— Никогда бы не подумал, Марина, что вы феминистка, — расстроено произнес Талызин.
— Я? — искренне удивилась та. — Поверьте, я вовсе не стану возмущаться, если мужчина уступит мне место или подаст пальто. Я прекрасно понимаю, что мужчины и женщины — существа достаточно различной природы. Более того, глупо спорить с тем, что среди мужчин куда больше выдающихся людей, чем среди женщин. Но, Игорь Витальевич, я же все-таки физик. Моя профессия — делать теоретические выводы из практических наблюдений. Владимир Дмитриевич — еще не худший вариант. Он настолько уверен в превосходстве мужчин над женщинами, что, предположим, наличие у женщины интеллекта вовсе его не раздражает, а скорее приятно удивляет. Как приятно удивляет, если кошка откликается на свое имя или умеет открывать дверь в туалет. А я часто сталкивалась… ну, просто с возмущением некоторых мужчин из-за того факта, что претендую на логическое мышление.
— Так это некоторых, — возразил Игорь Витальевич.
Вика же мудро заметила:
— А нечего демонстрировать каждому дураку логическое мышление. Так на тебе и впрямь никто не женится! Ты выучи магическую фразу: «Ой, какой ты умный! Я бы в жизни так не смогла!»
— Девочки, — ужаснулся Талызин, — надеюсь, вы несерьезно? Вика, неужели ты…
— Я — нет, — энергично открестилась Вика. — Маринка же сказала, ты среди мужчин — редкостный экземпляр. И вообще, мы, по-моему, отвлеклись. Значит, этот Бекетов нравился женщинам, а сам их презирал, так?
— Ну, не совсем. Ты ведь не презираешь кошек, правда? Но и не собираешься всерьез с ними считаться.
— Да, действительно, — спохватился Игорь Витальевич, — мы ведь начали с вопроса, на кого же погибший стремился произвести впечатление своим странным высказыванием. Могу догадаться, что на даму, однако вряд ли на ту, с которой жил?
— Давайте я вам покажу фотографию, — предложила Марина. — Это как раз с того самого дня рождения. Вот они мы.
Прежде всего Вика пробежала глазами по мужчинам. Двоих она отмела по причине явно юного возраста, еще один показался каким-то потертым, и на подозрении остался весьма моложавый тип, чем-то смахивающий на прибалта, с характерным носом тяпочкой.
— Этот? — уточнила она.
— Что? Нет, Владимира Дмитриевича тут нет, он как раз фотографировал. Вот Аня, его жена.
— И сколько ей лет? — справилась Вика.
— Моя ровесница. Значит, тридцать пять.
— Но она, по-моему, уверена, что пятнадцать, — съехидничала Вика.
— Почему? — с любопытством встрял ее муж. — Ты ж ее не знаешь.
— Ну, глянь! Мини-юбочка, молодежная кофточка-стрейч, да еще бантик на голове. Ей кажется, если обтянуть себя потуже, станешь стройнее, а по-моему, только подчеркиваются жировые складки.
Марина кивнула.
— Она раньше была тоненькой, а теперь растолстела. После первых родов немного, а после последних сильно. Она же еще кормит.
— Не знаю, — удивился Талызин. — А я подумал, совсем молоденькая.
— Вот такие вы, мужики! — хмыкнула Вика. — И чего ради мы стараемся? Нацепила бантик — для вас уже и молоденькая. Неужели ты не видишь разницы… вот, смотри… вот это — другое дело. Небось двадцати еще нет, да, Маринка?
— Восемнадцать. Это Кристинка, она сейчас работает лаборанткой. Кристина Дерюгина. Именно ее я в основном и имела в виду.
Вика внимательно всмотрелась в фотографию. Типичная современная девчонка, тоненькая и хорошенькая. Белые брючки в облипку, голый загорелый животик, черный блестящий топ. Длинные волосы распущены, а цвет их наводит на размышления — среди каштановых прядей попадаются сверкающие ярким багрянцем. На подобную штучку каждый оглянется!
— Вот уж не думаю, что на вашу Кристинку может произвести впечатление пятидесятилетний мужчина, даже если будет грозить самоубийством. В ее возрасте все старше тридцати кажутся развалинами, по себе помню.
— Вы хотите сказать, — вмешался Игорь Витальевич, — что погибший пытался обратить на себя внимание лаборантки и поэтому заговорил о возможной смерти?
— Ну, — мимолетно улыбнулась Марина, — пытаться ему было незачем. Она из-за него бросила учебу и устроилась лаборанткой к нему на кафедру. Кстати, училась в моей практической группе, и неплохо училась. Родители, конечно, в шоке. У девочки с рождения астма, и они избаловали ее до предела. Этакий оранжерейный цветочек, ни в чем не знающий отказа, и вдруг… Я, конечно, не могу точно сказать, насколько далеко зашли их взаимоотношения. То есть ее и Владимира Дмитриевича. Пока она была нашей студенткой, он держал ее на расстоянии. Знаете, пусть сейчас и свободные времена, но все-таки могли быть неприятности, а женщина — недостаточно важный предмет, чтобы из-за нее хоть чем-то рисковать. А вот последний месяц… полагаю, они были любовниками, хотя, разумеется, не поручусь.
— Ты хочешь сказать, — вскипела Вика, — что его жена, которая моложе на пятнадцать лет, еще кормит грудью ребенка, а он уже заводит шашни с другой, вообще вчерашней школьницей? Да еще плюет на обеих с высокой колокольни?
— Наверное, можно выразиться и так.
— Тогда я просто не понимаю, чего ради ты должна волноваться из-за смерти этого прощелыги! Да выкинь его из головы, и все! Расслабься.
— Не могу, — спокойно призналась Марина. — Дело в том, что когда-то я без памяти его любила.
Вику словно обухом по голове пришибло. Она ожидала чего угодно, только не этого. Маринка, такая умная, даже рассудочная! Слишком рассудочная для того, чтобы увлечься. И потом, она порядочный человек и ценит последнее качество в окружающих. Чтобы она любила, к тому же без памяти, совершенно недостойного ее мужчину? Вранье!
И Вика жалобно выдавила:
— Ты шутишь, да?
Вместо ответа подруга протянула ей фотографию.
— Вот. Это тоже с его пятидесятилетия. Довольно хороший портрет.
— А, — жадно изучая изображение, пробормотала Вика. — Ага! О! Ого! Да уж! Ясно… все ясно…
— Ну, и что ты там обнаружила? — муж вытащил карточку у нее из рук и с неудовольствием констатировал: — Не понимаю, над чем тут окать. Можно подумать, Ален Делон! Ну, фигура спортивная, тут не спорю, зато на лицо не бог весть что. Полно морщин, нос перекошенный, одна бровь выше другой.
— Много ты, Игореша, понимаешь! Да от таких глаз любая сбрендит. У меня от фотографии, и то мурашки по коже. А что брови несимметричные, это только красит. И морщин я никаких не вижу! Вот у кого харизма! Маринка, ты думаешь, его эта Аня отравила? Из ревности? Я бы ничуть не удивилась.
Талызин повернулся к гостье.
— Я могу задать вопрос? Раз уж вы затронули эту тему…
— Да, конечно, Игорь Витальевич. Если я обращаюсь к вам с просьбой о помощи, то просто обязана отвечать.
— Расскажите о ваших взаимоотношениях.
— Ну… в Кристинкином возрасте я была точно такой же дурочкой, только куда менее инициативной. Бекетов был тогда самым молодым профессором нашего факультета. Я влюбилась, но совершенно не рассчитывала на взаимность. Этакое романтическое чувство. После окончания университета я должна была остаться в аспирантуре, но попала на тот период, когда вся аспирантура была целевой. В Ленинграде найти цель без связей было практически невозможно, а уезжать в другой город мне не хотелось. Я пошла работать в школу, и через месяц поняла, что не видеть Владимира Дмитриевича свыше моих сил. В моем случае обвинить его не в чем. Я сама подкараулила его, устроив якобы случайную встречу. Кстати, к остальным его женщинам это тоже относится. Первый шаг всегда делали они.
Марина помолчала, затем добавила:
— Мы прожили вместе всего три месяца. Разумеется, эта затея заранее была обречена на неудачу. Впрочем, даже если б я это знала, меня бы это не остановило. Владимир Дмитриевич сумел на редкость деликатно устроить наш разрыв. Устроить так, что казалось, будто это по моему желанию, а не по его. В результате мы не поссорились, и впоследствии он пригласил меня работать в университет и руководил моей защитой. Отношения наши все эти тринадцать лет оставались чисто дружескими. Тем не менее, его смерть меня потрясла.
Вика помотала головой. Надо же, ровненько, вежливенько: «Его смерть меня потрясла». Другая бы разрыдалась, что ли, или посуду перебила!
— Ночь не спала, думала о случившемся, — все так же ровно продолжила подруга. — Сегодня утром глянула в зеркало — в подобном виде стыдно студентам показаться. Вика, я как наштукатурилась, прилично?
— Очень даже. Никто ни о чем не догадается. А я голову ломала — с чего это ты? Слушай, а может, тебе выпить водки? Пиво тут не поможет.
— Спасибо, Вичка, но водка тоже не поможет. Игорь Витальевич, я ведь забыла главный аргумент! Владимир Дмитриевич никогда не наложил бы на себя руки, не доведя до конца текущее исследование, тем более нынешнее! Он особенно им дорожил. Вот, кстати, опровержение чуши о деградации интеллекта. То, чем он занимается сейчас — это высший пилотаж. Я была уверена, что еще немного, и… Конечно, с его независимым характером сделать карьеру фактически невозможно, но я была почти уверена, что за эту работу ему дадут академика. Несмотря ни на что — вынуждены будут дать, иначе на Западе нас просто засмеют.
