изменив мне жизнь. Мне сорок скоро, а у меня нет детей. Тогда тринадцать лет назад я могла бы просто уйти. Каждый бы из нас построил свою жизнь с другим человеком и родил бы детей в другом браке, с другим партнером. У нас у обоих был шанс.
А что теперь? Теперь получается, он хочет детей, но без моего на то участия.
От каких-то левых баб!?
Я в ярости! Вся моя жизнь летит под откос!
Ну, Стас, только вернись домой, я тебе последние волосенки выщеплю во всех местах!
Единственные люди, кого я в таком состоянии рада видеть, — это мои подруги. Стоит мне их позвать к себе, как уже вечером в наш коттеджный поселок въезжают два авто: красненький ауди Натуси и синий минивен Веры.
Мои подруги верны себе. Натуся приезжает с литром шампанского, суши и овощами на гриле, заботливо упакованные в контейнеры из фольги. Верка везет Мартини, колбаску и рыбку на закуску, а еще оливки. Где только она покупает такие вкусные и большие оливки, для нас до сих пор секрет. Я достаю сыр и закуски. У меня чудесная кухарка — тетя Даша. Она делает вкуснейшие салаты и печет обворожительные, тонкие коржи, из которых сооружает вкуснейшие пирожные.
И вот мы уже в сборе. Натка накрывает стол на веранде, а я расставляю свечи и светильники. Девчонки всегда приезжают поздно вечером, ведь у каждой куча хлопот. Кто-то удовлетворяет очередного пупсика, а кому-то надо наготовить кастрюлю борща на трех мужчин.
Только мне ничего не надо. Может поэтому у меня так рвет «крышечку у чайника».
Пока накрываем на стол, я вкратце рассказываю девчонкам о своей находке под их охи и ахи. Те костерят моего муженька самыми жуткими ругательствами. И козел то он винторогий, и осел то он парнокопытный (хотя это животное точно относится непарнокопытным), и баран то он безрогий. Список эпитетов практически бесконечный, особенно старалась Натуся. Уж прозвища для моего мужа из ее рта сыпались такие, что у грузчика бы уши в трубочку свернулись. Ната всегда преклонялась перед моим мужем. Ведь не каждый мужик с нуля создаст свой бизнес, женится на любимой женщине и будет ей хранить верность несмотря ни на что. И вот этот светоч любви и верности вдруг так наложал.
— Прости, Васька, но может ты ошиблась, — обращается ко мне Вера. Она со студенческим времен зовет меня не Василисой, а Васькой, и это имя так ко мне прикипело, что Васькой меня теперь кличут все.
— Вась, может действительно ты все выдумала? — вдруг спрашивает меня Ната.
И я достаю свой аргумент — папку с тестами.
Девчонки листают, Вера удивленно приподняла брови, а Ната …все делает как-то очень нервно. Она внимательно просматривает каждый тест и пересчитывает их.
— Четыре! Вот козёл! — выдает она. — Это ж надо! Четыре бабы значит у него!
— Почему четыре? Может, у какой-то бабы родилось два ребенка, мы же не знаем, — удивляюсь я.
— Нет, ты посмотри на него! — продолжает изрыгать ругательства Ната. — Вот ведь конь с яйцами, осеменитель хренов, неймется ему.
Даже Вера удивленно посмотрела на Натку.
— Нат, ты чего? Ваську успокоить надо, а ты ее еще больше заводишь, — Верка пытается угомонить подругу.
— Вот и верь после этого мужикам, — Натка наливает себе шампанское, потом смотрит на тонкий фужер. — Вась, а у тебя нет коньяка?
Я иду в кухню и шарю по полкам. Коньяка не завалялось, а потом вспоминаю о баре, что в кабинете у мужа.
Там действительно целый набор коллекционных коньяков. Перебираю бутылки, нюхаю пробки. Не люблю коньяки, от них пахнет клопами. Выбираю тот, запах которого мне больше всего понравился, и иду обратно, по дороге прихватив три бокала под напиток. Чувствую, что ночь у нас сегодня будет длинная, благо завтра выходной и подругам не надо спозаранку ехать на работу.
— Значит, твой благоверный решил исполнить мечту о наследнике? — Вера задумчиво чешет подбородок.
Натка хмыкает и отворачивается.
— Не могу поверить, что он пошёл налево, а как хорошо мне в уши заливал, — я смотрю на стоящий передо мной бокал с напитком и представляю лицо своего мужа, рука стискивает фигурную ножку. Бокал хрустит в моей руке, и ножка отлетает, разрезая мне руку.
— Ой, Вась, кровь, — визжит Ната, только Верка сразу находится, бежит на кухню к шкафчику, где хранится аптечка. Через полчаса моя рука перевязана.
— Ну, все, красавица, пьешь только из пластмассовой посуды, — и Вера ставит передо мной обычный стаканчик, с которым мы когда-то ходили в походы. — Для твоей нервной системы сейчас лучше помять пластмассу.
— Вер, вот объясни мне, почему он меня не отпустил? Ведь тринадцать лет назад я бы могла начать другую жизнь. Мужики вокруг меня еще крутились.
— Вась, ну сама подумай, любил, наверное.
— Тогда что сейчас? — и я закидываю в себя коньяк из стаканчика, морщусь и закусываю оливкой.
— А сейчас у вас кризис отношений, который вы запихнули внутрь себя, и внешне никак не проявляете, — спокойно вещает Вера.
— Кризис? Это у них то кризис? Да катаются, как сыр в масле, — зло обрывает Ната. — Он с жиру у тебя бесится, Вася. Надо было ему предложить что-то новое в постели, например, игрушки для секса.
— С ума сошла, он бы меня так далеко послал, а потом бы полгода мозг чайной ложкой выедал, — злюсь на Натку, легко ей говорить, с моим бы мужиком пожила.
— У вас, Вася, кризис сорокалетия. Ему наследника вдруг захотелось, а ты оказалась …
— А я оказалась домашней клушей, никому не нужной, отработанный материал, — горько говорю я.
— Вась, ну какой ты отработанный материал, — возмущается Вера. — Измени ему и роди ребеночка.
— Вера, мне скоро сорок, какой ребеночек?
— Вася, ты совсем дура, у меня на днях женщина рожала пятидесяти лет, двойню родила. А тебе всего-то сорок будет, ты еще и вырастить успеешь, и выучить, — возмущается Вера. — А на счет твоего козла винторогого, то надо спросить у Славки, а мог ли он вообще зачать ребенка, насколько я помню, Слава говорил, что там у него в анамнезе астеноспермия более семидесяти процентов. Если он не лечился, то любое зачатие весьма проблематично. Разве что бабенка термоядерная попадется, которая от его чиха забеременеть сможет.
— Он не лечился, сказал, что это все ерунда, и он здоров, — машу я рукой.
— Тогда не понятно, почему он начал делать тест ДНК, значит, сомнения все же появились, — Верка рассуждает прямо как следователь.
— Может и появились сомнения, мне то от этого не легче, — бурчу я.
— Так
