил кофе ей в постель. Если Юля изъявляла желания пробудиться в половине восьмого утра, то кофе не оставался остывать на тумбочке. Потом Степан уезжал на службу. А она, выбравшись из кровати, начинала свой день.
Час уходил на то, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к приходу детей. Они приходили. Она вела их к Степану в кабинет, где они занимались за огромным Т-образным столом. В перерыве она поила учеников чаем, соком, кофе, в зависимости их пожеланий. Угощала пирожными, кексами, печеньем. Потом провожала детей и начинала готовиться к ужину, а потом к обеду. Двое ее подопечных учились в школе в первую смену и приходили после обеда. Двое других занимались во вторую смену, а к ней заявлялись с утра.
Все ее приготовления к обеду или ужину заключались в том, что она шла на кухню, усаживалась на стул возле окна и с интересом наблюдала за тем, как хлопочет возле плиты Мария Ивановна. Она не надоедала домработнице вопросами, разговорами, молча грызла морковку либо капустный листик и с упоением смотрела на ловкие руки своей помощницы.
Потом Мария Ивановна, приготовив либо обед, либо ужин, уходила. А Юля начинала сервировать стол либо к обеду, либо к ужину. Их домработница жила в доме по соседству, и такой вот график — пришла-ушла — ее вполне устраивал. Ее работодателей тоже.
Обедала Юля, как правило, в одиночестве, ужинала всегда со Степаном.
Но даже полное одиночество за столом в их огромной кухне-столовой не позволяло ей расслабиться. Она всегда накрывала стол как положено: салфеточки, приборчики, цветочки в вазочке. Она же должна уважать себя? Должна! Вот и…
К ужину возвращался Степан. Они усаживались за стол. Неторопливо ели, разговаривали, время от времени касаясь губами края бокала с хорошим вином. Потом шли в гостиную, смотрели телевизор, снова разговаривали. Потом шли в спальню.
Секс у них был каждый день. Ровный, милый, приятный, без ненужной порывистости и иссушающей страсти. Они забирались под одеяло. Какое-то время Степан молча настраивался на исполнение супружеского долга. Юля в это время тихонько лежала рядом, нежно поглаживая его живот. Потом он к ней разворачивался, несколько раз целовал в губы и грудь, потом взбирался на нее, либо поворачивал ее к себе спиной, либо усаживал сверху, в зависимости от того, как им обоим этого хотелось. Дожидался ее, потом поспевал следом и шел в ванную, а следом на кухню программировать кофеварку. Затем возвращался в кровать, дожидался жену после душа, пристраивал ее головку на своем плече, и они мирно засыпали.
И Степана, и Юлю такое положение вещей вполне устраивало. Менять никому ничего не хотелось. Так было день за днем. Так — планомерно, спокойно и мирно — протекала их совместная жизнь. И им в ней было очень уютно.
Мягкой и бархатистой казалась Юле ее жизнь. И она барахталась в ней, куталась в нее, втягивала ноздрями этот тонкий аромат безмятежности и совершенно ничего — уж точно — не собиралась в ней менять. И что самое главное — никогда за совместно прожитые годы у нее не возникало мерзкого чувства высыпавших мурашек под лопатками, и голову в плечи, будто от ледяных брызг, ей вжать не хотелось. А тут…
Очень быстренько Юля оделась, порывшись в своей дорожной сумке. Натянула свежую кофточку на трех пуговичках, шорты, сунула ноги в сандалии. Вытащила из дверного замка ключ и вышла из номера.
Она не собиралась следить за Степаном — боже упаси! Не собиралась идти по его следу, кто мог сказать подобное! Ее просто подгонял беспокойный зуд, утихомирить который могло только присутствие любезного сердцу супруга. Вот она и вышла из номера.
На стоянке возле машин его не было. В ресторане, куда она отправилась следом, тоже. Рыхлая женщина с копной смоляных кудрей улыбнулась ей и спросила на ломаном русском, не изволит ли она поужинать.
— Да, да, непременно, только чуть позже. Мужа отыщу. — Юля ответила ей улыбкой. — Он не заходил сюда? Высокий голубоглазый блондин… Очень симпатичный…
Женщина скользнула по ней оценивающим взглядом и тут же с характерной ухмылкой отрицательно мотнула головой. Юля вспыхнула. Сделалось обидно до неприятного.
Ну да, она не красавица. Не супер и не топ-модель, но и не дурнушка. Поэтому нечего на нее смотреть, как на существо недостойное пребывать рядом с высоким, симпатичным, голубоглазым блондином. Они очень даже видная пара и вполне достойны друг друга. А шарма у нее на десятерых хватит. А тело ее, между прочим, Степан называет невозможно соблазнительным, вот!
— Если ваш муж в халате и с телефоном, то он на балконе в шезлонге с северной стороны мотеля, — подсказал вдруг кто-то со спины. — Он уже там минут десять разговаривает с кем-то.
Обернувшись, она обнаружила возле барной стойки совсем юную девушку, чуть уменьшенную в размерах копию той женщины, что оценила с ходу ее так низко. Дочь, наверное, подумала Юля, поблагодарив ее кивком головы. Улыбаться что-то расхотелось. Повернулась и пошла из ресторана к винтовой лестнице, с которой начинался обруч балкона с низкими литыми перильцами.
Степан нашелся. Да и куда он мог подеваться, господи! Чего это ей в голову и в душу полезло идиотское чувство беспокойства, поплелась его искать? Теперь вот ко всему прочему еще и легкая досада примешалась. Досада на противную тетку, посмевшую взять под сомнение ее — Юлино — очарование. Можно подумать, эта рыхлая женщина решает, кому конкретно надлежит быть рядом с симпатичными голубоглазыми высокими блондинами. Тоже еще — ценительница!..
Муж нашелся именно там, куда ее отослала дочка противной тетки. С северной стороны здания на балконе стояло несколько столиков и шезлонгов. Провисший от безветрия парус навеса радовал глаз ярко-желтой с оранжевым полоской. От него к перильцам была натянута леска, по которой резво вился дикий виноград. Тень, благодатная прохлада, какой-никакой, но свежий воздух. Понятно, с чего Степана потянуло именно сюда.
Он сидел в шезлонге к ней вполоборота, далеко вперед выбросив длинные ноги, и с ленивой грацией преуспевающего в жизни и издерганного этой же самой жизнью бизнесмена потирал переносицу. Есть, есть такая у них манера, не надо спорить. И всегда можно распознать их даже по тому, как они поворачивают голову. Не так она у них поворачивается, поверьте, как у простых смертных, только что выскочивших из заводской проходной. И взгляд не такой. Не так совершенно он у них работает. Загадочно и непроницаемо он у них помаргивает, как прикрытый защитным экраном монитор компьютера. И какая потом оттуда заставка выскочит, что именно преподнесет на рабочий стол их нестандартное деловое мышление, одному черту может быть и известно. Потому как бог тут совершенно ни при чем.
Не с его молчаливого согласия сколачиваются огромные состояния. Не он благословляет на поглощение мелких компаний крупными. Не стал бы он терпеть толпы выброшенных на улицу сотрудников, уволенных по сокращению штатов, и уж тем более никогда бы не примирился с жестким устранением конкурентов.
Не все, конечно, прибегают к таким вот методам, но бывает…
И взгляд, и походка, и манера сидеть за столом либо в шезлонге у них своеобразная. За столом переговоров, к примеру, они деловиты, собранны, сдержанны и настороженны. Как бы не обошли, как бы чего не вышло. А на отдыхе, как вот теперь ее Степан расселся, они сиживать изволят совершенно иначе. Тело расслаблено, манеры вальяжные, взгляд рассеянно мерцает. Только вот мало кому известно, что подобное мерцание обманчиво. Оно много чего таит в себе. И такого вот обманчивого мерцания Юля немного опасалась. Оно не беспокоило ее, нет. Оно просто было ускользающим, трудно поддающимся пониманию. И это делало ее любимого мужа Степана немного… немного чужим, наверное. А это не могло Юле нравиться. Она же любила его, уважала, боготворила, невзирая на заповедный запрет.
Ознакомительная версия.
