Илья Штемлер - Утреннее шоссе

Подъехав к переходу, остановился, дожидаясь разрешающего сигнала. Вот вспыхнул желтый… Последние пешеходы торопливо освобождали проезжую часть. Клямин включил передачу, чуть поддал газу, чтобы не заглох инвалидный двигатель.

И тут его внимание привлекла женщина в полушубке и платке. Женщина замыкала табунчик тех, кто переходил улицу. Испуганная нетерпеливым рыком машины, она обернулась и погрозила кулаком. Клямин оторопел. Лопни его глаза, если это не Антонина. «Божья корова», лесное дитя,..

Торопливо опустив стекло, Клямин высунул голову из машины:

- Тонька!

Женщина обернулась.

- Тонька! - еще раз крикнул Клямин. - Антонина Прокофьевна!

Позади нетерпеливо сигналили автомобили. Еще немного - и Антонина пропадет в толпе пешеходов.

Клямин вылез из таксомотора, встал в рост и помахал женщине рукой. Та пригляделась. Узнала. В черных глазах ее радость боролась с испугом.

- Садись скорей! - сказал Клямин.

- У меня денег нету, - мотнула головой Антонина.

- Садись! Калган твой камень! Быстра-а-а…

Женщина забежала с правой стороны и юркнула в приоткрытую дверь машины. Хорошо, автоинспектора поблизости не было.

Подгоняемый истеричными гудками, таксомотор двинулся вперед…

- Ну?! Как живешь, горе ты мое? Рассказывай. Небось доставила-таки камень на кладбище. Да?

- Ну.

С лица Антонины не сходило выражение настороженности.

- Да не бойся ты. Не привлеку тебя. И денег не возьму, ты мне стала как родная.

- Откуда деньги-то? - Антонина чуть расслабилась. - Нету денег. Все лихоимцы посшибали… А ты, значит, в такси работаешь?

- Значит, в такси. Постоим в закутке, не включать же мне считалку. Так и терплю убытки от нашей с тобой любви.

Клямин свернул на тихую боковую улочку. Выключив мотор и удобно повернувшись, он уставился на Антонину. Пятнистый загар ее поблек, подбородок стал дряблым. Антонина перехватила его взгляд:

- Не гляди так на меня. Иссохла вся. Спала за эти дни часа четыре… И если бы все путем закончилось, не обидно б было. А то так, шиворот-навыворот. Видно, проклял ты меня.

- Я?! - искренне огорчился Клямин.

- А кто же еще? - убежденно сказала Антонина и вздохнула. - А может, это он не желает памятника от меня, Тимофей. Знает, какие трудности пройду. Думает: «Лежу себе и лежу. Зачем жене такие муки устраивать?» Он и там меня жалеет, Тимофей.

И Антонина поведала Клямину о своих злоключениях.

Транспорт она нашла довольно быстро. Как и советовал Клямин, поехала к автозаправочной станции, побегала с полчаса и нашла какого-то шофера. Да так удачно, что и не придумаешь. Машина у него с подъемным краном. В Южноморск ехал, в командировку. На подъемном кране картошку не повезешь, на халтуру рассчитывать не приходится. А тут такое везение - плита могильная. Словом, погрузили, поехали. На этот раз Антонина сидела тихо, не дергалась. Помнила, к чему это может привести…

Наконец приехали.

Тут-то и началось мытарство… Кладбищенские стервятники - чтоб им ни дна ни покрышки! - поначалу не разрешили камень сгружать - документ, говорят, нужен. Может, этот камень ворованный. Шофер ругается - командировка у него, сроки… Бегала Антонина по начальству. Наконец сунула кому-то денег, сбросили камень. Оказывается, не там сбросили. Мастерская, в которой камень гранят, в другом месте находится - вот беда какая. Поехала туда. Там тоже документ требуют. Иначе - плати! Ну, заплатила. Осталось денег всего ничего. А камень доставлять с кладбища к мастерской тоже бесплатно не станут… Были у Антонины часы. Простые, правда. Но подарок Тимофея - дороже глаз… Решила отдать их временно под залог. Уломала какого-то бригадира. Съездил он со своими толсторожими за камнем, привезли его в мастерскую. А там увидали камень и предлагают его поменять. Вместо него другой дают и еще денег в придачу. Конечно, лежит красавец, красный гранит, среди невзрачных булыжин. Лежит как царь… Тут и прорвало Антонину. Истерика на нее напала. Конечно, мучилась-перемучилась. А тут стоит эта пьянь. Рожи - конем не объедешь. На пальцах кольца золотые, пудовые. У ворот от разноцветных «Жигулей» в глазах рябит… Ах сволочи!.. А на Антонину когда найдет - за версту, в другой деревне слышат. Медведица, одно слово… А те, толстомордые, тоже тертые калачи. К ним без слез не ходят - привыкли. Глядят, как Антонина убивается, проклинает их, и только посмеиваются, гады неподсудные… Главное - жмут на то, что документа у нее на камень нет. Когда поняли, что Антонина трупом ляжет, а камень не уступит, стали ей счет предъявлять за работу. Цифру за цифрой, точно мясо на шампур нанизывают. И за обработку, и за гранение, и за установку, и за подбор цветника, и за надпись. Каждую буковку обсчитывали. На круг получилось пять сотен. Расценки не показывают, на слово им верь… Согласилась Антонина. Решила, что попросит денег у родственников - вспомнят же они, как к ним Тимофей относился. Как в трудную минуту им отдавал. Те кладбищенские счетоводы говорят: «Аванс оставить надо». А у нее только на дорогу обратную и хватает денег. Сняла с себя янтарные бусы - Тимофей сам смастерил, последняя его память. Отдала им. Сейчас янтарь в большой цене. Тоже так решила: вернется - выкупит…

Ушла от них Антонина как побитая собака. Вместо бус на шее ветерок гулял. Время у прохожих спрашивала. В автобусе в самый уголок спряталась, чтобы контролер не ущучил. Слезы глотала. Приехала на кладбище под вечер. Нашла могилу Тимофея, упала как подстреленная. Волю слезам дала…

На другой день пришла в мастерскую. Глядит - камень как лежал, так и лежит. Успокоилась: хорошо, что не украли. А может, не успели - кто знает. Правда, какой-то охламон на него ведро поставил грязное. Убрала, вытерла. Ну а теперь уже все позади. Купила билет на поезд. В семь вечера уезжает…

Клямин слушал рассказ Антонины с волнением. Растревожила душу, чертова баба.

- А квитанцию взяла? - спросил он, выпрямляя затекшую ногу.

- Квитанцию?

- Ну, расписку какую. Что камень оставила.

Антонина недоуменно посмотрела на Клямина. Что это он? Ведь договорились они. Все видели, как бусы янтарные оставляла начальнику. Человек десять стояли глазели.

- Когда поезд, говоришь?

- В семь.

Клямин взглянул на часы. Без четверти пять.

- Ладно. Успеем. Только бы их с работы не сдуло. Знаю я эту публику. - Он включил двигатель, помедлил, соображая, каким путем быстрее проехать… Вспомнил о колпачке, прикрыл им зеленый огонек фонарика… Поехал.

- Ну и хитрец же ты, - усмехнулась Антонина. - Получается, что я законная пассажирка.

- Все дело в том, Антонина Прокофьевна, кто кого обманет. Скажем, те каменотесы с каждой буквы свою запятую сорвали…

- Буква - рупь, - согласилась Антонина. - Сто пятьдесят рублей насчитали.

- Ты что! Письмо на тот свет сочинила?

- Почему письмо? - обиделась Антонина. - Всех родственников, кто его помнит, по именам назвала.

Клямин усмехнулся:

- И лосей тоже?

- Каких лосей?

- Которых из рук кормил. Их тоже перечислила?

- Ты, Антон, не смейся. Бог накажет.

Клямин с размаху стукнул обеими руками по рулю:

- Да ты что! Елка лесная! Сама рассказывала, как эти родственнички к нему относились. Тянули все, что могли. А деверя еле уговорила камень погрузить…

Антонина притихла. Она наблюдала, как таксомотор заглатывал своей тупой пастью асфальт мостовой. Темно-серый и медлительный вдали, асфальт, приближаясь к радиатору, резко увеличивал скорость и как-то светлел.

- Ты, Антон, не понимаешь, - вздохнула Антонина. - Я не ради них. Я для него, для Тимофея. Он их любил, стервецов. Разве ему не радостно, что все опять соберутся? Пусть у могилы… Как же ты не понимаешь! Человек добром живет. Даже после смерти все с ним остается. А если памятник у него голый, без надписи почти, то нет разницы, жил человек или нет. Памятник-то от какого слова происходит? Память! Не понимаешь? Один ты вот и не понимаешь…

Антонина говорила тихо, ничуть не заботясь, какое впечатление ее слова произведут на Клямина, не обидят ли.

Участок, на котором разместилась гранильная мастерская, выглядел довольно уныло. Несколько чахлых деревьев у входа были покрыты седой каменной пылью. Ее не могли смыть даже зачастившие осенние дожди. Три цветных автомобильчика, что стояли на узкой бетонированной площадке, имели какой-то скорбный вид…

Клямин оставил таксомотор и направился к проходной. Антонина шла за ним.

Двор мастерской был завален плитами, трубами, колотым гранитом. Торчали какие-то механизмы, приспособления. Людей не было видно.

Антонина дернула Клямина за рукав и повела глазами вправо. Среди невзрачных обвальных плит четким пятном выделялся брус гранита. Даже неотесанный, он выглядел впечатляюще.

- Наш? - спросил Клямин.

- Наш, - радостно кивнула Антонина.

- Погуляй пока…

- А ты мне закричишь? - понятливо перебила Антонина.