Ознакомительная версия.
Жаров не сомневался, что этот человек мертв. Его голова была скрыта под водой, полы плаща задраны от падения с моста. Телефон, звонивший у него на поясе, замолчал, отмерив положенные сорок секунд. И снова зазвучала мелодия: наверное, на сей раз его вызывала перепуганная жена. Мобильник висел на ремешке, в нескольких сантиметрах от воды: зеленые блики от звонков коротко освещали воду, нитку водоросли, вытянутой вдоль течения…
Жаров вызвал личный номер Пилипенки и коротко сообщил ему о своей находке. Следователь попросил ничего не трогать и никуда не уходить. Естественно, мог бы и не напоминать… Жаров достал фотоаппарат, хотел было снять, но передумал: все равно будет фотограф и сделает это куда лучше него.
Он перемахнул через барьер и, соскальзывая с мокрых голышей, подошел к телу. Как большинство ялтинцев зимой, в темном, полном щербатых лестниц городе, Жаров носил с собой маленький фонарик. То, что он увидел в неярком синем свете, потрясло его. И дело было не в том, что из шеи трупа торчала короткая вычурная стрела – именно это он и ожидал увидеть.
Рядом с убитым лежала шляпа. Это не была какая-нибудь коричневая шляпа, похожая на шляпу застреленного бомжа. Это просто-напросто была точно такая же шляпа.
* * *
Машина подошла со стороны троллейбусной остановки, под мостом сразу стало шумно и светло. Полыхал блиц фотографа, оперативники переговаривались, включали рацию. Подъехала труповозка, и среди косматых кипарисов показались силуэты санитаров с носилками.
Жаров косился на окна пансионата: они были темными – как раз окна тех комнат, которые пустовали. Лучшие же комнаты, отданные сейчас жильцам, выходили в живописный средиземноморский дворик. Жарову не хотелось, чтобы Лариса услышала шум с улицы и прибежала сюда. Ее вскоре пригласят на опознание, и происходить это будет не здесь, а в официальной обстановке отделения судмедэкспертизы, куда ее доставят на служебной машине…
Следователь Пилипенко то хлопал кулаком в ладонь, то зевал в кулак, то снимал и протирал постоянно потеющие очки. Наверное, прошлая ночь у него тоже была бессонной.
– Что ты об этом думаешь? – спросил его Жаров.
– То же, что и ты, – ответил Пилипенко. – Одно убийство было случайным.
Жаров кивнул.
– Или случайными были оба, – продолжал следователь, – и тут просто какой-то тинэйджер, фанатик компьютерных игр, испытывает арбалет, который купил за папины деньги на барахолке.
Жаров покачал головой.
– Или оба убийства не случайны, – закончил свою мысль Пилипенко.
Жаров рассказал ему о знаке, который видел на открытке. Пилипенко вскинул на него глаза:
– Это любопытно. Ты еще не хочешь спать? Прогулялся бы к «Спартаку», потусовался среди бомжей. Думаю, они еще не все расползлись.
– У тебя, наверное, уже есть версия, и ты, как всегда, держишь ее при себе, – с раздражением сказал Жаров.
– Версия-то есть, – невозмутимо ответил Пилипенко. – Только твоя мне тоже нужна, так сказать – независимая. При сложении с моей мы получим результирующую, идет?
Жаров двинулся было пешком, но, увидев, что к остановке подходит троллейбус, запрыгнул на площадку. Версия была простой, и в тоже время – фантастической: кому-то понадобилось переодеть бомжа в бизнесмена. Вот только зачем? Ведь для того, чтобы произвести метаморфозу убедительно, надо было изменить и внешность бомжа, по крайней мере, постричь ему волосы. В принципе, человек в коричневой шляпе и в длинном плаще может подпасть под какое-то условное словесное описание. Только кто и как может его использовать?
Мало-помалу Жаров пришел к выводу, что никому, кроме самого убитого, такая операция была ни к чему. Но как он успел все это: нашел бомжа, уговорил его переодеться, выследил киллера и как-то подсунул ему бомжа… Маловероятно.
Напротив кинотеатра «Спартак», на лавочках под густыми магнолиями было известное место обитания бездомных. Они встречались тут по утрам, тут же собирались и поздними вечерами. Жаров, конечно, знал некоторых из них: порой они владели такой информацией, которую не раздобудешь больше нигде.
Бывший мореман Славка, по кличке Слива, сидел на лавочке, насупившись, с пивной бутылкой в руке. Вероятно, он только что опустошил ее и теперь раздумывал, как раздобыть следующую.
В магазинчике на остановке Жаров предусмотрительно запасся крепкой «Оболонью». Славка, конечно же, оказался весьма словоохотливым.
– Кручину я хорошо знаю, – сказал он и тут же поправился: – Кручинина Василия Петровича, учителя.
– Учителя? – удивился Жаров.
– Бывшего. Выгнали за пьянство, без права занимать должность. Пошел в грузчики, потом – в бомжи. Помотался по бывшему Союзу. Хороший человек, умный. Кстати, как раз сижу и жду тут его.
Что-то настораживало в испитом лице Сливы – какое-то уверенное, довольное выражение, будто учитель Кручинин, который уже никогда не придет, должен был его облагодетельствовать.
– Ты свою загадочность оставь, – строго сказал Жаров. – Чего такого он тебе наобещал?
Лицо Сливы сделалось скучным, Жаров хорошо знал это выражение. Он достал свой бумажник. С деньгами было, как всегда туговато: две двадцатки, пятерка и мелочь. Двадцатку было жалко, тем более, что это Сливе упиться просто. Пятерки, напротив, мало. Был бы червонец – дал бы в самый раз.
Жаров наскреб семь гривен с мелочью и протянул бомжу. Тот ссыпал мелочь в широкий карман пальто, а пятерку флегматично засунул за подвернутый обшлаг рукава.
– Короче, дело у него намечалось. И эти башли, – Слива тронул свой рукав, – теперь нам так, семечки…
– Ну, давай, я внимательно слушаю, – терпеливо произнес Жаров, зная, насколько эфемерны прожекты такого рода людей.
Оказалось, что сегодня вечером Кручинин связался с каким-то человеком, намекнул Сливе, что ожидает некую хорошо оплачиваемую работу, оставил вещи и ушел вместе со своим новым компаньоном. Оба пошли пешком в сторону Партизанской. Все совпадало: оттуда они вполне могли подняться на Дарсан, где Кручинин нашел свою смерть. Подобная информация стоила семи гривен с мелочью.
– Скажи-ка мне, как был одет Кручинин? – спросил Жаров. – Он был в коричневой шляпе, в длинном плаще?
Глаза бомжа поползи на лоб, он замахал обеими руками.
– Да что вы, нет! В шляпе и плаще как раз был тот цивильный, что нанял его.
– Во сколько примерно это было?
– Не примерно, а точно. Они пошли по Кирова, по левой стороне, и было это без десяти восемь.
Жаров двумя пальцами приподнял левый рукав пальто бомжа.
– Не вижу, чтобы ты обзавелся часами.
– В кинотеатре, – Слива указал в сторону «Спартака», – как раз кончился сеанс, и люди выходили на улицу.
* * *
Жаров пошел дворами на Морскую, надеясь, что Пилипенко уже вернулся в управление. Значит, около восьми вечера пропавший муж был еще жив. Жаров обнаружил труп в одиннадцать. Около семи бизнесмен поссорился с женой и выбежал на улицу. От пансионата до «Спартака» десять минут быстрой ходьбы. Здесь он встречает бомжа и предлагает ему некую работу. Ведет его на Дарсан – это еще минут двадцать. Там он снимает с себя шляпу и плащ и отдает их бомжу, убедив его в том, что этот маскарад безопасен. Странно, конечно, что бомж не заподозрил неладное: ведь если к тебе подходит на улице незнакомый человек, прелагает деньги и просит переодеться…
Впрочем, почему незнакомый? Можно ведь допустить, что бомж и бизнесмен знали друг друга? Что может быть между ними общего? Не так давно все жили в одной большой стране, где деление на богатых и бедных было не столь радикально… Бомж когда-то был учителем. Возможен такой случай, что он работал в той же школе, где учился будущий бизнесмен?
Наверное, место встречи было заранее известно – место на Дарсане, куда должен был явиться Слепцов. Скорее всего, он просто разыграл ссору, чтобы отвязаться от жены и иметь повод уйти в город в одиночку.
Бизнесмен обещает бомжу деньги за то, чтобы тот сыграл его роль. Бомж переодевается, приходит на встречу и получает стрелу в шею. Слепцов в это время прячется где-то поблизости.
Затем он возвращается домой. Не зная города, он идет традиционным путем: вниз со склона Дарсана на Партизанскую, потом по Кирова к «Спартаку» и по Ломоносова – в пансионат. Но киллер, увидев, что его обманули, спускается с Дарсана прямо на улицу Коновальца и там, на темном мосту, поджидает жертву…
Что-то в этой версии не вязалось. Ну, кончено! Если Слепцов отдал Кручинину свою шляпу и плащ, то почему же он тогда тоже был в шляпе и плаще?
Жаров остановился под фонарем, снял с себя берет, задумчиво осмотрел его изнутри… А что, если эта операция была продумана с самого начала и бизнесмен мог сразу надеть на себя двойную одежду – шляпу вставить в шляпу?
В управлении на Морской было оживленно: напарник Клюева проснулся и деловито звонил куда-то, был Пилипенко, эксперт-криминалист Леня Минин, двое оперативников. На дверцах шкафа, на проволочных вешалках висели два коричневых плаща и две коричневых шляпы.
Ознакомительная версия.
