Но, конечно, все это я не стала вываливать на Екатерину Ивановну. Ей, бедной, и без того хватит.
— Я не понимаю, — медленно проговорила я, — что же конкретно говорит ваш бывший муж?
— Он сам ничего не может понять… он сказал, что характер поражения… как будто Сашу долго… нет, я не могу! — И она снова разразилась рыданиями.
Я уже не пыталась успокаивать ее. Да и был ли в этом смысл? Что можно сказать матери, потерявшей сына на войне? Особенно когда в цинковом гробу присылают даже не тело, а сильно изуродованные останки… над которыми вытворяли невесть что. Жутко, но такова беспощадная правда жизни.
— Значит, так, тетя Катя, — проговорила я, — сегодня постарайтесь успокоиться… — я замялась, — а завтра я займусь этим делом. Поговорю с Виктором. Я обещаю вам, что смерть вашего сына не останется… вы слышите, тетя Катя, я непременно разберусь, что произошло с ним! Конечно, бывает, что все расследования бессмысленны, но все-таки… Как зовут вашего мужа?
— Путин… цев. Путинцев Виктор Сергеевич…
Сложно говорить что-то в такой ситуации. Тетя Катя умоляюще смотрела на меня красными воспаленными глазами.
Шок — это по-нашему, пронеслись в голове слова развеселой рекламы, получившие такой горький и разительно беспощадный привкус…
* * *
Екатерина Ивановна ушла после того, как я втолковала ей, что зайду завтра прямо к ней домой — ни на какую работу, разумеется, она идти не собиралась — и мы поедем к Виктору Сергеевичу.
Но на этом вечер разнообразных и содержательных впечатлений не закончился.
Во-первых, мои креветки превратились в груду дымящихся угольев, издающих не самый приятный запах. Во-вторых…
Об этом «во-вторых» следует сказать отдельно.
Я включила телевизор примерно в половине одиннадцатого и, наткнувшись на какой-то футбол, в котором я понимала не более, чем среднестатистическая домохозяйка — в космических технологиях, тут же переключила на СТС. Для тех, кто предпочитает телевизионному досугу более содержательные и полезные занятия, скажу, что это такой канал, на котором крутят сплошные американские телесериалы и «мыльные оперы» — бразильские, мексиканские и аргентинские.
Все это великолепие чередуется с музыкальными передачами, составленными по принципу «поздравляю дорогую бабушку со столетием и про-шу передать для нее песню в исполнении Клавдии Шульженко, какую-то там про вальс».
И надо же такому случиться — в тот момент, когда я включила СТС, на экране — большими белыми буквами по синему фону — было начертано следующее знаменательное поздравление:
…
БАГИРЕ
Поздравляю с днем рождения.
Счастья тебе в личной жизни и в работе.
Пусть всегда будет солнце. Ты же знаешь,
оно всегда восходит на востоке.
ГРОМ
Господи, как же я могла забыть! Ведь он предупреждал меня, что нужно посмотреть именно эту программу. Нашла же я накануне в почтовом ящике газету с телевизионной программой, где была обведена именно эта музыкальная передача с поздравлениями!
Ну и ну!
У меня просто перехватило дух: едва ли не первый раз в своей карьере я проявила такой вопиющий непрофессионализм, за который он — ГРОМ — мог сурово спросить. И никакие отговорки типа «подгорели креветки, уничтожала следы пожара» не помогли бы.
Просто я так непозволительно прониклась эмоциями Екатерины Ивановны, что едва не села в лужу. А ведь то, что я прочитала в программе музыкальных поздравлений, — это очень важное послание. И мне понятное.
«Счастья в работе» — совершенно очевидно, что у Грома есть ко мне дело.
«Пусть всегда будет солнце» — таким поэтическим манером он напомнил мне, что в городе Тарасове существует улица Солнечная, на которой расположено кафе «Восток», где он не раз назначал мне явки.
Итак, место известно. Время тоже определить несложно. Конечно, Гром мог написать мне прямым текстом, что так, мол, и так, жду тебя во столько-то. Но всегда предпочитал страховаться.
Итак, отрывной календарик за 1999 год. В принципе подошел бы любой, если учесть, что солнце каждый год восходит одинаково.
А мне была нужна именно дата восхода солнца завтра, восемнадцатого ноября. Так, шестнадцатое, семнадцатое… вот, восемнадцатое. Восход солнца — 7. 09.
Очень хорошо. Он назначает мне время встречи девять минут восьмого в кафе «Восток». Разумеется, не утра, а вечера. Он будет ждать меня завтра в девятнадцать с минутами.
Вот так.
Меня, Багиру, сотрудника разведки, наконец затребовали после нескольких месяцев простоя и работы там, где я числилась для прикрытия, — в Комитете солдатских матерей.
А завтра мне еще предстоит поработать именно по этому профилю. Ведь разобраться с делом сына Екатерины Ивановны Баловневой и ее первого мужа Виктора Сергеевича Путинцева, — это и есть то самое, что входит в мои обязанности юрисконсульта при официальном учреждении, — Комитете солдатских матерей.
* * *
Тот, кто наивно полагает, что разведка — это канувшее в Лету понятие времен блаженной памяти Штирлица и иже с ним, а также прерогатива деятелей времен «холодной войны», жестоко заблуждается.
Люди старой закалки считают, что силовые структуры советских времен нельзя и близко ставить с нынешними, в ельцинской России. В чем-то они, безусловно, правы, но это вовсе не означает, что ничего подобного уже не существует. За ненадобностью.
Дескать, все равно границы наши открыты для всех желающих — то бишь желающих помахать длинным баксом перед носом шалеющего российского налогоплательщика. Дескать, все секреты и тайны страны известны, вплоть до того, какая кнопка на ядерном чемоданчике Кремля и лично «гаранта» подрывает Нью-Йорк, какая — Лондон, а какая — Вашингтон.
Все не так.
Серьезные структуры существуют.
Существуют также серьезные, прекрасно подготовленные люди, на высоком профессиональном уровне обеспечивающие их бесперебойное функционирование.
Агенты.
И один из этих агентов — я. Юлия Сергеевна Максимова по прозвищу Багира.
Нельзя сказать, что путь к подобному поприщу — жестокому и неблагодарному, если уж на то пошло — был так прост. Нельзя сказать и того, что направляли меня исключительно моя собственная воля и наклонности.
Все было куда сложнее. В конце концов, нормальная женщина, с судьбой, не изломанной ветрами перемен и прихотливых веяний рока, никогда не попадет в разведку.
Можно возвести это в абсолют: женщина никогда не станет на такой путь по собственной воле. Если у нее есть родные, дом и вообще — все то, ради чего обычно живет существо, романтично именуемое хранительницей очага.
До окончания школы моя жизнь шла так, как у большинства сверстниц. Завершив среднее образование, я хотела поступить в Тарасовский юридический институт, но тут пришла страшная весть: погибли мои родители.
…Меня всегда бесило словосочетание: трагически погибли. Как будто погибнуть можно как-то иначе… комически, что ли. И когда я прочитала это словосочетание в официальном уведомлении — «…трагически погибли…» — я не заплакала. Не заплакала в ситуации, когда плакать было просто необходимо.
Плакать, чтобы не поседеть. Плакать, чтобы не замкнуться в себе и не сойти с ума. Все это я подумала, когда увидела перед собой — сегодня — Екатерину Ивановну Баловневу.
Но о моих родителях…
Папа был военным. В звании полковника воздушно-десантных войск в феврале 1987 года он получил назначение на новое место службы: в одну из частей Нагорно-Карабахского района. Я думаю, все помнят, чем был тогда, в горбачевское время, Нагорный Карабах. То же, что сейчас Чечня. Страшная, незаживающая рана.
Он уехал туда вместе с моей мамой, оставив меня с бабушкой, Анной Владимировной. Я так ждала момента, когда смогу увидеть их…
Не получилось. И после смерти родителей я изменила свое решение поступать в юридический — тогда еще он не назывался Академией права — и поехала поступать в Москву. В Военно-юридическую академию. Я была зачислена в эту академию в августе восемьдесят седьмого и окончила ее с отличием в апреле девяносто второго.
…Окончание образования — высшего ли, среднего ли — почему-то всегда совпадало с трагическими событиями в моей жизни. В тот же день, когда я получила красный диплом, умерла моя бабушка. Оставив меня круглой сиротой.
Об этом я узнала через два дня после того, как официально получила высшее юридическое образование.
Вот так.
В академии я увлеклась айкидо и к окончанию учебы овладела им в совершенстве. Быть может, для девушки это странность, но когда ты не чувствуешь поддержки родных, когда ты совсем одна — жизнь начинает казаться совершенно иной. И исконные женские ценности подвергаются жестокой переоценке.
Так что не один молодой человек бросал дешевый флирт, когда я между делом — скажем, распитием коктейлей в баре — говорила, что я еще и мастер спорта по пулевой стрельбе.
