И пришлось тому идти в монтеры ДЭЗ № 69. Пополнив дружный коллектив разгильдяев, я оказался в их первых рядах. Так посчитала начальница домоуправления Орёл Татьяна Ивановна. Была она женщиной приятной наружности и, если смотреть сзади, то габаритами походила на корму знаменитого «Титаника», что вызывало естественное восхищение у тех, кто понимал в судостроение и дамской красоте. За глаза мы называли домоуправительницу «Боцманом» — за милый прокуренный басок, крепкую поступь и командирскую решительность.
— Сидите, голуби, — говорила она, когда проникала в диспетчерскую. Баклуши бьете, негодяи, а ну быстро на территорию, я сказала. — И наш коллектив, мирно лакающий самогонную брагу из города-героя Волгограда, присланного по случаю, вмиг распадался. — А Мукомольникову остаться.
Я оставался, понимая, что меня ждут трудные испытания. Дело в том, что гражданка Орёл питала слабость к сильному полу и, пользуясь своим служебным положением…
— Славик, — предупреждали дворники, — Боцман на тебя глаз положила.
— И что?
— А то, — смеялись бражники, — выполняй команды командира производства и будешь, как сыр в масле.
Я делал вид, что не понимаю о чем речь. Уж больно квадратен, скажу так, был «командир производства» и потом: не нравятся мне дамы с крашеными волосами цвета переспелой абрикосины, плюхнувшейся на асфальт.
Когда начинаю общаться при праздничных свечах с подобной барышней, то у меня начинаются колики и возникает неудержимое желание стравить торжественный ужин в её декольте, удобное для таких вот рвотно-радостных мероприятий.
То есть я хочу сказать: нет некрасивых женщин, а случается мало водки. Если же её много, то возникает другая опасность, которая может привести к вышеупомянутой аварийной ситуации. И поэтому стараюсь избегать свиданий с крашеными дурочками, использующих, повторю, свое служебное положение.
— А Мукомольникову остаться, — услышал и понял, что сука-судьба вновь испытывает меня.
И оказался прав: Татьяна Ивановна решила якобы поменять электрическую проводку в своей квартире. А кто у нас монтер? Слава у нас монтер и, утверждают, хороший монтер. Мастер, не так ли? И оплата труда мастеру будет надлежащая. Я без энтузиазма улыбнулся, предчувствуя трудный вечер при свечах, насыщенный электрическими разрядами.
Решив, что пять бутылок родной достаточно для работы в экстремальных условиях, я прибыл в гости. Надо ли говорить, что хозяйка встречала мастера во всеоружии: смешок, легкий говорок, шелковый халатик, из которого выступала пышная грудь, желтеющая веснушками, как поле весенних ромашек. Эти пятна дамского увядания окончательно добили меня. Пока хозяйка мандовошилась на кухоньке, я открыл чемоданчик монтера и бутылку водки. Заглотив для душевного равновесия пол-штофа, я рявкнул не своим голосом:
— Где тут проводка, Боцман?
— Проводка, ха-ха, — смеялась начальница. — Ах, шалунишка, — и несла блюдо с жареным судаком, томящимся под мокрой зеленью. — Мы поменяем пока люстру. — И указала глазами на короб. — Венецианское стекло. Обращаться осторожно, — предупредила, — мой мальчик.
«Мой мальчик» — от этой ласки я совсем потерял голову и снова приголубил бутылку. После чего установился такой приятный душевный миропорядок, что никаких проблем с новой люстрой не возникло. Они возникли позже, когда я подвесил это звенящее чудовище под потолок и когда начался наш праздничный ужин. При венецианских огнях.
Приятная во всех отношениях Татьяна Ивановна, выпив стопочку и закусив королевским судаком, потянулась ко мне для благодарственного поцелуя за труд. От её губ в рыбьем жиру мой нервный организм дернулся на стуле, который шаркнул в стену и так, что прекрасно-гребенная бренчащая люстраида обвалилась вниз, как хрустальная мечта земной бабы о неземной любви.
Такой вот казус, похожий на кактус в жилистой попе папуаса. Да, неприятно. Неприятно, когда мечта превращается в явь с битым фальшивым стеклом из немытых Мытищ. Однако ведь это не повод ненормативно визжать, топать боцманскими ногами и считать работника первым разгильдяем среди многих. Короче говоря, меня не простили за правду и уволили по статье 33. 4. Гаденькая такая статейка: «Систематическое пьянство на рабочем месте».
Спрашивается, где справедливость и душевная признательность за приятный вечерок? Увы, не всякая дама отдает себе отчет за свои проступки, руководствуясь лишь мудаковатыми инструкциями и животными инстинктами. Но я простил её, грезу всех дворников и сантехников. И устроился работать в борделе на Якиманке. Без чернильной записи в трудовой книжке.
Работенка случилась веселая и с высоким прибытком. Время было мутное, и публичные дома цвели, будто палочки Коха в брюшине смертельно больного. Славная наша милиция ловила бабуль, торгующих петрушкой, полезной для потенции, и руки её не доходили до пунктов приема сперматозоидных клиентов, прущих в бордель, как нерестная рыба на острые камни.
Мои функции были просты: в случае необходимости снимать неплатежеспособного клиента с «товара». Другими словами: ломать кайф халявщикам. Как известно, на халяву и уксус сладкий. А что говорить о сосудах, наполненных до краев уксусной эссенцией? Это я о кралях, прибывших из нищей, но рафинадной Украины на заработки. Девять херсонских девок были как на подбор: губасты, дебелы и на формы аппетитны. Но главное было их достоинство — ум, вернее, отсутствие его. Красавицы были глупы, как куры на шампуре, что ничуть не мешало им возбуждать клиентов до полного их изнеможения.
— Ах, мои станочки, — любил приговаривать хозяин заведения Нодар Майсурадзе, умеющий ценить женскую жертвенность во благо общего дела. Старание и труд все перетрут, — шутил, когда принимал новенькую на работу, — но это к тебе, краса, не относится. Как поработаешь, так и полопаешь. Старайся, и я не обижу, вах.
И не обижал, кстати, понимая, что куриц, несущих золотые яйца, нужно холить, лелеять и беречь. Именно на меня и была возложена деликатная миссия беспокоить клиента, когда его время кончалось. Как говорится, кончил — не кончил: слазь! Но многие держались до последнего. И это понятно: кому не хочется урвать молодого спазматического счастья сверх нормы. Порой приходилось буквально за ноги тащить строптивца из будуара, где он придавался липким утехам. Как правило, конфликты решались миром или зуботычинами, и все были довольны. Правда, однажды случилась неприятность. Ходил к нам депутатик Садур, бойкий такой, похожий характером и лицом на старорежимную калошу. И любил он поскандалить.
— Я ещё не кончил! Безобразие! Я — депутат Думы, я вас — на рудники!..
— Дед, ты уже час за бесплатно елозишь, — резонно возражал я. — Плати и никаких проблем.
— Наша партия заплатит, — пыхтел тот на пышнотелой девахе, жующей от скуки сочное полтавское яблоко. — Уважьте старость, у меня было трудное детство, я три года провел на поселениях в Мордовии, там было холодно, голодно…
— Ладно, — вздыхал я. — Как депутату, постоянному клиенту и поселенцу, тебе полагается скидка. — И обращался к трудовой девушке. — Эллочка, отправь деда к звездам.
И та как-то раз возьми и постарайся: и депутатик Садур околел, успев, между прочим, испытать чувства астронавта, приближающего на пиздолете к планете Благости SIV-7052000.
А кто будет платить — в широком смысле — за эти хамские полеты в вечность? Понятно, что крайним оказался я.
Не сделал бы депутату скидку, жил бы тот во славу нашего отечества, голосуя кнопками за лучшую народную жизнь. А так пришлось мне покрывать убытки борделя на пышные похороны народного избранника и срочно увольняться по собственному желанию.
Вот и делай после этого людям добро.
Впрочем, веру в доброе я не потерял и отправился сдавать свое внутреннее богатство в Первую градскую. А почему бы и нет? Молод, здоров, оптимистичен и без комплексов. Любимая родина нуждается в стратегических биологических запасах, могущих восстановить её былое величие и мощь. Да и оплата труда недурна: можно пригласить очередную возлюбленную в едальню «Елки-палки» вкусить продукта из народного картофеля.
Встретили меня люди в белых халатах со сдержанным пессимизмом, мол, совсем руки не оттуда растут у молодца, коль решил зарабатывать на жизнь таким вот динамичным образом.
— Это мое хобби, — признался я, — с тринадцати лет. — И добавил несколько слов о родине, нуждающейся в стратегическом биологическом резерве.
На меня посмотрели, как на активного членовредителя, и отправили сдавать анализы. Через час у меня возникло впечатление, что меня готовят к космическому полету в качестве подопытной дрозофилы. О чем я и сказал старенькому эскулапу с подвижным личиком капризного ребенка.
— Это очень серьезное мероприятие, молодой человек, — ответил лекарь. — Мы отвечаем за будущие поколения. Если мы хотим иметь на улицах одних идиотов…
