class="p1">– …состоится на Арене в конце следующей недели, – продолжал лейтенант. – Раньше ее проводили в Денвере, но мэру удалось заманить организаторов к нам.
– Зачем?
– Ради денег, которые они привлекут в Долину, зачем же еще?
– Каких денег?
– Еда, напитки, бронь в гостиницах – вся эта туристическая чепуха, – объяснил лейтенант Стайн. – Одни только цветы принесут кучу прибыли.
– Цветы?
– Именно, – подтвердил лейтенант. – Люди, которые приедут посмотреть на «Грейт-Вестерн», принадлежат к совершенно определенному экономическому классу. Любимому экономическому классу нашего мэра, надо заметить.
– Я думал, этот парень реформист.
– Много кто так думает.
– И что таинственный наниматель хочет, чтобы я сделал? – спросил Берни, заливая в себя бурбон. – Предоставил комнату для съема?
Лейтенант Стайн рассмеялся. Было в его смехе что-то металлическое, от чего уши у меня заболели.
– Не совсем, – сказал он. – По правде говоря, не то чтобы речь шла именно о тебе – он, скорее всего, о тебе никогда и не слышал – но ему нужен кто-то вроде тебя.
– Зачем?
Лейтенант заговорил еще тише.
– Для охраны.
– Не-а.
– Не-а? Вот так просто?
– Мы не нанимаемся в телохранители.
– А как же дело о Рамирезе-младшем?
– После этого и не нанимаемся.
– Тут все по-другому. Во-первых, тебе заплатят две штуки в день. Во-вторых, по сравнению с психованным идиотом Рамирезом этот клиент – просто прогулка в парке, – лейтенант Стайн снова рассмеялся своим металлическим смехом. – Причем в буквальном смысле.
– Две штуки? – переспросил Берни.
– И премия, если не возникнет никаких сложностей.
– Кто клиент? – и, несмотря на то, что я прекрасно помнил, каково было сторожить Рамиреза-младшего – и особенно хорошо я помнил инцидент с мороженым и бритвой – я был рад. С финансами у нас было туго, а две штуки это две штуки, а целая неделя, когда тебе платят две штуки, это… ну, в общем, сами посчитайте.
Лейтенант Стайн достал из кармана куртку фотографию.
– Это еще что? – спросил Берни.
– Это ее длиннющее имя, написанное на обороте, – сказал лейтенант. – Белл, первая Леди Кингсберри. Но обычно ее зовут просто принцессой.
– Клиентка что, собака?
Я сел. Берни глазел на фото, и я тоже смог бросить на него взгляд. Что, кто-то из моего рода был на этой фотографии? Да где? Наконец, я ее заметил: крохотный пушистый шар с огромными темными глазами, возлежащий на атласной подушке. С атласными подушками я был знаком: у Леды была такая. Потом, правда, я ее сжевал в каком-то припадке безумия, но о подробностях даже не просите – помню я это смутно. Но вкус шелка я запомнил: странный, интригующе-необычный, он ярко отпечатался на подкорке моей памяти.
Я оглядел бар. Никаких признаков атласа.
– Не просто собака, – поправил лейтенант Стайн. – Принцесса – одна из лучших собак страны. Она выиграла первое место на выставке в Балморале.
– Где?
– Ты не знаешь про Балморал? Его по телевизору каждый год крутят – это крупнейшая собачья выставка в стране.
– Никогда не слышал, – покачал головой Берни, и лейтенант Стейн косо на него посмотрел. Я нередко видел, как другие друзья Берни кидают на него тот же взгляд – и сержант Торренс из отдела розыска пропавших людей, и Отис ДеВейн, у которого мы покупали оружие – но никогда не знал, что этот взгляд должен значить.
– Значит, ты работу не хочешь? – спросил лейтенант.
Работу? Какую работу? Убедиться, что никто не обидит пушистый шар на атласной подушке? Это не работа, это халявные деньги. Не глупи, Берни.
– А кто хозяйка собаки? – спросил он.
– Женщина по имени Аделина Боргезе.
– Откуда она?
– Из Италии, по-моему. У нее есть несколько предприятий в Рио Локо.
– Рио Локо? – переспросил Берни. – Я с ней поговорю.
Лейтенант кивнул.
– Знал, что ты не сможешь отказать такому количеству деньжищ.
Мужик в гавайской рубашке снова заинтересованно на нас взглянул, а брови Берни слегка опустились к переносице.
– Просто поговорю с ней, и все. Может, я и не соглашусь.
Лейтенант Стайн ушел. Я доел мясные обрезки и вытянулся на прохладных плитах пола. Что за жизнь! Я с наслаждением вспоминал недавно пережитую погоню. И еще раз. И еще.
Через какое-то время я заметил, что парень в гавайской рубашке пересел поближе к Берни и завел разговор – сначала о гавайских рубашках, потом переключился на что-то еще.
– Я управляю, можно сказать, хеджевым фондом для самых маленьких.
– Для самых маленьких? – не понял Берни.
– Не в смысле умственных способностей и всякого, – быстро поправился парень в гавайской рубашке. – Я имею в виду, для умелых людей, которые по той или иной причине не стали инсайдерами Уолл-Стрит. В последнее время я неплохо поднялся на сырьевых товарах. Вы знакомы с основами фьючерсных сделок на олово?
Бри потянулся за стаканом, по пути свалив солонку с перечницей.
– Вряд ли это так сложно, – сказал он.
– Именно, – подтвердил парень в гавайской рубашке. А когда бармен протянул Берни бурбон, добавил, – я сам заплачу.
Дальше они принялись обсуждать олово, подъем и падение акций, Боливию и прочие загадочные вещи. Веки у меня стали тяжелыми, слишком тяжелыми, чтобы держать их открытыми. Я позволил им закрыться и отключился. Это ведь всего лишь безобидный разговор. Пока чековая книжка Берни покоится в его кармане, мы в порядке.
Некоторое время спустя я проснулся, чувствуя себя просто превосходно. Я встал, как следует отряхнулся и огляделся. В баре не осталось никого кроме меня, бармена, парня в гавайской рубашке и Берни. Единственным абсолютно трезвым существом был я. Потом в списке шел бармен, за ним парень в гавайской рубашке, и только затем – мертвецки пьяный Берни.
И он уже достал чековую книжку.
В старые времена, когда с нами еще жила Леда, я спал в коридоре, привалившись спиной к двери – Леда отчего-то совершенно не желала видеть меня в спальне. Теперь же я сплю на кровати в ногах у Берни, устроившись на том старом комковатом одеяле, что мы с ним купили на распродаже. Его комковатая набивка вызывает у меня очень приятные ощущения, которые очень сложно объяснить. Однако в те ночи, когда Берни начинает храпеть – например, когда перед этим мы наслаждались вечером в «Сухом ущелье» – я возвращаюсь к своему привычному месту у входной двери. Именно поэтому я и услышал, как неподалеку остановилась машина.
Еще толком даже не рассвело. Я встал, подошел к высокому и узкому окну рядом с входной дверью, и выглянул наружу. Водитель, одетый весь в черное, вышел из машины и распахнул заднюю дверь. Наружу показалась некая блондинка – тоже вся в черном. Очень уж много черного без всякого предупреждения. Я тут же начал лаять, толком
