— Вы знали, что у Креймера больное сердце?
Ее губы уже сложились, чтобы произнести «нет», но затем она слегка нахмурилась, взглянула на меня и сказала:
— Да, он говорил мне об этом.
Потом она отвернулась и направилась к своему мольберту.
— Вы знаете, что страховой полис оформлен на ваше имя?
Хелен остановилась перед мольбертом:
— Да.
Меня это совершенно не касалось, но все же я спросил:
— Почему он это сделал?
Она взяла кисть и провела ею по холсту.
— Он говорил, что любит меня. Денег у него не было, но он хотел оставить мне что-нибудь после своей смерти.
—Он отдал вам свою жизнь. Этого вам мало?
Она продолжала работать.
Я прошелся по студии. Она была заполнена холстами, законченными и незаконченными, но было видно, что художница теряла к ним всякий интерес в тот самый момент, когда снимала их с подрамника. Некоторые из них были полностью завершены, другие представляли собой лишь наброски. Встречались холсты с нанесенными на них невпопад лишь несколькими линиями — свидетелями раздумий художницы, занятой какими-то посторонними мыслями.
— Вы полагаете, что имеете право на эти деньга?
— Он хотел оставить их мне. — Глаза Хелен были теперь устремлены на меня. — Вы сердитесь на меня за это?
Волосы у нее были светлые, но я не мог бы сказать, какого они оттенка. Казалось, они мерцают в солнечных лучах.
— Миссис Креймер собирается оспорить завещание своего мужа.
— Разумеется, — ответила Хелен. — Я в этом не сомневаюсь. Но я не думаю, что дело дойдет до суда. Полагаю, мы сможем полюбовно договориться. Я готова удовольствоваться пятьюдесятью тысячами.
— Когда Креймер умер, его правая рука была слегка обожжена и под кожей были обнаружены крошечные кусочки стекла. Вам что-нибудь известно об этом?
— Нет.
Я подошел к огромному окну, из которого открывался вид на крыши близлежащих зданий.
— А что значат для вас деньги, эти пятьдесят тысяч долларов?
— Свободное время.
— Чтобы размышлять о людях? О явлениях? Об идеях?
— Чтобы думать.
Перед моими глазами возникла публичная библиотека. Горы книг. Когда я был мальчишкой, я пытался все их прочесть. Наверное, не нужно было этого делать. И высоко надо всеми нами небо. Крышка нашей клетки? Внезапно я задал вопрос:
— Когда вы смотрите туда, наверх, вы прислушиваетесь? Вы что-нибудь слышите?
Хелен подошла ко мне:
— Еле слышную музыку, почти невозможно разобрать. — Глаза ее были устремлены ка меня. — Почему вы об этом спросили?
— Не знаю. — Я снова вернулся на землю, в эту комнату. — Благодарю за содействие, мисс Мортланд. Я должен идти.
В дверях мы еще раз обменялись взглядами, я повернулся и вышел.
Ночью я встал с постели и подошел к окну. Ярко светили звезды Казалось, еще немного и тайна мироздания может быть решена.
Кто-то еще смотрел сейчас на эти звезды. Да.
О чем она думала?
Утром я встретился с Олбрайтом. Я передал ему объяснения Нортона относительно электрической лампочки и сообщил о том, что лампа, которую я осмотрел, была покрыта слоем пыли.
Олбрайт нахмурился:
— Это не представляется мне столь уж важным, но почему он солгал? Не полагаете ли вы, что стоит еще немного поработать над этим делом?
— Да, полагаю.
— Вы еще раз побеседуете с Нортоном?
— Да. Но сначала я хочу осмотреть квартиру в его отсутствие.
Лицо у Олбрайта сделалось разнесчастным.
— Вы можете достать мне ключи?
— Разумеется, но вы же не…
— Скажу, что потерял ключ и не желал тревожить привратника.
Он вздохнул:
— Хорошо, но, если попадетесь, компания должна остаться ни при чем. — Олбрайт изучающе посмотрел на меня. — Мне кажется, вы почему-то в самом деле заинтересовались этим делом.
—Да, — ответил я.
Олбрайт вышел из кабинета и минут через пять вернулся со связкой ключей в руках.
— Не пользовался ими лет пятнадцать. Надеюсь, замки с тех пор не очень изменились.
Перед тем как покинуть кабинет Олбрайта, я набрал номер телефона Нортона. Никто не снял трубку. Из аптеки, расположенной в квартале от квартиры Нортона, я позвонил еще раз. Результат был тот же.
Поднявшись на третий этаж, я минут десять жал на кнопку звонка двери Нортона. Хозяина явно не было дома.
Я стал подбирать ключи. Четвертый по счету подошел — дверь открылась.
Нортон был дома. Он сидел в кресле лицом к двери, глаза его были устремлены на меня. Он, однако, не пошевелился и уже никогда больше не пошевелится.
Я закрыл за собой дверь и подошел к нему.
Кто бы ни был убийца, следов он не оставил. Не было видно следов ни пулевого, ни ножевого ранения.
Обойдя труп, я направился в глубь квартиры. Она была большая и хорошо обставлена, однако, каков бы ни был характер ее хозяина, на меблировке он никак не отразился. Все гарнитуры выглядели безличными, как в отеле.
Я вошел в спальню, где еще ощущался запах свежей краски. Здесь все выглядело, как в гостинице — двуспальная кровать, столы, лампы, два туалетных столика. Я выдвинул несколько ящиков. Они были пусты. Стенной шкаф также был пуст.
Комната была заново отделана. Я внимательно осмотрел все деревянные детали комнаты — двери, оконные переплеты, плинтусы. Они были совершенно новые и покрашены впервые.
Все было в полном порядке — обычная комната для гостей. Все как обычно, за исключением…
Выключатели верхнего освещения были расположены слишком высоко. Обычно они находятся на высоте четырех — четырех с половиной футов от пола. Здесь же они были установлены на уровне человеческого роста. Я щелкнул выключателем, и свет зажегся. Я щёлкнул еще несколько раз. Что-то здесь было не так… да-да, я чувствовал: что-то не так.
Я взглянул на выключатель. Обычно, чтобы зажечь свет, вы щелкаете выключателем вверх, а выключая — вниз. Тут же все было наоборот — включая свет, вы щелкаете вниз, а выключая — вверх.
Я вернулся в гостиную, и тут мое внимание привлекла урна для мусора, стоявшая у письменного стола. Я извлек из нее плотную оберточную бумагу и бечевку. Под ними лежали обломки багетной рамы и обрывки плотного картона. Я сложил обрывки вместе. Это была гравюра двенадцать на шестнадцать дюймов, и в нижнем ее углу маленькими буквами было написано ее название «Сдача Корн-валлиса». Колонна великолепных в своих красных мундирах солдат покидала редуты.
Я разгладил оберточную бумагу. Пакет был доставлен из художественного салона Баркли. Марок на нем не было наклеено, очевидно, пакет был доставлен посыльным, возможно, уже после того, как я последний раз видел Нортона живым, иначе я заметил бы эту оберточную бумагу в корзине.
Нортон получил пакет, распечатал его, а потом разломал раму на куски и разорвал гравюру на мелкие клочки.
Я вновь внимательно посмотрел на составленную из клочков картину, Йорктаун, октябрь 1781 года, войска готовятся к капитуляции, впереди них движется оркестр, который играет мелодию под названием…
Я взглянул на Нортона. Он был состоятельным человеком, и к тому же человеком, который считал замену кранов горячей и холодной воды верхом остроумия. Возможно…
Я просмотрел его бумажник. Ничего интересного, за исключением небольшой визитной карточки.
Артур Франклин
Генеральный подрядчик
Виргиния-стрит, 2714
Телефон 78136
Пальто Нортона лежало на диване. Я проверил карманы и в одном из них обнаружил носовой платок, испачканный коричневой краской. Или это кровь? Я положил платок в карман и вновь прошел через комнаты, протирая предметы, на которых мог оставить отпечатки своих пальцев.
Выходя, я оставил дверь в прихожую слегка приоткрытой. Я хотел, чтобы труп Нортона поскорее обнаружили, мне необходимо было знать, отчего он умер.
Я отнес платок в лабораторию Литтона и Брандта. Через некоторое время один из лаборантов вышел ко мне.
— Это краска, — сообщил он. — Коричневая. Или скорее темно-коричневая. Обычный, довольно дешевый сорт, применяемый для различных целей при отделке внутренних помещений.
Контора Артура Франклина располагалась в небольшом угловом здании во дворе под виадуком на Двадцать седьмой улице. Сам Франклин оказался довольно крупным мужчиной. Он с наслаждением докуривал свою сигару.
— Чем могу служить?
Я показал ему свои документы:
— Насколько мне известно, недавно вы выполняли кое-какую работу для мистера Нортона?
Он слегка усмехнулся:
— Выполняли кое-какую.
— А какую именно?
Он на секунду задумался, потом спросил:
— Вы его приятель?
— Нет, я здесь по службе.
Он решился:
— Самый сумасшедший заказ, который я когда-либо получал. Но кто платит, тот заказывает музыку. Кроме того, он обязал нас молчать. Заплатил мне и всем ребятам сверхурочные, чтобы мы никому не проговорились. — Франклин откинулся в кресле. — Работы была масса. Менять пришлось все. Абсолютно все. Прибивать ковер к потолку и там же болтами крепить всю мебель. Люстры устанавливать торчком на полу.
