Ознакомительная версия.
— Нужно поехать в морг!
— Не-е-ет… Бабушка, умоляю, оставь меня в покое. Сколько своих друзей детства ты уже осмотрела вместе со мной? Шесть? Семь? Я не переношу морги, я больше не хочу.
С прошлого года бабушка вдруг стала проявлять активность и участие в похоронах всех своих друзей и знакомых детства.
— Нужно! — шипит бабушка.
— Нет. — Я демонстрирую голосом непреклонность. — Никаких моргов.
— Кто-то убил блудливую сучку Ханну. Вместе с ее четвертым мужем. — Она понижает голос.
Я резко сажусь в кровати и окончательно просыпаюсь. Представляю ее с трубкой у рта, нависшую над телефоном. В тонком шелковом пеньюаре, в огромных меховых шлепанцах, и вьющаяся прядка у виска — припорошенное пеплом времени потускневшее золото. Когда она сердится, то не хмурится, а лишь слегка прищуривает глаза и кривит рот. Я предлагаю первое, что пришло в голову:
— Нужно позвонить маме.
— Нет! — кричит бабушка.
От ее крика я дергаюсь и клацаю зубами. Повернувшись к зеркалу, обнаруживаю себя, совершенно голую, сидящую на кровати с безумными глазами и приоткрытым ртом.
— Нет, — говорит она уже спокойным голосом, — ты что, не знаешь свою мать? Она же свалится в истерике дней на пять, и вместо похорон нам придется вызывать врачей на каждый ее припадок.
— Похорон?..
— Ты меня не поняла? Ханну убили.
— Уже? — заинтересованно приподнимется на кровати дедушка.
— Заткнись! — топает на него ногой бабушка. — Ну вот, из-за твоей непонятливости мне пришлось повысить голос. Теперь Пит не успокоится, пока я все не объясню.
Она бросит трубку без предупреждения. Я встану и, покачиваясь, пойду на кухню. На перекладине окна в открытой форточке будет сидеть попугай и устрашающе топорщить хохол на макушке. Я влезу на табуретку, возьму попугая, он заверещит, будто ему выдергивают перья. Одной рукой его надо брать за когтистые лапы, а второй — быстро, пока он не воспользовался изогнутым клювом, — за горло. На моей руке, на заживших прошлонедельных царапинах подживают новые, позавчерашние. Слезу с табуретки и, оказавшись посередине кухни с зажатым в руках попугаем, пойму, что неплохо бы надеть что-нибудь, но как? Я просуну голову в завязки фартука и с попугаем в вытянутых руках выйду в коридор. Главное, не забыть опустить предохранитель замка.
Я позвоню в квартиру рядом и подниму орущего попугая до уровня глазка, прислушиваясь, не едет ли лифт, поскольку моя голая спина как раз повернута к нему. Когда дверь откроется, я суну попугая причитающей и хлопающей в ладоши женщине в ярком халате. Она скажет, что я — подарок господа. Да, именно так: подарок господа.
Быть подарком господа в наше время нетрудно. Нужно регулярно снимать с форточки или ловить в своей квартире сбежавшего от соседей попугая и первое время за его возвращение даже принимать коробку конфет, ананас, бутылку вина, корзинку клубники, банку маринованных огурцов (“Свои, сама закатывала!”) и… Что там еще было, до того дня, когда я с трудом сдержалась, чтобы не свернуть попугаю шею? Да, книга. Книга о вкусной и здоровой пище. После книги я попросила прекратить всяческие благодарности, кроме устных, и мне в награду тут же рассказали, что это очень редкий и дорогой попугай, и если его не будет дома к моменту возвращения из плавания главы семьи, то…!
Пятясь задом, я отступаю к своей двери, быстро стягиваю в узел завязки фартука над голыми ягодицами, киваю головой, изображаю понимающую улыбку и категорически отказываюсь от банки растворимого кофе.
В квартире я успею к давно надрывающемуся телефону, и бабушка заявит мне приказным тоном:
— К девяти мы заедем за тобой на такси. И положит трубку.
Мы прибудем к моргу, где я познакомлюсь с инспектором Ладушкиным и врачом-патологоанатомом, и они оба будут что-то объяснять, пряча глаза, а бабушка, устав от их бормотания, потребует немедленно приступить к опознанию. Врач станет уверять ее, что опознание затруднено, поскольку тела не то чтобы сильно изуродованы, но и удовлетворительным материалом их назвать нельзя, и от этих объяснений у бабушки разыграется жуткий интерес и желание немедленно рассмотреть все, что врач счел неудовлетворительным для опознания материалом. Она будет прорываться в анатомический зал — так называлось место, где лежат мертвые тела, — “зал”, и даже обзовет инспектора Ладушкина, тоже пожелавшего ее подготовить, неприличным словом.
Тут вступит дедушка, он начнет уверять инспектора, что сдерживать бабушку бессмысленно, и если она решила немедленно посмотреть на свою умершую дочь, то непременно посмотрит, и подготавливать ее к осмотру совершенно ни к чему, поскольку последние десять лет она ежевечерне просит высшие силы помочь ее дочери оставить этот мир, чтобы побыстрее возродиться в более приличной ипостаси, чем проститутка, жадная сволочь, похотливая сучка, бросившая своих детей, кровосмесительница и убийца.
— Поэтому, — великодушно заметит дедушка, — совершенно все равно, в каком виде находится некогда рожденная ею дочь, и ничего, кроме покоя и чувства, что высшие силы наконец услышали ее молитвы, бабушке это опознание не принесет.
Я во время этих недолгих, но громких препирательств буду молча подпирать стену, заботясь только об одном — как бы меня не стошнило. Когда взъерошенный и красный Ладушкин, гордая, с лицом победительницы бабушка, послушный дедушка и за ними — я, приготовившая на всякий случай салфетки, прошли в этот самый анатомический зал, первое, что меня поразило, — это множество желающих опознаться. Каталок, накрытых простынями, я насчитала двенадцать, на тринадцатой меня отвлек возмущенный голос бабушки:
— Что это такое? А где голова?
— Ты когда-нибудь видела, как изумрудная оса откладывает личинку в сочный животик таракана? Я тут скатал кое-что, подправил, и уверяю тебя, это зрелище впечатляет.
— Что такое изумрудная оса? — интересуюсь я.
— Это очень изящное насекомое, не в пример нашим толстым полосатым подмосковным осам. У нее талия ниточкой, тонкое продолговатое брюшко и гениальный оттенок темно-зеленого цвета.
— Где взял?
— Скатал в Интернете. Брэдовский сериал “Мир хищников”. Послушай, не перебивай. То, как изумрудная оса протыкает жалом таракана между сочленениями панциря на спине и откладывает внутрь личинку, конечно, зрелище захватывающее. Вполне сойдет за сложную насильственную эротическую конструкцию. Но потрясающим является не финал, а подготовка таракана. Оса обхватывает своими лапами тараканью морду, кусает ее, впрыскивая дурманящее вещество, после чего таракан совершенно теряет волю и способность сопротивления. Моя красавица берет его за лапу и ведет за собой! — захлебываясь от восторга, орет в трубку возбужденный оператор Лом.
— И все это на кухонном столе возле грязной посуды с остатками вчерашнего ужина? — уныло интересуюсь я.
— Как тебе удается одной фразой все опошлить? Ну почему на кухне? При чем здесь грязная посуда?
— Так ведь таракан же… — обороняюсь я.
— Дремучая ты, Ахинея. Тараканы — короли пустынь!
— Да? А я думала, что верблюды.
— Не отвлекайся.
— Ладно. То есть все это — на фоне песка?
— Да. На фоне горячего шуршащего серо-желтого песка. Под французский любовный шансон с хорошо проговариваемыми словами. С замедленным выделением деталей, анимационной подрисовкой. Две с половиной минуты.
— И это можно назвать эротикой с элементами насилия?
— А как еще это можно назвать?
— Подожди, что там в финале? Куда оса ведет таракана?
— В норку! — орет возбужденный оператор.
— И?..
— Она заводит его в заранее подготовленную норку. — Голос на том конце трубки интригующе понижается, на первый звуковой план выходит возбужденное прерывистое дыхание с подсасывающими носовыми звуками (у Лома хронический насморк). А потом я уже слышу просто трагический шепот:
— В этой норке зачумленный таракан проведет лучшие мгновения жизни в наркотическом дурмане, являясь живым кормом для подрастающей внутри него личинки. Он не сможет выбраться, потому что зеленая коварная красавица, уходя, завалит вход в норку камушками.
— А некоторые дамы очень нервно реагируют на насекомых, — вздыхаю я. — Даже и не знаю, как бы я себя почувствовала, развалясь в диванных подушках для просмотра эротических зарисовок и увидев на экране осу с тараканом, которые…
— Не отвлекайся. Какие диванные подушки? Ты заявку видела? Нам заказали три клипа экзотически-эротической направленности с элементами насилия для демонстрации их во время научной конференции. Сейчас…
Я слышу, как Лом копается у себя на столе.
— Вот. Нашел. Научная конференция на тему… Ты только подумай, нет, ты послушай! Это название просто зачаровывает! “Субструктура гетеро… подожди, ге-те-ро-эпитак-сиальных! монокристаллических слоев сульфида кадмия на германии… Ты слушаешь? Кадмия на германии!!” Как тебе вообще словосочетание “гетероэпитаксиальных монокристаллических слоев”?
Ознакомительная версия.
