В ту зиму, написав два-три рассказа, ты как-то прочел один из них Миллисент, с которой был уже связан странной, болезненной связью. И все же ты трогательно предпочитал называть ее Миллисент, хотя ей это не нравилось; Милли она тоже отвергала, тогда ты назвал ее Мил, вот на это имя она всегда с готовностью отзывалась. Когда ты читал ей свой рассказ, она сидела с видом матери, снисходительно наблюдающей, как ее малыш забавляется глупой игрой, и потом сказала:
- Мне он понравился, но я бы, пожалуй...
Она никогда не была многословной.
Перенесемся через два года к очередному важному и судьбоносному случаю твоей нерешительности. Ты сидишь с Диком Карром в кафе на Шериф-стрит в Кливленде после игры в футбол и продолжаешь спор, который длится вот уже почти месяц.
- Не понимаю, Билл, как ты этого не видишь. И дураку ясно, что это нужно сделать.
- Это значит, что мне придется отказаться от сочинительства, - в сотый раз возражал ты.
Два рассказа уже были опубликованы в одном чикагском журнале. Целыми днями ты любовался заголовком одного из них, когда он появился в печати, положил журнал раскрытым на этой странице, чтобы видеть ее во время одевания, и до сих пор перед тобой встает этот заголовок, набранный крупным шрифтом:
"ТАНЕЦ НА ЛЕНИВОЙ У"
Уильям Бартон Сидни
- Черт, да пойми ты, эта игра не стоит свеч. Думаю, ты действительно можешь стать писателем, но это ничего не значит. Если ты пишешь ради денег, то больших денег ты не заработаешь, а если не ради денег, то вообще какого черта? Так или иначе, я прошу тебя об этом больше ради себя самого, чем ради тебя. Мне уже исполнился двадцать один год, и я собираюсь работать на Перл-стрит, но мне хотелось бы, чтобы мы работали вместе. Если бы папа не умер, когда я был еще ребенком, наверное, сейчас я бы учился в Йельском колледже и играл бы себе в поло, но не получилось. Понимаешь, я вижу, где идет настоящая драка, и намерен в ней участвовать.
- Разве есть необходимость так уж напрягаться, когда у тебя пять миллионов долларов?
- Успокойся, придется. Старый Лейтон вчера сказал мне, что вот уже два года, как дела банка идут все хуже и в дело требуется влить свежую молодую кровь. Сейчас я, конечно, ничего не смыслю, но скоро вникну в дело и оживлю его. Через год начнется потеха, когда пух полетит с этих старых воробьев! Я хочу, чтобы и ты, Билл, был со мной. Там может начаться настоящая схватка, но это нормально. Я должен знать, что и ты не против побороться.
О, вот оно! Дик больше тебя гордился легендой о Храбром Билле в Вестоувере, возможно, у него были для этого основания. Твое молчание побудило его пуститься в дальнейшие подробности:
- Положение таково, что половина акций принадлежит мне, а вторая половина - Эрме. Она охотно предоставляет мне заниматься бизнесом при условии, что будет получать свои дивиденды. На следующей неделе состоится собрание, на котором меня изберут в правление и назначат президентом компании. Я намерен все дело забрать в свои руки. Большую часть зимы я проведу на заводе в Карртоне, а тем временем ты как следует ознакомишься с делом здесь, в офисе. Сначала будешь получать любую сумму в пределах разумного - скажем, пять тысяч в год. А позднее можешь занять в компании любую должность, кроме моей. Можешь быть уверен, что, если придется, я всегда тебя поддержу.
Дику уже тогда была свойственна энергичная, решительная манера говорить, какой и сейчас отличается сорокалетний директор Ричард М. Карр. Уже тогда он упомянул про "пределы разумного" - но это не упрек, - его предложение было великодушным и щедрым. Для тебя тогда и сто долларов в неделю означали богатство и роскошь. Следовало или немедленно принять это предложение, или сказать: "Лучше положи мне для начала две тысячи, хотя с первых шагов я и этого не стою. Когда стану стоить больше, соответственно буду и получать". Или отказаться: "Нет, Дик, я знаю, что мое призвание литература, и хочу стать писателем, но, ради бога, не забывай обо мне, потому что мне, быть может, придется голодать". Или тебе стоило... Да что там говорить! Эти пять тысяч заманили тебя ступить еще на один ненадежный мостик!
Но ни один из мостов на самом деле не провалился - до сих пор, до этого самого момента.
Это было в стиле Эрмы - больше никогда не вспоминать ту сцену в саду. Ты предпочитал об этом не задумываться. Во время своей первой поездки в Европу она, видимо, подумывала со временем взять тебя в мужья, а может, и нет. Долго тебя мучило любопытство, хотелось посмотреть на ее невероятного мужа, которого она подцепила где-то на пляже, недалеко от Марселя. В ту зиму, которую молодые супруги провели в Нью-Йорке, ты еще жил в Кливленде.
Женился бы ты на Эрме или нет ввиду предстоящего призыва в армию? Казначей "Карр корпорейшн" - одной из самых крупных металлургических компаний страны, безусловно, ты был бы освобожден от воинской повинности; и вместе с тем нужно признать тот факт, что, несмотря на это, мысль пойти в армию тебя соблазняла. Для казначея "Карр корпорейшн", живущего только на зарплату, было заманчивым жениться на пятидесяти процентах его акций.
Ты был настроен не придавать значения прелести и очарованию самой Эрмы, и все же она была поразительно хороша в то декабрьское утро, когда появилась в твоем нью-йоркском кабинете. Как всегда, без шляпы, и легкие золотистые волосы живописно обрамляли ее разрумянившееся лицо. Вы не виделись почти три года.
- А вот и я! Ну разве это не глупо?! Вернуться из Прованса в это время года! Должно быть, я старею - мысль о предстоящем Рождестве заставила меня вернуться. В прошлом году в Тунисе было ужасно - у Пьера пошла по всему телу какая-то сыпь, он ничего не мог есть, кроме сыра. Жалко, что Дик в отъезде - мне только что сказали. Как тебе нравится работать в Нью-Йорке? Господи, да ты потрясающе выглядишь! Такой элегантный!
Ты, конечно, так и не увидел бесподобного Пьера, потому что предыдущей весной он скончался где-то на Средиземном море. В редких письмах Эрмы, которые Дик обычно давал тебе прочесть, она никогда не касалась подробностей. Однажды за ленчем Дик передал тебе ее письмо и, когда ты закончил его читать, с усмешкой сказал:
- И почему же вы с сестренкой не закончили то дельце, которое когда-то затеяли в Кливленде?
Вот так! А ты и не подозревал, что Дика известят о вашей помолвке.
Теперь стало очевидно, что Эрма все-таки решилась закончить то "маленькое дельце". Прошла лишь одна неделя ее пребывания в Нью-Йорке, когда она сказала тебе, что "по горло сыта дамским обществом"; может, так оно и было, и все-таки это не объясняло, почему она снова выбрала тебя. На этот раз ты был смелее, чем в Кливленде, и в то утро за завтраком ты напрямик спросил ее об этом.
- Понятия не имею, - беззаботно ответила она. - Не хочешь ли ты сказать, что считаешь себя недостойным меня?
- Я серьезно тебя спрашиваю, - сказал ты.
- Вот как! А ты спроси у цветка, почему он раскрывает свои лепестки для пчелы, или у семги, почему она проплывает тысячу миль, чтобы метать икру именно в данной реке. Если она прилично воспитана, она ответит тебе, но правдой это не будет.
- Такие отговорки меня не устраивают. Я действительно не могу себе представить, почему ты выбрала в мужья именно меня.
Этого было достаточно, чтобы вызвать ее раздражение, и ничего удивительного: ты выглядел настоящим дураком. Чтобы положить конец спору, она взяла дело в свои руки, и на следующую осень наступила кульминация того, что газеты назвали "юношеским романом".
Дело было улажено, тебе не пришлось принимать никаких решений. Звучит нелепо, но так оно и было. Ты никогда не давал своего согласия жениться на Эрме и не предпринимал никаких шагов, чтобы жениться на ней. Это было еще хуже, чем просто робость, это был поступок слабоумного дебила.
Если при такой позиции ты подсознательно нащупывал прочную основу в том нереальном мире, в котором существовал, ты ничего не выиграл, а только нажил себе проблемы и переживания. И по сегодняшний день акции Эрмы остались у нее, и сегодня вечером или завтра (о да, будет и завтра!), а ты пожизненно будешь казначеем с зарплатой в сорок тысяч. Эрма платит шестьдесят тысяч ренты за жилище, которое вы с ней называете домом. В год ты откладываешь по двадцать тысяч.
Все шесть автомобилей, стоявшие в гараже, куплены Эрмой, хотя есть еще один, о котором ей не известно.
Господи, сейчас у тебя в загашнике двести пятьдесят тысяч! Эрма платит слугам, коих число пятнадцать, не считая слуг в загородном доме. В прошлом году ее дивиденды... О, черт! Только начни эти подсчеты и никогда не закончишь. На самом деле тебе наплевать на деньги. Доказать это будет трудно, но это чистая правда.
Был еще один момент, когда ты мог, как выражается Дик, взять дело в свои руки. Еще один раз... в тот вечер около года назад... тогда еще было не слишком поздно... Но здесь кроется столько горечи, что, когда ты об этом думаешь, ты стараешься делать это с максимальной осторожностью и отстраненностью, иначе ты рискуешь потерять своего единственного и последнего друга, а с ним и рассудок.
