Образ «запертой комнаты» приобретает в романе символическое звучание и становится воплощением состояния одиночества, в котором пребывает большинство героев. Авторы смело сближают нищего пенсионера Свярда и самого комиссара полиции. В своем одиночестве они равны. Бек размышляет: «Ладно, первый рабочий день окончен. Завтра надо будет пойти и посмотреть на эту запертую комнату. А сегодня вечером? Поест, что дома найдется, потом посидит и полистает книги, которые следует прочесть. Будет лежать в постели и ждать, когда придет сон. Один-одинешенек в собственной запертой комнате».
Глубоко одиноки и мать Бека, и Монита, и жильцы Реи.
Конечно, у комиссара есть серьезные основания для неудовлетворенности своей работой. Блистательно проведенное им расследование дела о «запертой комнате» не принимается во внимание судом и вызывает отрицательную реакцию начальника Центрального полицейского управления. Бек по опыту знает, что настоящая повседневная деятельность сыщика скорее скучна, нежели героична. Он скрупулезно собирает мелкие улики, ничего, казалось бы, не значащие частности и находит решение загадки. Но у тех, у кого в чести великий показушник и краснобай Бульдозер Ульссон, такая мелкая, неприметная работа не может вызывать одобрения.
Вале и Шеваль не только отказываются видеть суперменов в сыщиках — они последовательно лишают «мрачно-злодейского» ореола и преступников. Преступная деятельность стала сегодня на Западе одной из разновидностей бизнеса, только, пожалуй, немного более рискованной. Профессиональные грабители Мальмстрём и Мурен — вполне обычные парни, внешне благопристойные и вовсе не порочные внутренне — в том смысле, что они вряд ли получают удовольствие от своей «деятельности». Они мечтают о большом ограблении точно так же, как предприниматель — о выгодной операции, которая позволит ему обеспечить себе в дальнейшем безбедное существование и возможность отойти от дел. Не зря авторы замечают, что при иных обстоятельствах из них бы вышли неплохие полицейские.
Обычность Мальмстрёма и Мурена становится еще более очевидна, когда последний делится своими соображениями по поводу роста преступности в Стокгольме: «Положи в карман больше десятки — непременно ограбят. А если меньше десятки — шпана со зла пырнет тебя ножом. На днях я прочел в газете, что фараоны боятся по одному ходить». Это ощущение типичного обывателя, а в устах вооруженного до зубов грабителя банков оно вызывает немалый комический эффект. Но смех смехом, а если и таким, как Мурен, следует опасаться за жизнь и кошелек, то ясно, что преступность в Швеции действительно достигла, как говорится, критической точки.
Вале и Шеваль как будто задались целью дать социологический срез преступного мира. На самом верху Вернер Рус, наводчик и стратег, «мозговой трест», всегда остающийся в стороне и имеющий стопроцентное алиби, за ним Мальмстрём и Мурен, профессионалы-исполнители, тоже люди не без размаха, приглашающие себе на подмогу «коллег» из ФРГ. По сравнению с ними Мауритсон, специализирующийся на наркотиках и порнографии, явно мелкая сошка. Казалось бы, совершенно случайно пошли на преступление Монита и Свярд. Но во всех этих персонажах есть нечто общее — сознательный аморализм, отсутствие нравственных норм и критериев. Живя в обществе, где мораль фальшива и лицемерна, а все добродетели попраны и вызывают иронию, они не видят для себя никакого смысла руководствоваться принципами честности и порядочности.
Любопытно и закономерно, что все три совершенных в романе преступления оказываются, по сути, нераскрытыми, несмотря на усилия полиции, хлопоты Бульдозера Ульссона, талант и добросовестность Мартина Бека. Разгадку узнаем мы, читатели, а представители закона остаются в счастливом неведении даже тогда, когда в результате случайности к ним в руки попадает Мауритсон, которого судят за преступление… им не совершенное.
Сильная сторона дарования Вале и Шеваль — умение сопрягать живые, правдивые человеческие характеры, раскрывающиеся в конкретных исторических обстоятельствах, с прямой публицистичностью. Примеров тому в «Запертой комнате» множество.
«С некоторых пор вооруженные налеты участились, и тогда начальство распорядилось, чтобы служащие не подвергали себя опасности, не пытались помешать налетчикам или задержать их, а сразу выдавали деньги. Однако было бы неверно думать, что такое решение вызвано заботой о персонале и прочими гуманными соображениями: просто опыт показал, что в конечном счете банкам и страховым обществам это выгоднее, чем выплачивать компенсацию пострадавшим, а то и пожизненное пособие семьям погибших».
Именно так — соображения выгоды превыше всего.
Не преуменьшая опасности, которую несут для любого общества такие, как Мальмстрём и Мурен, авторы откровенно говорят о тех, кто, по их мнению, гораздо опаснее: «Настоящие воротилы банков не грабят. Они сидят в конторах и управлениях и нажимают кнопки. Они ничем не рискуют. Они не посягают на священных коров общества, а занимаются легализованным присвоением, стригут шерсть с рядовых граждан. Они наживаются на всем. Отравляют природу и людей — потом „исцеляют“ недуги негодными лекарствами. Намеренно запускают целые городские районы, обрекая их на снос, — потом строят другие дома, которые заведомо хуже старых. Но главное — они не попадаются».
Немало авторских оценок относится к деятельности шведской полиции. Да, в ней есть честные, добросовестные люди. Но от этого она не перестает быть машиной подавления на службе капиталистического государства. Стремление к власти, презрение к народу, нерадивость при исполнении служебных обязанностей — обо всем этом говорится в романе откровенно и иронично.
С особо ядовитой издевкой пишут Вале и Шеваль о полиции безопасности, преследующей левые силы и пуще зеницы ока берегущей покой американских дипломатов и высокопоставленных визитеров из-за океана. В существовании полиции безопасности «было мало смысла, ведь она по-прежнему занималась преимущественно учетом коммунистов, упорно закрывая глаза на разного рода фашистские организации, а посему, чтобы не остаться совсем без дела, ей приходилось измышлять несуществующие политические преступления и мнимые угрозы безопасности страны. Результат был соответствующий, а именно смехотворный. Однако полиция безопасности представляла собой тактический резерв для борьбы против нежелательных идейных течений, и нетрудно было представить себе ситуации, когда ее деятельность станет отнюдь не смехотворной…».
Авторов беспокоит опасная близость к фашистским взглядам в среде полицейских чинов, и это беспокойство злободневно сегодня не только для Швеции, но и для Испании, Италии и ряда других европейских стран, где реальна угроза правого переворота или, во всяком случае, поднимают голову неофашистские организации.
Особое место занимает в структуре книги линия Реи Нильсен. Быть может, авторы хотели поздней любовью как бы «оживить» образ комиссара полиции. Но думается, эта линия и сложнее, и важнее. В полученном по наследству доме Рея создала своего рода коммуну. Атмосфера понимания, доверия, взаимовыручки стала там нормой.
Жильцы тянутся к теплу, которое излучает эта женщина. Ее привлекательность суждено почувствовать и Мартину Беку. Немного безалаберный, но открытый для всех дом Реи словно островок человечности в море настороженности и безразличия.
Вале и Шеваль полемизируют с теми писателями, которые считают, что страх, агрессивность, насилие изначально присущи человеческой природе. Образ Реи Нильсен — весомый аргумент в этой полемике.
Существенно и то, что в последнем романе декалогии, «Наемные убийцы», комиссар Бек становится еще более близок к Рее — он в каком-то смысле оказывается под ее влиянием, а она — человек безусловно левых убеждений.
Социальная тенденция очевидно сильна и в романе К. Арне Блома «Кто-то дает сдачи». Писатель завоевал признание как автор детективных произведений — он лауреат премии имени Шерлока Холмса. Советскому читателю знакома повесть К. Арне Блома «Баловни судьбы», в которой писатель настойчиво ищет причины, толкающие подростков и молодежь на преступления.
Большинство книг Арне Блома написано в репортажной манере. Он стремится создать у читателя впечатление, что рассказываемые им истории произошли на самом деле, а он их просто записал.
Завязка романа «Кто-то дает сдачи» построена так, будто автор вместе с нами наблюдает за убийцей, ждущим свою жертву. Экспозиция, как и в «Запертой комнате», затягивается. Мы как бы видим тени человеческих фигур, но не различаем лиц. На первых страницах книги Арне Блом пользуется приемом монтажа, причем местоимение «он» относится сразу к двум персонажам. С одним из них — тем, кто стрелял, — мы так практически и не встретимся, однако глубинная причина преступления заявлена автором буквально на самых первых страницах: «Два разных мира всегда замечают друг друга. Вот именно: два разных мира».
