— Это как же? — криво усмехнулся Турецкий.
— Ну… — Меркулов пожал плечами. — Считай, что я подкидываю тебе это дельце по дружбе.
— Не подкидываешь, а навешиваешь, — поправил начальника Турецкий. — Хороша дружба. Я с твоими тухляками на шее скоро на дно пойду. Как «Титаник».
Меркулов весело прищурился:
— Не пойдешь. Ты у нас мужик крепкий. И спеца лучше тебя мне не найти.
Турецкий неодобрительно покосился на Меркулова и устало вздохнул.
— Правду говорят, что лесть открывает все двери, — резюмировал он. — Ну ладно, все равно мне от этого дела не отвертеться, так что хватит лирики. Так, говоришь, кроме дежурной оперативно-следственной группы там и фээсбэшники побывали?
— Побывали, Саня, побывали. Да только толку от них было мало. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Судя по тому, как чисто все было сделано, убийца — профи. И ведь место-то выбрал какое людное! Самое интересное, что выстрела никто не слышал.
По лицу Турецкого пробежала тень.
— Это странно, — раздумчиво сказал он. — Даже если на стволе имелся глушитель, хлопок должен был быть довольно сильным.
— Вот и я о том же, — согласился Меркулов, радуясь в душе, что сумел зацепить важняка фактами. — Впрочем, музыка вполне могла заглушить хлопок. Нужно было только дождаться громкого аккорда.
— А что там шло?
— «Похождения повесы».
— Судя по названию, вещь веселая? — спросил Турецкий.
Меркулов взъерошил ладонью волосы.
— Угу, — прогудел он. — Про одного парня, который решил в корне изменить свою жизнь. Совершил сделку с сатаной, а когда пришло время платить, у парня вдруг проснулась совесть.
— Знакомый сюжет.
— И главное, очень жизненный, — усмехнулся Меркулов. — Когда доходит дело до расплаты, у этих парней всегда просыпается совесть. В общем, Саша, дело обстоит так…
Но тут дверь кабинета отворилась, и Клавдия Сергеевна внесла поднос, на котором красовалась чашка с кофе для Турецкого и стеклянный стакан с темнокрасным чаем — для Меркулова. В блюдечке лежали две чайные ложки и несколько кубиков сахара. Клавдия Сергеевна аккуратно поставила поднос на стол.
— Спасибо, Клавочка, — улыбнулся Меркулов. Перевел взгляд на Турецкого и добавил: — А ты брось ухмыляться.
— Ого! — весело воскликнул Турецкий. — Какое внимание!
— Это входит в мои служебные обязанности, — весело парировала Клавдия Сергеевна. Затем одарила Турецкого торжествующей улыбкой и покинула кабинет, гордо подняв голову.
— Ну что, отбрила она тебя? — заметил Меркулов, как только дверь за секретаршей закрылась. — Будешь знать, как воображать. Но — к делу. Сегодня утром мне звонил один важный человек.
— Насколько важный?
— Очень важный. Так вот, кое-кто там, наверху, — Меркулов поднял палец к потолку, — заинтересован в том, чтобы убийца Кожухова был найден быстро и без излишней огласки.
Меркулов взял со стола чашку с чаем, поднес ее ко рту и сделал большой глоток. Турецкий следил за его движениями задумчивым, слегка рассеянным взглядом.
— Ну насчет быстро — это я и сам бы хотел, — сказал Турецкий. — А что значит — без огласки?
Меркулов поставил чашку на стол и пристально посмотрел на Александра Борисовича:
— Это значит, что до поры до времени нам лучше не беседовать об этом с журналистами. Никакой шумихи. Кроме той, что уже поднялась.
— Думаешь, это поможет? — с сомнением спросил Турецкий. — Кожухов был главным редактором крупнейшей газеты. А у журналистов дух корпоративности почище нашего. Для них узнать детали этого дела — вопрос чести.
— Со временем узнают, — сказал Меркулов. — Но не сейчас.
— Откуда такая конспирация?
— А откуда такое любопытство?
Турецкий пожал плечами:
— Моя профессия — задавать вопросы.
— Это верно, — кивнул Меркулов. — А их профессия — уклоняться от расспросов. Налицо конфликт интересов, правда? — Он улыбнулся. — Ладно, Александр Борисыч, давай к делу. Съезди на Новокузнецкую и ознакомься с протоколами осмотра места происшествия и с заключением судмедэксперта. Больших горизонтов, судя по всему, эта поездка перед тобой не откроет, но все-таки… С сегодняшнего дня ты официально возглавляешь оперативно-следственную бригаду. И не надо мученических гримас. На это дело тебя посылаю не я, на это дело тебя посылает родина.
— Главное, чтобы она не послала меня слишком далеко, а то можно и не вернуться, — меланхолически заметил Турецкий.
— Здравствуйте! — Невысокий крепкий мужчина протянул Турецкому руку. — Следователь Звягинцев.
— Александр Борисович Турецкий, следователь Генпрокуратуры, — отрекомендовался Турецкий, пожимая Звягинцеву руку.
У Звягинцева было усталое, желтоватое лицо. Он достал сигарету и закурил.
— Я читал материалы дела, — начал Турецкий. — Но мне хотелось бы услышать ваше личное мнение.
— Никто ничего не видел. Никто ничего не знает, — ответил следователь.
Турецкий пристально на него посмотрел. Следователь смутился.
— Ладно, — сказал он. — Если хотите узнать мое мнение, тут происходит что-то странное.
— Из чего вы это заключили?
— Из фактов, Александр Борисович. — Звягинцев глубоко затянулся. Он держал сигарету не на отлет, а в пригоршне, как старые, опытные солдаты, которые прячут мерцание огонька от неприятеля.
— Так почему вам кажется, что это дело странное? — повторил Турецкий.
Звягинцев прищурился и усмехнулся:
— Ну, судите сами. Все билеты на спектакль были проданы, так? Смотритель увидел, что дверь ложи приоткрыта, постучался и вошел. Кожухов был мертв.
Но два места в ложе, рядом с ним, пустовали. Спрашивается — почему?
— И почему же?
— Да потому, что там сидели убийцы!
— Ну, — Турецкий пожал плечами, — может, людям не понравился спектакль и они ушли пораньше.
— Эта версия тоже приходила мне в голову, — не обращая внимания на иронию в голосе Турецкого, продолжил Звягинцев. — Но есть у меня и еще одно предположение.
— Излагайте.
— Охрана, — тихо произнес Звягинцев. — Там могла сидеть охрана Кожухова. Вы ведь читали в деле, что в последние дни Кожухова никто не видел. Считалось, что он заболел. Но разве больной человек пойдет в театр? И потом, в последний день, когда Кожухов был на службе, его секретарша видела двух высоких мужчин, которые поджидали Кожухова в приемной, а когда он вышел, тут же пристроились к нему. Причем один вышел из приемной первым, а второй пристроился за Кожуховым, замыкая шествие.
Звягинцев снова, еще глубже прежнего, затянулся сигаретой и посмотрел на Турецкого, словно спрашивал, оценил ли важняк всю неоспоримость его версии.
— Давайте дальше, — коротко сказал Турецкий.
— Хорошо. Дальше так дальше. Я думаю, что Кожухов не ходил на работу, потому что ему угрожали. И кто-то знал, что ему угрожает опасность, и приставил к нему людей для охраны. Вот в этом-то и заключается основная загадка. На кой черт нужно было приставлять к журналисту охрану?
— Ну, журналистов тоже иногда убивают, — пожал плечами Турецкий. — Вспомните Дмитрия Холодова…
Звягинцев махнул сигаретой.
— Дело не в этом, Александр Борисович. Тем более что ничего сенсационного Кожухов не написал, никого не разоблачал.
— Похоже, у вас есть собственная версия всего происшедшего?
— Есть, — кивнул Звягинцев. — Но, думаю, она не слишком отличается от вашей.
— В таком случае озвучьте ее поскорей, и мы сравним.
— Озвучить? Пожалуйста. Бизнес! Кто-то захотел прибрать газету к своим рукам. Кожухов узнал об этом и нанял охранников. А они его шлепнули.
Звягинцев отбросил окурок, достал из кармана новую пачку сигарет, вытряхнул одну, вставил ее в рот и, чиркнув зажигалкой, посмотрел на Турецкого с хищным прищуром.
— Что ж, может быть, может быть… — задумчиво произнес Турецкий.
— Да не может быть, а факт! Хотя… это, конечно, всего лишь мое мнение.
В кармане у Турецкого зажужжал мобильник.
— Александр Борисович, ты еще там? — пробасил в трубку Меркулов.
— Да.
— Тогда жди у входа. Сейчас тебя подберет машина.
— А что случилось?
— Сейчас расскажу…
Погода была чудесная. Вечернее солнце пекло уже умеренно, ветерок, легкий и прохладный, тихонько ворошил тонкие ветви лип.
Тощий человечек с маленькой плешивой головой сидел в летнем кафе и пил пиво. Он пил маленькими глотками, блаженно прикрывая слезящиеся глазки и причмокивая губами. Напротив плешивого расположился другой мужчина. Он был невысок, но коренаст, одет в добротный пиджак и, в противоположность плешивому, имел лицо хмурое, хладнокровное и уверенное.