Плещеев хотел выйти из машины, но за углом завели мотор, и вскоре появилась та самая «девятка». В салоне был виден один водитель, значит, «пассажир» по-прежнему лежал на заднем сиденье без сознания, а возможно, и без признаков жизни.
Плещеев автоматически запомнил номер: т5793ср, решив немедленно по возвращении домой выяснить, на чье имя зарегистрирована машина. Он завел мотор, но, вместо того чтобы повернуть в сторону дома, свернул на мост Лейтенанта Шмидта, продолжая держать в виду вишневую «девятку».
Она свернула на Третью линию и остановилась. Плещеев проехал мимо, чтобы не выдать себя, но затем свернул на Съездовскую и въехал на Третью линию со стороны набережной. Он успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как высокий сильный парень — тот самый водитель «девятки» — исчезает в парадной, неся на руках что-то тяжелое. Но недостаточно тяжелое для подгулявшего друга — он нес женщину или подростка. Однако явно не труп — мертвых носят иначе.
Значит, просто подружка не рассчитала своих сил. Что ж, и такое случается…
Плещеев подождал, пока в окнах третьего этажа вспыхнул свет.
Вроде бы все было ясно, и все же Сергей решил подождать еще. Конечно, надо бы домой, чтобы не нервировать Людмилу лишний раз — достаточно того, что она беспокоится тогда, когда это действительно имеет смысл. И все-таки шестое чувство удерживало Плещеева у красивого дома с эркерами. Не упуская из виду парадную, где скрылся «спортсмен», как про себя Сергей успел окрестить водителя «девятки», он отошел к Большому проспекту, где на углу виднелся телефон-автомат. Хотя стекло было разбито, но автомат, на Удивление, работал.
Сначала Плещеев позвонил домой и сообщил жене, что задерживается, затем набрал номер, известный в городе очень немногим.
— Говорит Плещеев из «Эгиды», пароль «Синдбад». Сообщите, пожалуйста, на чье имя зарегистрированы «Жигули», номерной знак т5793ср.
Ждать пришлось минуты три, не более. «Воронов Вадим Владимирович, прописанный по адресу: Третья линия, дом 5, профессиональный спортсмен, теннисист… Не привлекался… замечен не был…»
«Чист как стеклышко», — думал Плещеев, возвращаясь к машине.
И чего, спрашивается, он так гоношится. Действительно, теннисист водил подружку в кафе, а она выпила больше, чем следовало бы. Он-то парень крепкий, держится, а она послабее…
Одно только не сходится: нет на улице Плеханова никаких ресторанов. Даже захудалой кафешки нет поблизости. Что-то все-таки не так.
Плещеев включил щетки, продолжая раздумывать над виденным. «Действительно ведь оказался спортсмен, — усмехнулся он. — Надо бы запросить о нем подробную информацию».
В этот момент на Третью линию свернула машина. Плещеев решил подождать, пока она проедет. Однако «Москвич» поравнялся со знакомой уже парадной и остановился.
По сути дела, в этом не было ничего необыкновенного, но Плещееву такой поворот дела показался интересным.
Из машины вышел коренастый человек лет за тридцать. У входа в парадную он остановился, чтобы убедиться, что нужная ему квартира находится именно на этой лестнице. В руках у него был квадратный кожаный баул.
«Врач», — неизвестно почему решил Плещеев.
У него не оставалось сомнений, что человек идет в квартиру Воронова Вадима Владимировича.
Номер «Москвича» запомнился сам собой. Плещеев обладал почти феноменальной памятью и не раз поражал окружающих способностью запоминать адреса, анкетные данные, номера телефонов и номерные знаки машин даже походя, не специально, тем более не делая никаких особых усилий.
Известно, что настоящий профессионал — это тот, кто чует происходящее шестым чувством. Хороший врач без всяких анализов ставит диагноз, великий портной шьет без примерки. Сергей Петрович Плещеев был профессионалом высокого класса и потому чувствовал: что-то тут не то.
* * *
Сворачивая к себе на Третью линию, Вадим внимательно посмотрел в зеркало заднего вида: все было спокойно. Он поднял голову: все пять окон вороновской квартиры были погружены во тьму. «Спите, жители Багдада, все спокойно», — пробормотал он. Что ж, тем лучше.
Дождь немного утих, но редкие капли продолжали барабанить по капоту. Стояла та питерская погода, за которую наш город недолюбливают приезжие с юга, — сырой, темный и холодный вечер. Петербуржцы стоически переносят этот сезон, но народу на улицах становится заметно меньше.
Вадим открыл заднюю дверцу и вытащил девушку. Она так и не пришла в себя, открыла глаза, посмотрела на него мутным взором и снова впала в забытье. Он закрыл автомобиль и, взяв девушку на руки, понес наверх.
Пеппи - Длинный чулок
Ну наконец-то дома…
Не снимая ботинок, с которых на пол текли грязевые потоки, Вадим внес девушку в гостиную и положил на диван.
«А что делать, если она помрет… — растерянно подумал он. — Кубка тогда не видать как своих ушей».
Он стащил с нее грязный плащ, под которым оказались дешевые синие джинсики и тоненький шерстяной свитерок. Теперь стало видно, что она совсем подросток. Грудь была едва заметна, а ребра через свитер можно было пересчитать. Девушка дышала гораздо ровнее, и казалось, что она просто спит.
Теперь Вадим заметил, что она хорошенькая, только очень бледная. Ему стало ее жаль, но это чувство тут же прошло, уступив место досаде. «Вот дура — под колеса бросается, а мне расхлебывай… Чего же теперь делать-то?»
Вадим пошел в комнату родителей и открыл аптечку. Внезапно он вспомнил про спортивного врача Павла Адриановича, к которому в незапамятные времена приклеилась кличка Челентаныч. Он, бывало, выгораживал ребят перед тренером и высшим клубным начальством. Вадиму, который не пил и не попадал в драки, не приходилось сталкиваться с ним с этой стороны, но кое-что от других он слышал.
Не долго думая, Вадим подошел к телефону и набрал знакомый номер.
— Павел Адрианыч, вы?
— Ты, что ли, Воронов?
— Ну да, тут я… девчонку какую-то сбил. Нет, нет, жива… В шоке, что ли… Домой привез…
— «Скорую» не хочешь вызвать?
— Не хочу.
— Понятно. Влип ты. Черный Ворон. Ладно, повреждений нет, переломов?
— Да вроде нет.
— Может быть, просто шок. Нашатырь есть?
— Поищу…
— Поищи. Дай ей нюхнуть, виски разотри. Думаю, придет в себя. Ну, я выезжаю, буду минут через двадцать,
Вадим снова пошел в комнату родителей. Высыпал на пол многочисленные бутылочки и коробочки и скоро нашел то, что искал. Нашатырный спирт. Оторвал кусок ваты и пошел в гостиную.
Девчонка слегка изменила позу. «Хоть бы оклемалась», — с раздражением подумал Вадим. Он взял нашатырь, налил его на вату и сначала для верности нюхнул сам — не выдохся ли — и тут же отпрянул. Нет, не выдохся.
Он сунул вату девчонке под нос. Та сделала вдох и открыла глаза. Посмотрела на Вадима, затем на потолок над собой и снова на Вадима. Она пыталась что-то прошептать, но слов разобрать не удалось.
— Ну ты и дура, — сказал Вадим вполголоса, — Лезла бы под другую машину, если жизнь надоела.
В прихожей раздался звонок. «Адрианыч», — понял Вадим и пошел открывать.
— Ну, как там твоя жертва? — с порога спросил врач. — Пришла в себя?
— Нет еще, не совсем, но вроде ей лучше.
— Сейчас посмотрим.
Врач прошел в гостиную, где на диване лежала девчонка. Он пощупал ей пульс, оттянул веки. Затем ощупал тело, задрал свитер.
— Помоги ее раздеть, — сухо сказал он. Вместе с Вадимом они сняли с девчонки свитер и джинсы, оголив худенькое, но длинное и пропорциональное тело. На левом бедре наливался огромный синяк.
— Гематома, — констатировал врач. — Болевой шок, общее неудовлетворительное состояние организма, питание ослабленное, переутомление. В общем, ничего страшного.
Он открыл чемоданчик, который привез с собой, и вынул оттуда шприц и ампулу.
— Сейчас она придет в лучший вид, — сказал он. — Ты ее еще и отодрать успеешь.
— Ну уж. — Такое Вадиму даже в голову не приходило.
— А что — хорошенькая, — говорил врач, делая инъекцию. — Правда, не в моем вкусе, я больше люблю баб в теле.
— Ну что? Все нормально? — спросил Вадим.
— Нормально. А ты вообще-то с ней поласковее, как бы в милицию не пошла. Сам знаешь, что будет.
— Да я думаю, обойдется.
Вадим действительно был уверен, что теперь все будет нормально. Как говорится, отделался легким испугом. Павел Адрианович тем временем внимательно осматривал квартиру.
— А неплохо ты тут устроился, Ворон. Очень даже неплохо…
— Да это же все от родителей, от дедушек и бабушек. Наша семья живет в этой квартире с девятьсот пятого года.
— Белая кость, значит. Не знал… Везучий ты, Ворон… Ох, везучий… Вот и сейчас хочешь выйти сухим из воды. А если бы она окочурилась? Хорошо, Павел Адрианович есть, палочка-выручалочка. Хотя ведь и сейчас — все равно наезд.
