Я подождала, пока Сан Саныч не спеша поднялся, подошел к бару и, снова достав бутылку виски и стаканы, наполнил их.
— Я не разбавляю. Если хотите, принесу минералки.
Отказавшись от минералки, мы с Джоном продолжили диалог.
— Вне всякого сомнения, вы знаете адвоката Эрика, или он у вас был один?
— Нет, у него был свой адвокат, Барли Кеннет. Его контора находится в Нью-Йорке на Манхэттене. Угол Кросби и Брум-стрит.
— А вы не в курсе, у Эрика есть завещание?
— Конечно, есть, но я еще не успел с ним ознакомиться, все случилось так неожиданно. — Голос Джона дрогнул, он сделал большой глоток виски и, поморщившись, поставил стакан на стол.
— Эрик был вашим единственным наследником?
— Единственным, — лаконично ответил Горбински и закурил.
— Вы долго пробудете в Тарасове? — спросила, подводя черту нашему затянувшемуся разговору.
— Все зависит от того, как управлюсь с делами. Думаю, дня два-три.
— Если у меня появятся еще какие-то вопросы, я свяжусь с вами, а сейчас позвольте попрощаться. — Я поднялась с кресла.
Сан Саныч, зная, что я не боюсь ходить одна по вечерам и при необходимости могу за себя постоять, все же спросил из вежливости:
— Таня, может, я провожу тебя?
— Спасибо, Саныч, я сама, здесь пять минут езды, я возьму машину.
— Ладно, — согласился Саныч, — ты взрослая девочка, знаешь, что делаешь.
Машину ловить я не стала, решив, что прогулка по ночным, дышащим весенней прохладой улицам поможет мне предварительно проанализировать факты, полученные из разговора с Горбински.
При первичном рассмотрении, ситуация выглядела так: нью-йоркская фирма Джона и Эрика Горбински занималась куплей-продажей недвижимости в Америке, Европе и России, имела филиалы в Лос-Анджелесе, Амстердаме и Париже. Совладельцем фирмы был некий Авраам Бронштейн, так же, как и отец с сыном, выходец из России.
В филиалах фирма держит своих агентов: в Европе — Фридриха Штерма, в Америке — Бронштейна и Голдсмита. Бронштейн с младшим Горбински к тому же контролировали бизнес в России.
Кроме всего прочего, Эрик приторговывал картинами и антиквариатом, в этом бизнесе его партнером был Ридли Торнтон, владелец картинной галереи в Нью-Йорке, жена которого когда-то была подругой Эрика.
В России Эрик и Бронштейн вели дела с Дроздовым, генеральным директором «Тарасовгазпромсервиса», с которым познакомил Эрика Бронштейн.
Дроздов покупает недвижимость за границей и часть ее стоимости оплачивает наличкой, уходя от налогообложения.
Джон Горбински практически не интересовался деятельностью Эрика в сфере картинного бизнеса, и кроме того, что свои дела Эрик вел с Ридли Торнтоном, он ничего определенного сказать не может.
Анализируя исходные данные и задаваясь старым как мир вопросом: кому выгодно убийство, я была склонна сделать предположение, что в смерти Эрика могли быть заинтересованы все названные господа. Чтобы сделать определенные выводы, придется прозондировать всех, начиная с Дроздова, потому что он обитает в Тарасове.
Я шла по пустынным тротуарам, навстречу мне время от времени попадались влюбленные парочки, которые боязливо жались по углам, обтирая спинами пыльные стены, кое-где весьма густо покрытые непристойными граффити.
Весна, что называется, ударяла по мозгам не хуже «Советского шампанского». Может, и не шампанское ударило в голову шедшему прямо на меня довольно высокому и плечистому парню в турецком джемпере и тренировочных штанах с лампасами, но он приблизился ко мне вплотную, обдав прогоркло-кислым жаром своего дыхания, и, несвоевременно икнув, без всякого стеснения, с бесцеремонной фамильярностью громко предложил:
— Красавица, бухнуть со мной не хочешь?
Я, занятая своими мыслями, просто слегка отстранила его, освобождая дорогу, в глубине души надеясь, что он тут же забудет о своем предложении и проследует мимо, но он поймал мою руку и с силой притянул к себе.
— Пойдем, бабки есть, че ты дергаешься?
У меня было не боевое настроение, после всего пережитого за сегодняшний день я чувствовала себя подавленной и уставшей, хотя мои размышления, не буду этого отрицать, несколько взбодрили меня. Я не хотела делать ему больно, даже не выделяла его на общем серо-черном фоне сумерек и стен, но…
Его наглая настойчивость в последний момент вывела меня из себя, плантажным плугом взрыхлив целину моего «олимпийского» спокойствия.
— Пошел вон, ублюдок. — Я еще раз попыталась оттолкнуть его.
Но он с такой силой вцепился в рукав моего пиджака, что выбора у меня не осталось. Я не без труда разжала его пальцы и, ухватившись за средний и указательный, развернула его ладонь вверх. После этого мне осталось только приподнять его руку чуть выше головы, беря пальцы на излом. Он приподнялся на цыпочки, пытаясь уменьшить причиняемую ему боль, и взвыл, как сирена.
Когда он прекратил орать, я, передразнивая его, наигранно-сюсюкающим тоном спросила:
— Че ты дергаешься, пойдем побухаем, или передумал?
Он вылупил свои пьяные зенки и с плаксивостью в голосе протянул:
— Больно же, блин!
— А ты как думал! Вали отсюда, если не хочешь остаться без руки, — угрожающе посоветовала я и пренебрежительно оттолкнула его.
Встряхивая кистью и потирая пальцы, он быстро, насколько позволяло ему хмельное его состояние, пошел прочь.
Тарасов
18 мая
00 час 35 мин
Я долго не могла уснуть, беспрестанно ворочаясь в кровати. Мой взбаламученный мозг напоминал центрифугу, в которой вращались отдельные мысли, догадки, предположения. Иногда мои бестолковые мыслительные усилия захлестывала волна бесполезно-горестных воспоминаний, переживаний и сожалений.
Я не помню, как уснула, обессилев от этого лихорадочного кружения и борьбы.
* * *
На следующее утро, приняв душ и перекусив, я устроилась в кресле рядом с телефоном. Разыскав в телефонном справочнике «Тарасовгазпромсервис», набрала номер генерального директора. Приятный женский голос заученно произнес:
— Доброе утро, «Тарасовгазпромсервис».
— Здравствуйте, я бы хотела услышать Александра Владимировича.
— Представьтесь, пожалуйста, — безучастно попросил голос.
— Моя фамилия Иванова, но Александр Владимирович, боюсь, меня не знает.
— По какому вопросу? — так же равнодушно поинтересовались на том конце провода.
— По важному, очень срочно! — Я постаралась произнести это как можно убедительнее.
— Минуточку, я узнаю. — Трубка замолчала.
Вскоре я услышала:
— Александр Владимирович занят, попробуйте перезвонить после обеда.
— Девушка, — не теряла я надежды, — скажите, что это по поводу Эрика Горбински, пусть Александр Владимирович скажет, когда он сможет меня принять.
— Повторите фамилию, пожалуйста, — в ее голосе появились нотки заинтересованности.
— Э-рик Гор-бин-ски, — произнесла я по слогам.
— Минуточку. — Трубка вновь замолчала.
— Слушаю, — раздался через мгновение бодрый мужской голос.
— Доброе утро, Александр Владимирович, я бы хотела с вами встретиться.
— Какое вы имеете отношение к Эрику Горбински? — властно спросил Дроздов.
— Я расследую его убийство, — жестко ответила я.
— Убийство?!! — ошарашенно спросил мой абонент и осекся.
Или он очень хороший актер, или действительно ничего не знает.
— Вы еще не знаете? Его убили позавчера вечером, когда он выходил из дома.
— Вы из милиции?
— Слава богу, нет, — заверила я Дроздова, — я частный детектив и к тому же друг Эрика.
— Я жду вас через час, — коротко, по-деловому, почти приказал Дроздов, — адрес знаете?
— Да. Буду через час.
— Внизу оставят пропуск на ваше имя.
— Спасибо, — поблагодарила я и положила трубку.
Значит, Дроздов не знает… Ладно, увидим на месте, иногда достаточно бывает одного беглого взгляда в глаза, чтобы обнаружить, врет ваш собеседник или говорит правду.
* * *
Тарасов
18 мая
10 час 10 мин
Офис объединения «Тарасовгазпромсервис» занимал шестой и седьмой этажи одной из тарасовских высоток. Она носила краткое и романтическое название по имени одной из фирм, когда-то располагавшейся под ее крышей, а потом канувшей в Лету, как и множество других. Фирмы не было, а название сохранилось — «Бриг». Я припарковала мою бежевую «девятку» с тонированными стеклами на боковой улочке, прилегавшей к зданию «Брига». Хлопнув дверцей, направилась к входу, с удовольствием ощущая на своем лице легкое дуновение теплого майского ветерка.
Солнце, золотой медалью приколотое к голубой рубахе безоблачного утреннего неба, со все более настойчивой лаской ощупывало крыши домов, трепещущую молодую листву, стекая по стволам и ветвям на серые плиты тротуаров, пылящихся под торопливыми шагами спешащих по своим делам прохожих.