Ни-че-го.
Сегодня произошло ограбление, обыкновенная кража. Стукнуть бейсбольной битой по голове, выхватить фотокамеру, смыться. Разве что… почему бы не прихватить заодно и бумажник — но, может, это был тот же самый малый, что обчистил Рэя год назад, и он знал, что у Рэя больше семи долларов с собой не бывает? Хватит, наверное, это и впрямь совпадение. А о годовщинах и времени суток можно забыть. Положим, это был тот же самый прошлогодний подлец…
Черт, что за чушь! Куда викодин задевался?
Рэй включил телевизор и прошлепал в ванную. Стоило ему открыть дверцу шкафчика с лекарствами, как в умывальник посыпались всякие склянки и банки. Он покопался в образовавшейся куче и выудил нужное лекарство. По крайней мере он надеялся, что это викодин. Он купил препарат на черном рынке у какого-то малого, божившегося, что привез его контрабандой из Канады. Рэй знал точно одно — это сильное обезболивающее средство.
По телевизору передавали местные новости — какой-то пожар, людей, живших поблизости, расспрашивали, что они об этом думают, потому что — кто бы сомневался — их мнение что-то могло изменить.
Зазвонил сотовый. На определителе высветился номер Фестера.
— Ну? — прохрипел Рэй, заваливаясь на диван.
— Что-то голос у тебя не того.
— Меня обчистили.
— Правда?
— Правда. И врезали бейсбольной битой по башке.
— Что взяли?
— Фотокамеру.
— Погоди-погоди! Выходит, сегодняшняя съемка пропала?
— Насчет меня можешь не беспокоиться. Все в порядке.
— Как это не беспокоиться? Да у меня сердце от страха останавливается. А про фотографии я спрашиваю, чтобы скрыть, как мне больно за тебя.
— Они у меня.
— Как это?
У Рэя слишком болела голова, чтобы он хотел пуститься в долгие объяснения, и к тому же начинало сказываться расслабляющее действие викодина.
— Не волнуйся. Фотографии на месте.
Несколько лет назад, когда Рэй, не жалея сил, трудился «настоящим» папарацци, он как-то сделал несколько неслабых компрометирующих снимков одного популярного киноактера-гея, наткнувшегося на улице на своего любовника в сопровождении — внимание! — какой-то дамы. Телохранитель актера отнял у Рэя камеру и уничтожил карту памяти. Тогда-то Рэй и поставил на нее передающее устройство — примерно такое же, как у многих встроено в сотовые телефоны, — оно каждые десять минут автоматически пересылает сделанные снимки на электронный адрес.
— Я по этому поводу и звоню, — пояснил Фестер. — Фотографии мне нужны срочно. То есть не мне, а папаше Айры, ему приспичило прямо сейчас поставить оптический кристалл со съемкой бар-митцвы. Так что выбери пять штук и сегодня же перешли их мне электронной почтой.
На экране телевизора со смаком подчеркивала свои соблазнительные формы куколка-метеоролог в туго обтягивающем красном свитере. Может, зрители клюнут, рейтинг повысится. Заканчивая прогноз, куколка показала сделанную спутником фотографию и протянула ее чересчур сильно завитому ведущему. У Рэя слипались веки.
— Рэй!
— Да, понял, пять штук для оптического кристалла.
— Верно.
— Но ведь у кристалла шесть сторон, — заметил Рэй.
— Да ты у нас просто гений математики. Шестая для имени, даты и звезды Давида.
— Ясно.
— Это срочно, понял?
— Понял, понял.
— Ну, тогда все тики-так. Кроме того, конечно, что без камеры тебе завтра с Джорджем Куэллером делать нечего. Ладно, не страшно, подыщу кого-нибудь другого.
— А я, пожалуй, вздремну.
— Странный ты малый, Рэй. Отправь мне снимки, а потом отдохни как следует.
— Тронут твоим участием, Фестер.
Оба дали отбой одновременно. Рэй снова расслабился. Лекарство делало свое дело. Он почти улыбался. Ведущий новостей, придав голосу почти трагические интонации, объявил: «Пропал местный житель по имени Карлтон Флинн. Его машина была найдена пустой, с открытыми дверцами рядом с пристанью…»
Рэй приоткрыл один глаз и вгляделся в экран, на котором появился то ли мужчина, то ли мальчик с темными волосами дикобразьими иглами и серьгой в ухе. Малый явно гримасничал перед камерой, надувал губы, и хотя строчка под фотографией гласила: «Исчез», вернее было бы написать: «Сучонок». Рэй свел брови, в сознании что-то вроде бы всплыло, но сосредоточиться было выше его сил. Все тело жаждало покоя, но если не отправить эти пять фотографий сейчас, Фестер позвонит снова, а кому это надо? Ценой огромных усилий Рэй встал, доковылял до кухонного стола и, включив ноутбук, убедился, что фотографии благополучно дошли по адресу.
Что-то не давало ему покоя, но что именно — непонятно. Может, вообще нечто постороннее. А может, он пытался вспомнить что-то действительно важное. Либо — и это самое вероятное — от удара бейсбольной битой в черепе образовались трещинки, они-то не давали покоя мозгу.
Праздничные снимки расположились в обратном порядке — последние оказались первыми. Рэй быстро просмотрел весь набор и выбрал один, где танцуют, один — семейный, один с Торой, один с ребе, и еще один, на котором бабушка целует Айру в щеку.
Итого пять. Он прикрепил их к сообщению и отправил на адрес Фестера. Все, порядок.
Рэй ощущал такую усталость, что не был даже уверен, сможет ли встать со стула и добраться до кровати. Он все же подумал было, не лучше ли прикорнуть за кухонным столом, но вдруг вспомнил про другие фотографии на той же карте памяти, про те, что он сделал раньше, еще до начала бар-митцвы.
Его охватила глубокая тоска.
Рэй снова в этом проклятом парке, снимает. Черт, да он каждый год туда возвращается. Зачем? Трудно сказать. А может, совсем не трудно, но от этого только хуже. Объектив дает иллюзию расстояния и перспективы, вроде как позволяет ощутить себя в безопасности. Может быть, в этом все дело. Может быть, взгляд на это ужасное место под определенным углом способен принести странное успокоение и каким-то образом вернуть то, чего, конечно же, вернуть нельзя.
Рэй еще раз просмотрел фотографии, сделанные утром, и тут ему вспомнилось кое-что еще.
Малый с волосами-иглами и серьгой в ухе.
Через две минуты обнаружилось то, что Рэй искал. И от этого открытия он похолодел.
Бандиту нужна была не камера. Бандиту нужна была фотография.
В общем, Меган Пирс жила в мире футбольных грез, и это ей сильно не нравилось.
Она закрыла холодильник и посмотрела через окно в эркере, где семья обычно завтракала, на детей. Сквозь стекло лился «по-настоящему утренний свет». Это по словам архитектора. В недавно обновленной кухне имелся также камин, бытовая техника от «Миэль», посредине — стол — мраморный остров, а у дальней стены — плавный переход в гостиную, этакий семейный театр с широкоэкранным телевизором, удобными креслами с откидной спинкой и подставками для чашек, а также усилителями, имея которые, можно устраивать концерт.
Во дворе Кейли, пятнадцатилетняя дочь Меган, задирала своего младшего брата Джордана.
Меган со вздохом открыла окно.
— Довольно, Кейли.
— А что? Я ничего такого не сделала.
— Думаешь, мне отсюда ничего не видно?
Кейли уперлась ладонями в бедра. Пятнадцать лет — опасный возраст, переход от детства и отрочест-ва к юности, гормоны начинают давать о себе знать. Меган хорошо это помнила.
— И что же такого ты увидела? — с вызовом спросила Кейли.
— Что ты пристаешь к брату.
— Ты в доме. Оттуда ничего не слышно. Если хочешь знать, я вот что сказала: «Я люблю тебя, Джордан».
— Врет! — завопил Джордан.
— Знаю, — кивнула Меган.
— Она назвала меня неудачником и сказала, что у меня нет друзей.
— Кейли… — Меган вздохнула.
— Не говорила я этого!
Меган просто посмотрела на дочь с укоризной.
— Получается, мое слово против его слова, — запротестовала девочка. — Ну почему ты все время берешь его сторону?
Любой ребенок, подумала Меган, — это адвокат, хватающийся за любую соломинку, он выискивает лазейки, требует доказательств того, для чего вообще не существует никаких доказательств, подвергает сомнению несомненное.
— У тебя сегодня тренировка, — напомнила дочери Меган.
Кейли вдруг опустила голову и как-то съежилась.
— Неужели нельзя пропустить?
— Вы, юная леди, взяли на себя обязательства перед командой.
Даже произнося эти слова — в миллионный, наверное, раз, — Меган не поручилась бы, что это именно она их выговаривает.
— Да не хочется мне никуда идти, — захныкала Кейли. — Я так устала. К тому же, помнишь, я договорилась с Джинджером…
Кейли не договорила, но Меган уже не слушала дочь, ей было просто неинтересно. В гостиной, натянув серую футболку, растянулся на диване перед телевизором ее муж Дейв. Он смотрел, как кривлялся на экране бывший кумир, похвалявшийся тем, сколько у него было женщин и сколько времени он провел в стрип-клубах. Актер был явным маньяком да еще, судя по расширившимся, блестящим глазам, наглотался какой-то дряни, так что если кто-то ему сейчас и был нужен, то только доктор с рецептами.
