Потом пошла к себе, стала звонить участковому, должен же он знать...
- А вот этого вот Авокадова еще не было?
- Чечена? Не. Еще не было.
- Значит, про убийство женщины вы не заявляли?
- Да что я, похожа на шалунишку? - Евдокия Григорьевна от обиды даже руку в бок уткнула и плечиком дернула.
- Как же вы опознали убитого? - спросила она. - Ведь он ничком упал, лица не видно.
- А кому ж еще-то здесь быть? И потом, что же, я его телосложения не знаю?
Нонна Богдановна еще спросила:
- А больше вы ничего не слышали? Не видели?
- Да что же, милая, мне целый вечер у двери стоять? Он пришел, когда сериал начался. Я уже приготовилась, легла, чайку себе налила. Он как раз хлопнул дверью, через десять минут позвонил, сказал - зайдите за получкой. А у меня "Роковое наследство" идет, это - святое. Вот я и зашла по окончании - в полвосьмого, - она горестно вздохнула. - Не видать мне теперь заработанного.
- А дверь квартиры к вашему приходу была открыта? Не помните?
Старушка напряглась, сосредоточилась.
- Открыта была дверь-то. Я еще подумала - он для меня открыл.
Нонна Богдановна указала на дверь гостиной.
- Ну пойдемте, что мы тут с вами стоим. Вы что-нибудь трогали в квартире, когда вошли?
Помимо телефона. Вы ведь отсюда звонили?
Гостиная оказалась уютной, хоть и обставлена была в духе вернувшегося со службы в Западной группе войск майора. Напротив полированной стенки темного дерева стоял диван. В углу два кресла, их разделял столик. Над диваном висел ковер ручной работы с туркменским орнаментом и бахромой.
Серафимова не любила задавать вопросы свидeтeлям с пылу с жару. Ей нравилось осматривать место происшествия без выяснения предварительной информации об убитом и обстоятельcтвax его смерти. Только на "чистые мозги" она моглa взять след, с толком "прочитать" оставленную нa мecтe преступления информацию и разтожшь по полочкам события, произошедшие накануне. Но теперь ей необходимо было, чтобы старушка аккумулировала в себе необходимую информацию, зафиксировала ее в своей намят Последний вопрос так и полоснул Евдокию Григорьевну по сердцу.
- Что значит трогала ли я вещи? Слушайтe, спешу заявить, что я ничего тут не брала и никогда ничего, вы понимаем? Как же вы можете меня подозревать. Мне бы даже в голову такое не пришло!
Нонна Богдановна попыталась успокоить старушку, но та разволновалась не на шутку.
- Послушайтe, послушайте, Нина Борисовна Это не я его ограбила. И убила не я. Я знаю, о чем вы подумали. Но зачем же обвинять невинного человека? Я всю войну медсестрой прошла.
Наше поколение не такое, как нынешние. Мы к чужой вещи и близко не подойдем. Да и потом, куда я бы дела эти доллары? На что они мне сдались!
- Какие доллары, Евдокия Григорьевна?
- Да вот они все на месте. В той секции - Она показала на небольшой ящичек в той части стенки где обычно хранят белье - Я как Адольфа с топором в затылке увидала, так сюда, вопервых, звонить, во-вторых, деньги проверила.
- Искали свою приготовленную зарплату?
Евдокия Григорьевна уцепилась за подсказку.
- Конечно. У меня, между прочим, дочь. И самой надо на что-то жить А где у него деньги лежат, я знаю.
- А деловые бумаги ? Сберкнижки?
- И в книжном шкафу , и в портфеле. В спать не сюит. Он его, правда, по-другому называл вроде "кекса" что-то. А деньги - вот они, проверьте, в ящике.
- Вам так доверял хозяин квартиры?
- А чего мне не доверять? Да я и сама наблюдательная. Но меня хоть пытай, я бы ничего не сказала, раз уж так доверяет человек. Да и деньги хорошие он мне платил.
- Много было работы?
- Много, - протянула Евдокия Григорьевна, потом запнулась, - но не очень. Он ведь часто в разъездах. Вот и вскорости собирался в командировку. А порядок - его, главное, постоянно поддерживать. Чуть слабинку дашь, глядишь, все мхом порастет. Boт только после вечеринок приходилось посуду в машину специальную загрузить, да на кнопку нажать. Да она не моет ни черта, только порошок переводить, а сколько он...
- Так вы взяли причитающиеся вам деньги?
Или больше?
Старушенция стянула губы, произвела ими манипуляцию, как наперсточник пальцами, и процедила:
- Ничего я не брала. А получка - вот, - она достала из халата стодолларовую бумажку - Отдать?
- Heт, ocтaвьтe себе, - подумав, разрешила Серафимова - Скажите, а он не сообщил вам, почему именно сегодня готов был выдать вам деньги?
- Нет. Тотько и сказал может, мол, заплатить мне сегодня за прошлый месяц. И еще, что потом уедет в командировку и...
Нонна Богдановна не торопилась открывать ящик, выжидательно смотрела на женщину.
- Так вы говорите, в голове вашего хозяина, когда вы обнаружили его убитым час назад, торчал топор? - спросила она неожиданно.
Старушка попятилась назад и, не выдержав равновесия, плюхнулась на диван.
- А вы под кроватью смотрели? - вдруг осознав что-то ужасное, спросила она.
- Вам бы частным сыщиком работать, Евдокия Григорьевна, - усмехнулась Серафимова. - Да не волнуйтесь вы так, еще посмотрим.
Взгляд следователя упал на дамскую сумочку, смятую ослабевшим корпусом старушки, и на туфельки на шпильках, почти полностью засунутые под диван. Она позвала Братченко и продолжала расследование.
- Так вы говорите, - вновь начала она, - что вы проверили вещи и деньги сразу? Вы только не волнуйтесь - никто вас не подозревает. Ведь всегда можно пойти к вам и удостовериться, что чужой валюты у вас нет, правда же?
Женщину вновь задели слова следователя.
- Проверяйте, коли вы ветерану войны уже пе верите.
- Так сколько должно быть денег в ящике?
- спросила Серафимова. приближаясь к секции.
- Две тысячи, - сказала Евдокия Григорьевна.
- То есть как это две тысячи рублей? - вмешался подошедший Братченко, достал из кармана четыре жеваных пятисотрублевых бумажки. - Вот столько, что ли?
Евдокия Григорьевна вжала подбородок и посмотрела на Братченко как на идиота:
- Вы, молодой человек, слышите звон, да не знаете, где он. Я же говорю, что рубли, то есть деньги, не русские.
Нонна Богдановна подошла к ящику и, ухватив пальцами за боковые стенки, выдвинула его.
Ящик был пуст. Тогда она повернулась к Братченко и тихо проговорила:
- Похоже, когда она нам звонила, преступник или преступница, - она глазами показала на сумочку и туфельки, - были еще здесь, первый ложный звонок от имени Евдокии Григорьевны произведен женщиной. - Потом она обернулась и сказала торжественно: - Ящик пустой.
Евдокия Григорьевна взвизгнула и зашептала, что это не она, что деньги были, пусть поищут.
- Следов борьбы нет, - компетентно заявил Братченко.
Евдокии Григорьевне приказано было дожидаться в гостиной и под страхом уголовного наказания не прикасаться ни к чему, кроме дивана.
Вытащив из-под женщины чужую дамскую сумочку с позолоченным замком, Серафимова и Братченко пошли осматривать всю квартиру. Братченко, здоровяк, крепыш, проныра в хорошем смысле слова, второй год не мог адаптироваться в обществе этой демонической женщины. Стоило ему увидеть Серафимову, как он терялся, замолкал и боялся, все время боялся сморозить какую-нибудь глупость. Но, к сожалению, обычно так и получалось. Серафимова никогда не соглашалась с ним, не проникалась его вопросами, одергивала его и, как ему казалось, надменно давила своим интеллектом.
- А может, эта бабуся сама все прибрала?.. - шепотом спросил Братченко в коридоре.
- Вряд ли. Зачем ей тогда свидетельствовать, что деньги час назад вообще были? Но вы проверьте потом ее квартиру по-тихому, пока старики здесь торчат. Поищите портфель в спальне и заодно проверьте книжный шкаф. Пиджак. Записные книжки. И кто-нибудь удосужится сегодня снимать?
Братченко чуть не прослезился от несправедливой претензии: Серафимова прекрасно знала, что фотоаппарат тридцатилетней давности "Зенит" списан на прошлой неделе из-за отсутствия у прокуратуры денег на пленку, то есть за ненадобностью.
Коридор завернул за угол. Братчеико нащупал выключатель. Яркий свет озарил ухоженную холостяцкую кухню. Было понятно, что кто-то готовился отужинать, и ужин был рассчитан на двоих. Еще не разобранный пакет с продуктами лежал на угловом рабочем столике. Из другого вывалились разные там деликатесы: рыбное ассорти, упаковка свежей клубники, сыр, печенье и небольшой копченый угорь. А на обеденном столе стояла бутылка ликера и два бокала, по краям одного из них виднелся след губной помады. Другой же был пуст и чист. В пепельнице лежал свежий окурок, также со следами помады.
- Снять отпечатки, - проскрипела Серафимова. - Орудие убийства есть?
- Орудие убийства - секс, - пошутил Братченко, на что незамедлительно получил уничижающий взгляд патронессы.
- Виктор Игнатьевич, имейте уважение, - настойчиво потребовала она.
- Извините, Нонпа Богдановна Но как же еще сказать-то, если он в таком виде застигнут?
