- Вот. Записывайте, - положила она не только листочек, но и синюю капиллярную ручку, которую она, по тому, как мягко опустила ее на бумагу, считала своим богатством. - Вчера, в четверг, я, как и положено, опечатала все сейфы, закрыла стальную решетку, потом - стальную дверь в помещение. Опечатала. Часовой уже стоял. Со штык-ножом, как и положено. Он расписался за прием помещения под охрану. Зашла к ребятам-чертежникам, попрощалась.
- Каким чертежникам? - удивился Майгатов.
- Которые за стеной. У нас же не только секретка в этом доме.
Пару раз за все время службы на "Альбатросе" Майгатов поднимался в секретку, какие-то документы даже брал для работы, но ему почему-то всегда казалось, что в здании есть лишь секретка и еще комната-прихожая, в которую попадаешь с порога.
- Покажите все помещения, - попросил он и, хоть ноющая спина того и не просила, встал.
Вслед за переваливающейся уточкой Татьяной вышел в прихожую. Из нее, оказывается, была еще одна дверь вправо. За нею - бесхозная комната-прихожка с картой мирового океана во всю стену и моноблоком из трех стульев, явно украденных из какого-то кинотеатра. Из комнаты - дверь в коридорчик, а уже из него - в чертежку.
Грохот прыгающих ног встретил их. Три матроса, явно еще секунду назад сидевших на чертежных столах, оправляли синие робы и делали вид, что они вот только-только оторвались от горячей работенки.
- Кто старший? - спросил на всякий случай Майгатов, хотя и так уже заметил на погончике самого маленького из троих, довольно нагловатенького матросика желтую полосочку старшего матроса.
- Старш...ина второй ст...атьи К...цов, - заикаясь ответил совсем другой моряк - худощавый, со светлым ежиком волос и ссадиной на виске. Продлил удивленный взгляд офицера на погончик и пояснил: -Р...обу я постирал. Од...дел сос...еда...
Фамилии его Майгатов так и не разобрал. То ли Кунцев, то ли Концов. Это было сейчас неважно. Интересовало другое.
- А что у тебя за ссадина? - спросил Майгатов.
- Упал, - почему-то ответил за него старший матрос и зло сощурил маленькие серенькие глазки.
"Годок", - мысленно оценил его Майгатов и понял, что все-таки не ошибался. Официальный старшина был здесь в роли тряпки.
- Где вы находились прошлой ночью? - спросил у годка и на всякий случай изучил третьего матросика - плоское монгольское лицо, узкий лоб, испуганный детский взгляд. Тройка получалась пестрой: годок - тряпка ребенок.
- Здесь спали, - лениво и одновременно с удивлением, что его спрашивают о самом очевидном, ответил годок. - На столах.
- Что-нибудь слышали?
- Не-а, - снова за всех ответил годок тоном Мамочки из "Республики Шкид".
Даже сквозь усталость, которая заставляла ко многому относиться безразлично, Майгатов ощутил неприязнь к этому наглецу. Но таковы уж были неписанные законы штабов, что любой чертежник или писарь, пригретый комдивизиона или комбригом, как бы получал от него часть прав и оттого мог с презрением смотреть на какого-то старлея с "Альбатроса". Тем более, что для него и сам "Альбатрос"-то был всего лишь клеточкой в графе планов боевой подготовки, которые он вычерчивал для бесконечных флотских совещаний.
- Где вы на штате... стоите где? - все-таки не выдержал, чуть огрубил нервозностью голос.
- Мы - н...на тр...альщик...е, - кивнул на азиата старшина. - А о...о...
- ...на штате писаря, - досказал за него годок.
Так уж выходило, что из троих лишь этот неприятный тип и служил здесь по правилам, а эти двое числились на тральщике, но, скорее всего, ходили туда лишь питаться, да и то не всегда. А за них кто-то нес ходовые вахты. Хотя, возможно, и не нес, если тральщик стоял в вечном ремонте у причала. А таких в бригаде с каждым годом становилось все больше.
- И никто за ночь... по нужде? - постарался отвернуться от Татьяны.
- Не-а, - снова возник призрак Мамочки.
- Тогда... тогда... каждый пусть опишет в рапорте все, что слышал или видел за эти сутки. Включая ночь, - приказал сразу погрустневшему старшине и вышел из чертежки.
Сзади зашаркала Татьяна.
- Они - хорошие ребята. Работы у них вечно много. Сами же знаете, как у нас показуху любят. Вот они и рисуют. То схемы, то графики, то планы какие-нибудь. А старшина... ну, заика... тот и картину может. Красиво так море, корабль, чайки...
- Прямо Айвазовский, - прервал ее монолог Майгатов. - Да вы снимите тужурку. Жарко же.
Сел за стол, посмотрел на все еще чистый-чистый, не измаранный следами жизни лист бумаги и попросил:
- Рассказывайте дальше. Что было утром?
- Как что?! Ужас был! - Аккуратно повесила она тужурку на плечики в шкаф. Оправила кремовую, тоже раздувающуюся на груди рубашку. - В шесть утра с небольшим прибежал ко мне домой посыльный, сказал, что вскрыли "секретку". Я - пулей сюда. Ведь живу-то рядом. Прилетела, а тут уже дежурный по дивизиону, комбриг и матрос-часовой с перебинтованной головой.
- Перебинтованной?
- Ну да! Его же по голове стукнули!
Новость "стукнула" по голове и Майгатова. Он вдруг вспомнил, что при осмотре места происшествия и допросе пострадавших и подозреваемых должны присутствовать двое понятых.
- Где у вас телефон? А-а, вот. Я позвоню, - набрал трехзначный номер. - Кто дежурный? Ким? Здравствуй, Ким! Что? Да, я тоже рад. Передай мою просьбу Анфимову, чтобы двух моряков прислал понятыми и этого... фотографа в "секретку" дивизиона. Что? Да: фотограф - фельдшер. И чтоб с аппаратом пришел. Поторопись, а то все дело стоит...
3
Тупой звук удара и вскрик вырвали Майгатова из дремы. Он вскочил и тут же наткнулся взглядом на долговязую фигуру фельдшера-сверхсрочника с "Альбатроса".
- Йо-ко-лэ-мэ-нэ, - в ярости тер он лоб, на котором уже начинала прорастать шишка.
И в этом по-вологодски произнесенном "ко", а не "ка", и в этой сухой сгорбленной фигуре было что-то такое родное, близкое, трогающее за душу, что Майгатов сразу даже и позабыл, зачем же он вызвал фельдшера в секретку.
- Холодным надо прижать. Холодным, - вплотную подступившись к фельдшеру, посоветовал он. - В морозилке есть что-нибудь? - спросил уже у стоящей с вытянутым, если его вообще можно было вытянуть, лицом Татьяны.
- Есть. Мясо. Кусок, - произнесла она и покраснела. - Сейчас достану.
- В полотенце заверните его, - приказал Майгатов.
Татьяна сорвала с крючка вафельное, с ярким украинским орнаментом полотенце, обернула им белесый от изморози кусок свинины в полиэтиленовом пакете и еле дотронулась этим свертком до лба фельдшера.
- Да не так плотно. В один слой, - отвернул край полотенца Майгатов и за плечо усадил страдальца на стул.
- Я ж думал, что притолока окончилась, а там... оно... решетка еще, однако, - проокал фельдшер и сел поудобней, сдвинув на груди коричневый футляр "ФЭД"а.
- Добры дэнь. Рады вас знов побачити, - отозвался от двери еще кто-то.
Майгатов обернулся и ожег взгляд огненной шевелюрой.
- Перепаденко!
- Так точно, товарыш старшы лыйтинант!
- Главстаршиной уже.
- Та так зробылось, - смутился он, замаскировавшись лицом под цвет волос. - Хотилы щэ й мэдаль дати, алэ щось не склалось. Так ось главстаршыну далы.
После рукопожатия увидел, что в прихожке стоит еще кто-то высокий и крепко скроенный. Полумрак смазывал черты лица, да и возбуждение, неожиданно нахлынувшее от встречи с Перепаденко, с последним, кого он видел на борту "Альбатроса" перед забытьем, перед пленом и всеми последовавшими потом кругами ада, мешало сосредоточиться. И все-таки по усам, по одним лишь смоляным усам он узнал:
- Жбанский?
- Так точно, - шагнул старший боцман в секретку. - Здравия желаю!
Он всегда, по мнению Майгатова, был слишком военным. Но военным лишь в первые минуты общения, а чуть позже, уже через десять минут разговора, становился болтливее самой болтливой женщины. И в эти минуты уже ничего не оставалось в нем военного. Кроме, пожалуй, гренадерских, в два пальца толщиной, усов да погон.
- Да ты - старший мичман! - посмотрел Майгатов и на погоны. Хотя мысленно отметил, что не только погоны изменили внешне Жбанского, а и чуб, который он теперь зачесывал не наверх, а вниз, эдаким навесом надо лбом.
- За выполнение задания, - тоже посмотрел на три звездочки на погоне. - За спасение на шлюпке тех гражданских, с "Ирши". Мы потом с ними...
- Понятно, - остановил начинавшийся словесный поток. - Теперь вы, Жбанский, и вы, Перепаденко, - понятые. После окончания осмотра вы должны будете засвидетельствовать все факты и результаты действий, при которых присутствуете. Любой из вас вправе делать замечания по поводу произведенных действий и вносить их в протокол. Вопросы есть?
- У матросов нет вопросов, - пошутил Жбанский.
- Хорошо. Начнем с фотографирования.
Фельдшер положил ледяной сверток на стол, отстегнул кнопки на футляре, и на его груди остро блеснул объективом старенький "ФЭД".
- Теперь, окромя ушиба, ишо и обморожение будет, - напомнил о своем пострадавшем лбе, сделал странное движение головой: то ли принюхался к воздуху, то ли послушал его, и молниеносно установил выдержку и диафрагму на аппарате. - С чего начнем, товарищ старший лейтенант?
