Катя проводила взглядом милицейскую машину, в которой увезли опасного преступника. Как до этого провожала «скорую помощь» с Милой. Она была жива! Правда, без сознания. Синяки на шее и в других местах, в приличном обществе не стали бы уточнять, в каких. Но это пустяки. Главная опасность – черепно-мозговая травма.
– Ну-тс, это вы – очевидец?
Катя вздрогнула. Рядом стоял и сверлил ее взглядом невысокий толстенький человечек в черном костюме и с новеньким кожаным кейсом.
– Следователь Сильянов, – представился он, – работаю по этому делу.
– Екатерина Чижова. Ловлю маньяков на живца и швабру, – не осталась в долгу Катя.
– Маньяков? – заинтересовался Сильянов. – Вы думаете, этот интересный блондин нападал и на других женщин?
– Не исключено, что он – янтарный маньяк.
– В смысле, желтый? Китаец, что ли? А с виду не подумаешь...
– Да при чем здесь китайцы? Маньяк душит своих жертв янтарным ожерельем. На прошлой неделе таким образом девушку убили. Сегодня наша Мила еле жива осталась. Боюсь, в столице появился серийный убийца, у которого какие-то проблемы с янтарем...
Катя поторопилась выложить все свои мысли по этому поводу. Из прессы она знала, что правоохранительные органы не любят волновать общественность и связывать убийства в серию, до последнего твердят о совпадениях. Но надо же предупредить граждан, вернее, гражданок, чтобы они спрятали свой янтарь в шкатулки. Хотя бы до осени: под пальто все равно не видно.
– Очень интересно... – протянул следователь и достал из своего кейса кожаную записную книжку.
Катя посмотрела на нее в некоторой растерянности. А где же протокол допроса? С печатями и – «с моих слов записано верно». Она же важный свидетель!
– Ерема, опять ты тут вынюхиваешь! – раздался грозный окрик у нее за спиной. – А ну, марш отсюда!
Катя повернулась и увидела... точную копию следователя Сильянова. В таком же костюме. Только вместо дорогого дипломата в руках мужчина держал довольно потрепанный портфель.
– Следователь Сильянов, – представился двойник и сунул ей под нос удостоверение. – Фома Васильевич Сильянов. А этот субъект – мой брат-близнец, Ерема Сильянов, скандальный журналист. Проникает за милицейское оцепление, пользуясь тем, что дала ему природа. А наши ротозеи в форме документы у него спросить не догадываются, хотя я их столько раз предупреждал! Надеюсь, вы не успели выболтать ему тайну следствия?
Катя окончательно растерялась. Что за день такой сегодня? То маньяки, то следователи-двойники!
Фома Васильевич решил на улице не топтаться, а пригласил свидетельницу в кабинет директора архива. Господин Молотов, ввиду чрезвычайных событий на вверенной ему территории, так и не попал на день рождения супруги, а маялся в собственной приемной.
– Вы понимаете, гражданочка, что, пока Людмила Кострыкина в коме, ваши показания – решающие? – строго спросил настоящий следователь.
– В коме? – беспомощно переспросила Катя.
Это слово никак не сочеталось с ее энергичной, улыбчивой коллегой.
– Вот именно. Так что потерпевшую о произошедшем мы спросить не можем. Но вы утверждаете, что застукали гражданина Черкасского в служебном помещении архива как раз в тот момент, когда он душил гражданку Кострыкину?
– Застукала! – кивнула Катя. – Его фамилия Черкасский? И он что, все отрицает? Натворил бед и даже не раскаивается?
– Гражданин Черкасский заявил, что имел место несчастный случай, но никак не преступление. Однако от дачи более подробных показаний отказался. Как вы думаете, то, что вы видели, могло оказаться недоразумением?
– Этот негодяй душил Милу ее же цепочкой! – возмутилась Катя. – А она звала на помощь. По-моему, тут все предельно ясно. Недоразумением я считаю лишь то, что убийцы, особенно серийные, не стали в свое время жертвами абортов.
– Мы проверим причастность гражданина Черкасского к другим преступлениям, – заверил следователь. – А вы, гражданка Чижова, пожалуйста, изложите на бумаге все, что касается нападения на Людмилу Кострыкину.
* * *
– Надеюсь, ты, Чижова, написала то, что от тебя требовал следователь, без грубых стилистических и орфографических ошибок? – озабоченно спросила Надя Копейкина.
Она преподавала русский язык и литературу в местной школе. Днем. А вечером любила зайти попить чайку в Катину кухню. Чем ближе к ватрушкам Катиной мамы, тем лучше. А ее пятилетний сынок Павлик предпочитал место под столом: сидел там и путал всем тапки.
– Надь, Мила в больнице, я поймала убийцу. Вообще-то мне было не до орфографии. До сих пор поверить не могу. Ведь это же – не триллер посмотреть по телевизору. Весь этот кошмар случился на самом деле!
– А я своим ученикам внушаю, что даже война с терроризмом – не повод сливать «не» с глаголом. Милу, конечно, жалко. Хотя она сама виновата. Все мужикам глазки строила. А кто их знает, этих мужиков? А если это опасные типы со справкой об условно-досрочном освобождении в кармане?
Надя из всех мужиков доверяла лишь Толстому и Достоевскому. Особенно после того, как ее медовый месяц с папой Павлика Кириллом закончился, едва начавшись. Супруг предпочел путешествию к морю отдых у родителей в деревне. Причем молодой муж действительно отдыхал, потягивая пивко. А Надя собирала жуков с картошки, полола сорняки, тазами готовила окрошку. Но свекровь все равно недовольно поджимала губы. И скоро все это закончилось.
– Мила, как и многие другие, предпочитала карманы с золотыми кредитными карточками, – возразила Катя.
– Господи, почему вы говорите о девочке в прошедшем времени?! – всплеснула руками Катина мама. – Бог даст, она выздоровеет.
– Конечно, выздоровеет, – энергично закивала Надя. – И поймет, что не в деньгах счастье...
– Забавно слышать это от человека по фамилии Копейкина, – хмыкнула Катя. – Была бы ты Долларова, у тебя могло быть совсем другое мировоззрение.
– Забавно, что это находит забавным особа, которая до второго класса писала свою фамилию через «ы». Да, Чыжова?
Вот со Светиком Катя никогда не спорила. А с Надей они препирались с детского сада. И прийти к однозначному выводу никак не могли. Да, Копейкина расставляла запятые в Катиных научных статьях получше компьютера. Зато Катю ночью разбуди – назовет хоть год свадьбы Пушкина, хоть век разводов Генриха Восьмого. А Надя из цифр запоминала только свою зарплату, она больше по буквам специализировалась.
Хотя Катя и дружила с обеими, Светик и Надя друг друга не переносили. Да и внешне они – отнюдь не братья Сильяновы. Надя – серьезная такая дама, полноватая, с пристальным учительским взглядом.
– Нет, ну кто бы мог подумать! Преступление в таком солидном учреждении, – сокрушалась мама, подкладывая Наде добавки. – Официальном, можно сказать, месте, культурном. К вам же профессора, кандидаты, аспиранты ходят, а не всякий сброд. Это же не темный переулок! Или у вас там темно и страшно? Надо постоянно оглядываться? Может, тебе купить газовый баллончик? Ох, я сердцем чувствовала, что тебе пора менять работу. Как прошло собеседование, Чижик?
– Нормально, мама. Но там уже взяли человека. Вот если бы я раньше пришла...
Вполне невинная отговорка. В том, что у дочки не будет перспективной работы, виновато время, а не Катина никчемность и то, что она никому там не понравилась. А время – это страшная сила. С ним не поспоришь, если ты не пирамида.
– Ну и ладно. – Надя даже повеселела. – Я была уверена, что Чижова не променяет свою науку на эти корпоративные штучки. Не стал бы Чехов писать сценарии для сериалов, а Бетховен – аккомпанировать Диме Билану...
– Чехов – это хорошо. Наука – это хорошо. Но надо же, девочки, как-то жизнь свою устраивать, – вздохнула мама.
– А у нас все устроено, – не сомневалась Надежда, извлекая Павлика из-под стола к себе на колени. – Живем не хуже других. Особенно в каникулы. Вишня в этом году уродилась. Варенья наварили. Я вам, тетя Маша, завтра еще одну банку принесу...
Женский разговор на кухне про варенье. Обычный летний вечер. Даже не верится, что существует зло. Что теперь, идя по коридору архива, Катя будет оглядываться и бояться. Что буквально час тому назад она боролась с маньяком. Сегодняшний день прошел не зря! На одного преступника на улицах города и в коридорах архива стало меньше. Если честно, она не ожидала от себя такого. Даже почти не растерялась, хотя ей было очень страшно....
Катины размышления прервал настойчивый звонок в дверь. Половина одиннадцатого. Мама метнулась в прихожую, ожидая, что это явился папа и, как обычно, навеселе. Но из коридора поплыл вовсе не запах перегара. Этот аромат говорил: «Духи надо покупать в Париже, а смокинги – в Лондоне. И никак не наоборот!»
В Катину кухню ворвалась Светик. Второй раз за неделю. Что-то она зачастила в их скромное жилище. Обычно она забегает не из чувства дружбы, а к Катиной маме: та – портниха, причем очень неплохая.
