– У вас там дела или родственники? – Сара расстегнула еще одну пуговицу и томно вздохнула. Затем тряхнула стрижеными блестящими локонами и блаженно потянулась. – Зачем вообще иностранцы едут к нам, непонятно. У вас там цивилизация, улицы шампунем моют, а вы едете в грязную русскую провинцию…
Карл Либен улыбнулся одними губами. Ему, честно говоря, было уже не до смеха. Сара возбуждала его все больше и больше. Он знал за собой грех, а потому изо всех сил старался не подавать виду, как сильно хочется ему завалить эту брюнеточку на постель и впиться губами в ее крепкое, изящное тело.
– Вы можете раздеться, – сказал он наконец и ослабил узел на своем галстуке. – А то я смотрю, вам жарко?..
– Понимаете, я не из тех женщин, за которую вы меня принимаете. Я хоть и не замужем, но тоже свои принципы имею. Я же не проститутка какая-нибудь. Хотя вы – мужчина что надо…
Карл не поверил ей. Русские женщины не отказываются от денег. Это он понял еще в свой первый приезд в Москву.
– Что вы, Сара, я ни о чем таком даже и не думал… – соврал он, чувствуя, как в низу живота сладостно заныло.
– Хотя, если опустить все условности – а у нас в России их достаточно много, – то секс является, пожалуй, самым большим кайфом. Вы знаете, что означает слово «кайф»?
– Да, – чуть слышно проговорил Карл Либен и сорвал с себя галстук. «Если она сейчас не уйдет, – подумал он, – то я пропал».
Между тем Сара встала и проворно подбежала к двери. Ей было от силы лет двадцать пять. Узкая короткая юбка плотно обтягивала стройные бедра. Под прозрачной блузкой просвечивала полная, высокая грудь. Мозг Карла отключился, уступив место первой сигнальной системе по Павлову. Глаза смотрели, все остальное настраивалось на маленькую женщину, удобно приютившуюся в глубоком, обитом шоколадного цвета бархатом кресле.
– Я заперла дверь, ну что же вы? – Она улыбнулась, показывая прекрасные зубки и, протянув к нему руки, заиграла, делая дурашливые царапающиеся движения, пальцами рук, словно призывая его.
Карл Либен по привычке полез в карман, извлек упаковку презервативов, дрожащими руками вскрыл ее и достал маленький пакетик.
– Нет-нет, что вы, я верю вам! – И Сара послала ему воздушный поцелуй. – Вот только принесите, пожалуйста, минералки, а я пока разденусь…
Он вернулся и застал Сару лежащей поверх стеганого розового покрывала. На ней не было ничего, кроме прозрачных чулок с кружевной резинкой.
Они выпили минеральную воду на брудершафт, и последнее, что увидел в этот вечер Карл Либен, были белые роскошные груди, к которым он и потянулся всем телом… Крепкий сон оказался явно сильнее страсти.
Глава 4
КРОВЬ НА БЕЛОМ МРАМОРЕ
«Роял Бургерс» – достаточно приличное кафе, но все равно не то, что московский «Макдоналдс». Сверкающая никелем кухня, в которой снуют, как мышки в красных передничках, девушки с подносами, белый мраморный пол, светлые столики, чистота, уют, запах горячих яблочных пирожков и гамбургеров, хруст ледяных кубиков, шелест разворачиваемой тончайшей упаковки, смех детей, тихий говорок посетителей…
Саша Берестов сидел один за высоким столом, нервно грызя соломинку, опущенную в давно опустевший стакан. По его взгляду я поняла, что он ждал меня.
Я забралась на высокий стульчик, уперла усталые ноги в подставки и взглянула на него злыми глазами.
– За «Нанá» с тебя, пацан, две тысячи баксов, – произнесла я негромко и сжала кулаки.
– Обойдешься двумя гамбургерами, – бросил он небрежно и пошел к стойке. Вернулся, правда, с полным подносом еды и напитков.
– Ушли? – спросил он, всем своим видом показывая собственное превосходство и прекрасно осознавая всю силу своего бездонного обаяния.
– Это я ушла. А что им от тебя нужно?
Он покачал головой:
– А тебя-то кто ко мне послал? Кому это вздумалось пошутить?
– Иванов, – ответила я, вонзая зубы в теплую мякоть бутерброда и чувствуя, как янтарно-сливочный майонез капает мне на пальцы.
Ивановых, как песка на хорошем пляже. Это у меня готовый пароль. И я не просчиталась.
– Придурок, – усмехнулся Берестов и развернул чизбургер.
Мне всегда нравилось смотреть, как едят мужчины. Они находят в этом процессе особый смысл. Если говорить о Саше, то я представить себе не могу, чтобы он делал что-нибудь некрасиво или, как бы это поточнее выразиться, незавораживающе. За работой над Сашей Бог, похоже, выложился до предела. После него, должно быть, он стал лепить сплошных даунов…
– Придурок не придурок, а мне помочь хотел. Деньгами. Сейчас фиг где устроишься.
– Вообще-то ты не похожа на девиц, стреляющих деньги. У тебя прикид что надо, – вскользь бросив взгляд на мой джинсовый костюм, заметил Саша. – Уж я-то разбираюсь.
И тут он снова побледнел. Чизбургер выпал из его рук и опрокинул пластиковый стакан с пенным клубничным коктейлем. Я даже ухом не повела, если бы и умела это делать. Я кожей спины сквозь толщу американской джинсы почувствовала, что в кафе вошла Анна.
И тут произошло нечто такое, что заставило всех посетителей кафе вскочить из-за своих столиков и броситься врассыпную. Раздался громкий сухой щелчок – выстрел! – и Анна, не сделав и двух шагов, упала на пол. На белом мраморе начала расползаться лужа крови. Светлый костюм роскошной блондинки на спине стал за какую-то минуту красным, а под лопаткой образовалась темная рваная точка. Пока мужчины в фирменных белых рубашках и красных галстуках суетились возле истекающей кровью женщины, я думала о том, что раз Анна не повернула обратно, значит, Саша Берестов, сидящий сейчас передо мной с открытым ртом, – тот самый. Поскольку не увидеть его она не могла – он сидел лицом к дверям, стало быть, она явно направлялась к нему.
Я продолжала сидеть неподвижно, в то время как мой спутник сделал попытку подняться.
– Сиди лучше, – зло прошептала я. – Ты ведь знал ее? Она шла к тебе?
Он изумленно смотрел на меня.
– Ешь, что бы там ни случилось. Сейчас приедут «Скорая помощь» и милиция. Тебе не стоит засвечиваться. Хотя стреляли в нее из-за тебя.
– Кто вы? – Ошалелый Берестов перешел на уважительное «вы».
– Меня зовут Татьяна Иванова. Я – частный детектив. Еще вопросы будут?
Он молчал.
В трех метрах от нашего столика все рябило от сочетания белого и красного. В кафе стоял невероятный гвалт. Почти все посетители разбежались. За прозрачной витриной возникло канареечно-желтое пятно – приехала милиция. Мелькнуло что-то матовое с красным крестом – «Скорая». Полный джентльменский набор.
– Видишь, ее накрыли? – произнесла я дрогнувшим голосом. – Мы бы все равно ничем не смогли помочь. А теперь пора уходить.
Я соскочила со стульчика и, крепко схватив ставшего апатичным Сашу за руку, повела его в сторону туалетов и другого выхода. Оказавшись в просторном коридоре, между дверями с женским и мужским силуэтами, я, заметив приближавшегося в нашу сторону мента, вдруг обняла Сашу и прижалась к нему всем телом. Я просто вмялась в него, впилась в губы и застонала. Он инстинктивно ответил мне губами.
– Вы что это тут? – грубо проронил мент, хватая меня за плечо. – Ничего не слышали, что ли?
Я оторвалась от Сашиных губ и мутным взглядом обвела мужчину в сером.
– Слушай, мент, че пристал? За это тебе штраф не обломится, – хмыкнула я и снова вцепилась в онемевшего Берестова.
– Человека убили, – важно сообщил мент, – лучше уходите.
– Как это убили? Сереж, пойдем, посмотрим… – И я потянула Сашу в зал. Но мент выставил нас из «Роял Бургерс» как школьников – за воротники.
– У меня машина тут недалеко, – вдруг оживился Саша. – Во дворе военкомата. Пошли. Я не могу здесь больше оставаться.
Белый «Опель Кадет» увозил нас в сторону Набережной. Берестов рассказывал о том, как он познакомился с Анной.
Она увидела его ранней весной на этюдах – они с группой рисовали старинный особняк на Вольской. Пришла к нему в училище, не хуже, чем я, заглянула в мастерскую. Судя по рассказу Саши, Анна влюбилась в него с первого взгляда. Во вторую встречу она отвезла его к себе на дачу, в поселок Жасминный, и отдалась ему, как может отдаться потерявшая рассудок сорокалетняя женщина, влюбившаяся, быть может, в первый и последний раз в жизни.
– А ты ее не любил? – спросила осторожно я, в душе почему-то не желая, чтобы он вообще любил кого-нибудь. Такие, как он, должны принадлежать обществу или храниться в музее. Под стеклом. Пуленепробиваемым.
– Не знаю. Мы с ней словно переболели какой-то болезнью. Я и сам ходил словно чокнутый. Мы с утра до ночи валялись в постели.
Я представила себе их в постели и словно услышала шорох простыней, жаркое дыхание, влажные звуки и нежные запахи любви. С этой чертовой работой можно превратиться в бесполое существо, одной рукой держащее пистолет, а другой пересчитывающее баксы. Противно.
– Анна Шубина заплатила мне сегодня утром деньги за то, чтобы я нашла тебя и отобрала принадлежащие ее мужу документы на поставку химического оборудования. Поэтому-то я и оказалась в училище.
