чего начинать. — Белоусов упрямо боднул головой воздух и, помолчав, добавил: — Перестраивать работу надо. Ловим мы пока мелких воришек, всякое жулье. А Бьяковский в сеть не идет. Значит, не там ее ставим. У Кривоносова что-то не ладится. Не дает нам пока желаемых результатов этот разведчик номер один.
Уже несколько дней сотрудник Московского уголовного розыска Кривоносов, присланный на помощь Окской милиции, пытался внедриться в банду Бьяковского, но сведения от него пока поступали туманные, неточные. И хотя, судя по запискам, которые передавались через связного Савкова, Николай Кривоносов был настроен оптимистично, верил в успех, в управлении не разделяли его настроения.
— Мне думается, — заметил Рябов, — он завел знакомство не с теми. Так в притоны Николай никогда не попадет.
— А может, он расшифрован, бандиты раскусили его и используют для обратной связи? Подсовывают ему липу, он передает ее нам, а мы бегаем, высунув язык, по его донесениям как мальчишки, — нервно проговорил Петухов.
Рябов, разминаясь, неторопливо поднялся из-за приставного столика, привычно поправил у переносицы очки. Семен Гаврилович был на редкость нетороплив, зато делал все надежно, наверняка. Он всегда следовал своей любимой поговорке "семь раз отмерь — один отрежь".
— Кривоносов расшифрован? Возможно. Но как? Это вопрос. Давайте на него ответим. Кто знал об операции? От кого могла просочиться информация к бандитам?
— Если в управлении засел предатель, надо его немедленно выявить. Давайте приглядываться к каждому, кто знал о посылке Кривоносова в ресторан Слезкина. Кстати, нужно обезопасить второго разведчика, сузить круг лиц, знающих об операции, вот до такого состава, — Максим Андреевич обвел рукой присутствующих.
Петухов с досадой кашлянул.
— Со своими же обязаны скрытничать, — сказал он с раздражением, приглаживая расческой густые пшеничные усы, но тут же согласился: Правильное решение, о прибытии второго разведчика будем знать только трое.
— А связного забыл? — вставил Рябов.
— Четвертый он. Еще хозяйка конспиративной квартиры.
— Согласен, согласен. Мы не имеем права рисковать жизнями приехавших по нашей же просьбе товарищей из МУРа, — заключил Белоусов.
Зазвонил телефон.
— Слушаю, — произнес комиссар в трубку. — Так… Где? Направляйте оперативную группу. И зайдите ко мне. — Максим Андреевич медленно положил трубку и подавленно произнес: — Снова ограбление церкви. В городском парке. Сторожа нашли с кляпом во рту, связанного.
Он обвел взглядом озабоченных и примолкших заместителей. Один протирал очки, другой пушил расческой усы.
— Только отлегло от сердца, три дня не было грабежей — и на тебе, нарушил молчание Рябов.
Вошел начальник оперативной части Дьяконов.
— Что взято в церкви? — спросил у него Белоусов.
Дьяконов расставил длинные ноги в хромовых сапогах, легким кивком отбросил со лба каштановую с проседью прядь волос.
— Похищено тринадцать золотых крестов, чаши, кадила, сорваны с икон серебряные и золотые ризы.
Сергей Викентьевич Дьяконов был уже в годах. Морщинистое лицо, длинный тяжелый подбородок. В прошлом офицер царской армии с университетским образованием, в дни революции он перешел на сторону пролетариата, порвал со своим классом, как написал в личном деле. Ревком направил его на ответственную должность в рабоче-крестьянскую милицию очень уж нужны были образованные люди.
Сейчас он стоял посредине кабинета спиной к Рябову и Петухову, лицом к начальнику. Широкий ремень плотно перепоясывал новую кожаную тужурку.
— Сведения неутешительные, поэтому бездействовать нам нельзя, подытожил Дьяконов. — Необходимые мероприятия я запланировал.
— Среди верующих толкуют, что во всем виноваты большевики: не охраняют церкви от грабителей. А мы только планы пишем, — раздраженно буркнул Белоусов.
— Бандиты и распускают слухи, — возразил Дьяконов, с досадой потирая тяжелый подбородок. — Шельмуют Советы, подрывают в них веру.
— Нам от этого не легче. Мне завтра отчитываться на заседании Военревкомитета об охране ценностей старины. А доложить нечего.
Дьяконов быстро, как рапорт, отчеканил:
— Я продолжаю настаивать на своем предложении: следует немедленно арестовать всех в ресторане Слезкина.
— Так-таки всех поголовно? — с иронией спросил Белоусов.
— Да, а следствие покажет, кто из них какая птаха.
Рябов приподнял на лоб очки и язвительно поинтересовался:
— А вы не боитесь, Сергей Викентьевич, попасть под суд за такие ваши мероприятия?
Дьяконов исподлобья оглядел Рябова и снова остановил взгляд на Белоусове. Неторопливо, но с закипающей злостью стал возражать:
— Если в ресторане осиное гнездо, разве хозяин, Слезкин-старший, не имеет к нему отношения? Если у официантов на глазах делят добычу, захваченную грабежом, — они что, овечки? И оркестранты не ангелы. Певичка Зося ходит вся в золоте — откуда оно? Словом…
Максим Андреевич прервал начальника оперативной части:
— Все вроде так. Но где доказательства? Выходит, хватай всех, кто подвернется? Работать с завязанными глазами — это… — Белоусов потер коленку больной ноги, сделал несколько шагов по комнате, что-то еще хотел сказать, но болезненно сморщился и махнул рукой. — Вы свободны, Сергей Викентьевич.
Дьяконов четко, по-военному повернулся и направился к выходу. Он понимал, что его недолюбливают в губмилиции. Хлопнул дверью. Свежая струя воздуха из форточки подняла, запузырила желтую занавеску.
Петухов подошел к двери, поплотнее закрыл ее и сочным баритоном, заставляющим вслушиваться в каждое произнесенное слово, сказал:
— Дел пропасть. Только за неделю ограблены пять хлебных лавок, харчевня, обоз с мукой и сахаром. У народного комиссара продовольствия вскрыт сейф, похищена крупная сумма денег. Если идти предложенным Дьяконовым путем, наверняка часть бандитов попадется в наши руки. Но среди них обязательно окажутся и честные люди. Как они воспримут действия новой власти?
— Тотчас возненавидят нас, — ответил Белоусов. — Но с другой стороны, если мы будем долго толочь воду в ступе, а банда — продолжать безнаказанно убивать честных людей, то те же честные люди не поверят в новую власть. Какие мы для них защитники?
— У каждого из нас за плечами окопы, ранения, царская тюрьма. Опыт есть, да не тот, какой сейчас нужен. Образования кот наплакал. Уж лучше бы на фронт, там все ясно и просто, так, Максим Андреевич? — спросил Петухов.
— Образование! — воскликнул Белоусов. — Я в тюрьме занимался своим образованием, немецкий и английский языки изучал, а какой от них прок? Труды Маркса читал, выступления Ленина чуть не наизусть знаю. А вот обеспечить безопасность и спокойствие населения силенок не хватает.
— Образование мы получили политическое-практическое, у каждого на двоих хватит. Ссылки, нагайки… — вторил Максиму Андреевичу Рябов. — А вот специальное, юридическое образование… Помнится, только я пристроился в ученики к одному адвокату, меня аккурат в Петропавловскую упекли. Через год выпустили — на фронт, в саперную роту. Тут опять стал образование получать: нашелся учитель-большевик. С ним мы и угодили в каталажку. Если бы не революция, сидели бы и сейчас.
— Ладно что жив остался. — Петухов положил руку на плечо товарищу. Сколько нашего брата
