Ознакомительная версия.
* * *
От дома до работы – пять минут. Удобно. В обед директриса выдавала по два рубля на нос (считалось, что грузчики могли стать свидетелями чудовищной коррупции в скромном советском овощном магазине). Деньги принимали с серьезным достоинством и тут же скидывали их в «общак». В дружественном магазине «Вино-водка» на Фонтанке гонец (обычно Пьера и отправляли) приобретал пару бутылок «Кубанской» или «Андроповки» с зеленой этикеткой. Если повезет, можно было взять «вина». «Вином», как он быстро выяснил, именовался крепленый виноматериал по цене не выше двух рублей. Все остальные «Каберне», «Саперави» и «Негру де Пуркарь» в категорию «вино» не попадали или по крепости, или по стоимости. Их презрительно именовали «кислятиной» или «компотом» в зависимости от содержания сахара. Нехитрую закуску формировали из «местного ассортимента» : соленые огурцы из вонючей бочки, не менее вонючая и рыхлая квашеная капуста, варили картошку на электроплитке. Иногда директриса разрешала списать «на бой» пару банок икры из баклажанов. Если водку Пьер пил наравне со всеми, то заставить себя употреблять «виноматериал» он так и не смог, хотя продолжал скидываться в общак. Пришлось выдумать аллергию на вино.
– Сразу видать – армяшка. Даже болезни не как у русских. Разве бывает аллергия на вино? – удивлялись «коллеги».
Стать своим среди обитателей овощного закулисья так и не получилось. Если директриса сразу для себя сделала вывод: «Понятно – в Израиль нацелился. Ну, да ладно – у меня не институт секретный. Иди – работай, жидомасон», то узнавшие про университетский диплом грузчики насторожились. Не студент-вечерник, не алкаш – чего ему здесь надо? Даже одеться «по-человечески» у Пьера не получалось. Гардероб его, состоящий из присланных из-за границы шмоток, никак не соответствовал контексту. Старые вельветовые джинсы и ветровка Adidas были уместны в колхозе, куда каждую осень отправляли студентов. Но на фоне профессионально засаленных одежд овощных аксакалов Пьер выглядел чужаком и подкидышем. От привычки пользоваться туалетной водой «One Man Show» пришлось отказаться после вопроса одного из «коллег» : «Чем это здесь шмонит?» Курить появившиеся в продаже финские Pall Mall и Winston пришлось дома за чаем. Для работы пришлось перейти на Беломор, т. к. даже ленинградский Космос за 60 копеек выглядел среди штабелей грязных ящиков инородной деталью.
Устроиться в овощной присоветовал друг Жора, единственный из одногруппников не рвавшийся за границу, а твердо решивший поступать в аспирантуру. Он успел поработать в таком же «бутике» во время каникул.
– И к дому близко, и с голоду не помрешь. Опять же – «завсегда с народом». Узнаешь, так сказать, сермяжную правду – филологу это полезно.
По специальности можно было устроиться только в школу, но брать человека после начала учебного года и, к тому же, на неопределенный срок никто не хотел. Приехавшая из Индии мать, конечно же, ахнула: «Сын – грузчик!», но ничего лучше предложить не смогла. Решили, что это ненадолго и «надо потерпеть».
* * *
Мать на удивление быстро разобралась в ситуации (сказался богатый жизненный опыт). Немного поморщилась, услышав про «братскую Никарагуа» : «Там же война…», но за дело взялась немедленно.
Таинственный «куратор» сначала онемел, когда она представилась и объяснила, по какому вопросу звонит.
– Где вы взяли мой телефон?! – заорал он, опомнившись.
– Поверьте, люди, которые мне его дали, имели на то полномочия, – не моргнув глазом отреагировала мать, – и они очень обеспокоены задержкой выезда переводчика на контракт. Тем более, что мы все уже дома.
Про остававшегося в Индии отца она, естественно, не упомянула. После этого ей пришлось все-таки съездить на прием к «куратору» и показать ему внутренний паспорт, который она сразу получила в Москве в обмен на заграничный служебный. «Квартиру меняем, надо прописку оформить», – объяснила мать в министерстве.
И снова потянулись дни ожидания. Тут еще и Мели перестала отвечать на звонки – ее загребский телефон молчал, хотя уже начался учебный год и ей надо было приступать к работе над дипломом. Спустя две недели пришло письмо из Франкфурта-на-Майне. Оказывается, она получила стипендию Юнеско для молодых ученых и будет писать диплом в Германии. Что-то по народному творчеству. Своего телефона пока нет, а звонить на проходную студенческого кампуса не очень удобно. «Ты уже в Никарагуа? Надеюсь, мое письмо тебе перешлют…» Пьер не упоминал в переписке о своих проблемах. Сообщил только, что получил назначение и ждет визы. «Как у них все легко! – с какой-то обидой подумал он. – Получила стипендию и – хоп! Уже в Германии». А ведь Мели всерьез собиралась переехать жить в Ленинград. И даже переписывалась с кем-то в Институте этнографии для «наведения мостов». «Не выдержит она нашего развитого идиотизма. Сбежит…» – грустно думал Пьер, но тему эту предпочитал с девушкой не обсуждать. Стыдно было как-то за отечественную убогость.
С началом работы в овощном проблема свободного времени ушла, но проблема общения осталась. «Ближний круг» распался – все были заняты делом. Объяснять новым знакомым, что теперь он – грузчик не хотелось. Да и сил на ритуальные ухаживания за девушками после целого дня возни с ящиками и бочками не оставалось. Организм категорически не хотел привыкать к физическому труду.
Мать купила в «Березке» видеомагнитофон Panasonic, и Пьер до поздней ночи таращил глаза в рябой экран, слушая «остроумные» эскапады гнусавого переводчика: «Срань господня! Посмотри, какая у меня задница!» Появился новый круг общения – видеообмен. Этим людям было абсолютно безразлично, грузчик ты или академик. Главное – у тебя есть десяток кассет для обмена. Видеосообщество поражало своей неоднородностью – фарцовщики из Апраксина двора, солидные директора НИИ, жены моряков, пара экзальтированных бабушек… Интересы у всех совпадали. Старушка из антикварной квартиры на Невском в обмен на принесенный «Апокалипсис сегодня» Копполы, хитро подмигнув, предложила Пьеру: «Тут у меня про любовь на немецком…» Кино заменяло общение.
Во время перекуров на заднем дворе магазина, Пьер, сидя на ящике и затягиваясь удушливым Беломором, представлял себя каким-то гибридом декабриста, к которому не приехала в Сибирь жена, и «лишнего человека» на Кавказе среди диких горцев. Прочитав на досуге «Путешествие на Восток» де Нерваля, отметил для себя: «Главное качество, необходимое европейцу при путешествии в Магриб, – умение ждать». Ждал…
Наступил декабрь. «Куратор» сказал, что документы давно в Москве, но вызова по-прежнему не было. Темпераментный отец все чаще звонил из Индии и требовал, чтобы мать «возвращалась немедленно, или он за себя не отвечает!» Спорить с ним по телефону было бесполезно, поэтому мать кротко отвечала: «Хорошо, Вазген. Сделаю все, что могу, Вазген». Но обратно пока не собиралась.
В начале декабря, как водится, начали готовиться к Новому году – закупали шампанское, шпроты, овощное ассорти Globus, колбасу (твердокопченую – на стол, вареную – в салат оливье). Встречать собирались с сестрами и их мужьями на турбазе под Лугой.
К этому моменту у Пьера как-то сам собой начался роман со студенткой Кэтино с вечернего английского. Заехал в субботу по старой памяти на родной филфак попить кофе в верхнем буфете. Народу было немного. Болтая со знакомыми лаборантками за столиком, обратил внимание на эффектную брюнетку с короткой стрижкой.
– На Катьку засмотрелся? – усмехнулись лаборантки. – Кэт, иди к нам!
Разговорились. Кэт оказалась таким же «метисом кавказца», как и сам Пьер – ее отец, грузин из Тбилиси уже лет тридцать жил в Ленинграде, работал кардиологом, женился на русской медсестре несмотря на протесты родни и окончательно обрусел.
– Почти земляки… – глубокомысленно отметил Пьер.
– Ты – тоже космополит? – хитро улыбнувшись, спросила Кэт.
Телефонами меняться не стали. Поболтали и разошлись. Однако в понедельник, наскоро приняв душ после работы и от души умастившись любимым One Man Show, Пьер прыгнул в троллейбус и к окончанию занятий вечерников стоял в фойе филфака, лихорадочно всматриваясь в лица выходящих в морозную темноту студенток.
– Меня ждешь? – Кэт неожиданно возникла рядом с Пьером. Он не сразу узнал ее в белой меховой шапке.
– Ага, – кивнул он.
– Ну, ты надушился! – поморщилась Кэт. – Я тебя по запаху почувствовала.
– Это я так потею, – грубо ответил Пьер.
– Ну, пошли тебя проветривать, – она взяла его под руку и потащила к выходу.
С этого дня ежевечернее видео отошло на второй план. Кэт таскала его на просмотры в Дом кино, к друзьям-художникам и фотографам, на концерты тогда еще полулегальных «Землян» и «Машины времени». До знакомства с ней Пьер даже не предполагал, что в Ленинграде такая насыщенная андеграундная жизнь.
Ознакомительная версия.
