Когда Ибен был вором, ему очень помогало то, что он обладал невыразительной внешностью. Среднего роста, мышиного цвета волосы, коричневые глаза и совершенно обычные черты лица приводили в бешенство полицейских портретистов. К этому он добавлял еще и способность круто менять внешность с помощью очков в толстой или, наоборот, тонкой оправе, цветных контактных линз, подкрашивания волос. В результате именно этих своих ухищрений с изменением внешности Ибену удавалось так долго уходить от преследования полиции. Сейчас он немного пополнел и был этим недоволен. Успокаивало то, что теперь он хотя бы не был обязан беспокоиться о том, как эту новую отличительную черту скрыть.
В восьмом классе школы Ибен получил медаль за лучшую драматическую роль, сыграв третьего мудреца в школьной рождественской постановке. Поэтому он даже стал почти что звездой школьного театра в роли (какая ирония судьбы!) Артура Доджера из «Оливера Твиста». Переусердствовавший режиссер допустил тогда страшную ошибку, специально пригласив на репетицию одного известного фокусника по прозвищу «Клейкие и Ловкие Пальцы», чтобы тот взаправду научил Ибена некоторым из полагавшихся по роли воровским трюкам. Так всегда считал Ибен. Именно с тех самых школьных пор для Ибена более не составляло труда «освобождать» людей от их драгоценностей. После ареста и заключения в тюрьму единственной возможностью для Ибена демонстрировать ловкость своих рук остались новогодние праздники, которые регулярно организовывались администрацией тюрьмы для детей заключенных.
«Все это и привело меня туда, где я нахожусь сейчас», — размышлял Ибен, осматривая окрестности из окон кабины подъемника. Склоны гор, которые некоторое время назад были полны мчащимися вниз лыжниками, теперь стали практически безлюдны. Совсем недавно появившиеся облака вновь разверзлись и повалил снег. Толстый слой падающего белого пуха мгновенно скрыл от глаз пики гор.
Ибен стал про себя напевать «Холодный снежный человек». Все складывалось замечательно. Ему оставалось сделать еще один, последний спуск, потом он отправится домой, чтобы как следует подготовиться к большому празднику. Подумав так, он тут же сменил мотив, начав мурлыкать «Вот и Санта Клаус прибывает в наш город».
На вершине горы Ибен схватил свои лыжи, выскочил из кабины, доковылял до того места, где люди бросали лыжи на землю и пристегивали крепления, готовясь к спуску. Ибен надел очки, защищавшие глаза от встречного ветра и снега. «Когда-нибудь я стану все-таки отличным лыжником, — подумал он. — А сейчас я доволен и тем, когда вокруг не так много народу и у меня остается больше свободного пространства».
Он тронулся вниз по склону, наклоняясь то в одну сторону, то в другую, практикуя самую простую систему спуска, остававшуюся для него пока что самым безопасным способом катания по склонам. При этом он время от времени пытался применить и те приемы, что выучил по видеокассете, называвшейся: «Даже вы теперь умеете кататься на лыжах». Эту кассету он просмотрел, наверное, сотни раз в своей комнате в доме Вудов, где работал управляющим и жил. Ему все же страшно повезло получить работу именно в этом особняке.
Ему нравилось работать на таких важных людей, как Сэм и Кендра Вуд. Они владели домом в Аспене, но жили там редко. В задачу Ибена входило поддерживать дом в должном состоянии. Семья Вудов как раз собиралась прибыть на рождественские каникулы завтра. С ними приезжали также их гости — писательница, автор детективных романов Нора Рейли и ее супруг. Ибен был страшно занят из-за этого — вовсю готовился к приезду хозяев. Ему, например, еще только предстояло убрать все свои вещи из гостевых помещений, которые он тайком занимал, когда оставался в доме один. Вреда от этого никому не было, а Ибен все же очень любил хоть немного пожить как король. Отведенные ему по праву помещения тоже были вполне приличные, но там, в его маленьком коттедже, иногда дули страшные сквозняки. К тому же там не было ни телевизора с большим экраном, ни плюшевых ковров, ни джакузи в ванной комнате. Ибен всегда был очень аккуратен, когда покидал гостевые апартаменты, хотя это и оставляло в его душе горький осадок. Ибен действительно был рад, когда Вуды приезжали в город, и он получал возможность с ними пообщаться. Однако столь же сильно, если не больше, он любил поспать в большой, комфортабельной кровати, брать полотенца в ванной с подогревающихся труб. Ведь всего этого он лишался вплоть до очередного отъезда Вудов в Нью-Йорк. Что ж, признавал Ибен, жизнь так уж устроена. Она то что-то дает, то что-то потом опять отбирает.
Ибен так гордился домом, в котором работал, что после нескольких пропущенных стаканчиков спиртного осмеливался даже приглашать некоторых знакомых, так сказать, «на осмотр». «Наверное, я был неправ, пригласив кое-кого из знакомых в дом вчера вечером», — подумал Ибен, после чего вдруг поскользнулся и упал. Но кто же мог предположить, что, отправляясь в город вчера вечером выпить пива и съесть бургер в «Красную луковицу» — знаменитый с давних времен шахтерский салун, где можно было удобно и интересно провести время, сидя у древней деревянной стойки, под старыми фотографиями, он вдруг столкнется нос к носу с Джаддом Шнальтом? Вот это было точно уж неожиданно! Более того, эта встреча могла стать источником действительно серьезной проблемы. Потому как никто в Аспене, за исключением Луиса, не знал, что Ибен сидел в тюрьме. В этом незнании Ибен и хотел оставить свой город.
Впрочем, беспокоиться ему не следовало совершенно. Когда Джадд увидел Ибена, по испуганным выражениям на обоих лицах было даже трудно предположить, кто из двоих больше запаниковал.
— Моя подружка отошла в туалет, — нервничая, сообщил Джадд.
— И сколько же она там еще будет? — как-то даже сочувственно поинтересовался Ибен.
— У женщин этого никак не поймешь. Она всегда жалуется, что у них там большие очереди.
— А я-то подумал, что ты имеешь в виду «сортир» в нашем понимании, — неловко рассмеялся Ибен и добавил, понизив голос: — Ну, я имею в виду исправительное заведение. — Он похлопал Джадда по плечу и сказал: — Мы всегда называли тебя «Господин Смазливчик».
— Да, точно! Ну, видишь ли, как ты то место ни называй, она-то ничего не ведает про то, что я бывал «в клетке». И я бы как раз хотел, чтобы она про это так никогда и не узнала.
Последнюю фразу Джадд произнес почти что угрожающим тоном, что немного покоробило Ибена.
— Это остается нашим с тобой маленьким секретом, — заверил знакомого Ибен. — Я, собственно, тоже пытаюсь жить честной жизнью. Мне попалась замечательная работа, о которой можно только мечтать, но я бы ее никогда не получил, если бы мои хозяева думали, что не могут мне доверять.
Рассказывая о своем теперешнем житье-бытье, Ибен думал, с такой ли готовностью поговорить о самом сокровенном встречаются представители прочих пяти миллионов существующих в природе разновидностей населения, когда вдруг сталкиваются друг с другом на жизненном пути. Конечно, жизнь была бы куда проще, если бы этих разновидностей вообще не существовало и всех интересовало бы одно, если бы все воодушевлялись одним интересом — интересом СБУП. «Слава Богу, уже пятница!» С другой стороны, конечно, быть в сообществе бывших заключенных — это не то же самое, что принадлежать к единой группе пациентов в кабинете коллективной терапии у какого-нибудь психолога. Но бывшие заключенные, как бы то ни было, были действительно объединены некоей общностью — общностью проблем, которых большинство окружающих просто не могли понять.
Ибен прекрасно сознавал, что новая возлюбленная Джадда могла плохо воспринять неожиданное известие о том, что тот побывал в тюрьме и ни разу ей об этом не рассказал. Кстати, попытался вспомнить Ибен, а за что это тогда Джадд сел в тюрьму? С трудом, но это ему удалось.
«Точно, вспомнил! — воскликнул про себя Ибен, наблюдая, как к ним подходит новая возлюбленная Джадда. — Он был вором — специалистом по произведениям искусства».
Джадд поставил свой стакан с пивом на стол.
— Разреши тебе представить. Это — Уиллин. Уиллин, поприветствуй, пожалуйста, Ибена. Мы с ним давние знакомые.
«Какая она симпатичненькая», — констатировал Ибен. Он протянул руку.
— Рад с вами познакомиться.
— Я тоже очень рада, — улыбнулась Уиллин, пожимая руку Ибена. При этом она задержала его руку в своей чуть дольше, чем следовало. У нее были пухлые губы и светлые волосы, веснушек, однако, не было совсем. Ибен решил, что ей около сорока лет от роду. Сам Джадд, как показалось Ибену, совершенно не изменился — такой же симпатяга «Господин Смазливчик» с каштановыми волосами, голубыми глазами, того же роста, что и сам Ибен, на вид — ближе к пятидесяти. Ибен помнил, что Джадд всегда был остер на язык, но при этом одновременно и вполне приятен в общении. «Славная парочка», — подумал Ибен, хотя, как выяснилось, Джадд в отношениях со своей подругой не следовал тому принципу, что честность и откровенность являются лучшей основой для взаимопонимания.
