Когда через несколько секунд над ним наклонилась подоспевшая Милославская, он уже не подавал признаков жизни. Водители проносящихся мимо машин покачивали головами, принимая лежавшего на дороге человека за сильно перебравшего алкаша. Поняв, что Радзиевскому уже ничем не поможешь, Милославская вскочила на ноги, но белой “девятки” и в помине не было.
— Что за дерьмо, — в сердцах произнесла Яна и достала сигарету.
Она не успела запомнить даже номер машины, откуда прогремели смертельные выстрелы.
Бело-голубая “Нексия” дорожно-патрульной службы остановилась рядом с Милославской, когда от сигареты остался один лишь фильтр.
— Ну и что, — выглянул через переднее окно старший лейтенант с рыбьими глазами, — набрался до чертиков?
— Его застрелили, — пояснила Милославская, но старлей и сам уже увидел, как из-под тела на дорогу вытекает красно-бурая жидкость.
— Ебок-колобок, — пробормотал он и покосился на водителя. — Говорил тебе, едем дальше, теперь вот расхлебывай. Эх, пряники-баранки, — вздохнул он и открыл дверцу автомобиля.
— Какого черта, Миша, — недовольный выговором, возразил водитель, лейтенант лет двадцати трех, — а кто мне сказал, давай-ка подбросим эту дамочку, а?
— Заткнись, Вован, — старлей покосился на Милославскую и вышел из машины. — Лучше вызови бригаду, пусть сами здесь разбираются. И “Скорую”, — добавил он, — может, жив еще…
Лейтенант послушно потянулся к рации, а старлей пошел осматривать место происшествия — все равно протокол составлять придется, раз уж остановились.
— Чья собака? — он с опаской взглянул на Джемму, сидевшую на тротуаре и внимательно смотревшую на хозяйку.
— Моя, — Яна достала сигареты и закурила.
— Хорошо, — старлей кивнул, присел над телом Радзиевского и попытался нащупать у того пульс, — полная хренотень.
А вы ему кто? — Он выпрямился и с интересом уставился на Милославскую.
— Никто, — пожала плечами Милославская.
— А как вы здесь оказались и откуда знаете, что его застрелили? — еще больше заинтересовался старший лейтенант.
— Я видела, как напротив него остановилась белая “девятка”, — Яна сознательно проигнорировала первую половину вопроса, — кто-то протянул из окна руку с пистолетом и выстрелил в этого человека.
— Номер машины не запомнили?
— Как-то было не до того.
— Кто стрелял, кто сидел за рулем, тоже не видели?
— Не видела. Когда все это случилось, я была довольно далеко от этого места.
Постепенно возле места трагедии начали останавливаться машины, пассажиры и водители которых с любопытством посматривали на тело, лежащее на дороге, и расплывающееся пятно крови. Создалась даже небольшая пробка. Откуда-то появились пешеходы и обступили Яну со старшим лейтенантом неплотным кольцом. Кое-кто пытался даже задавать вопросы, другие делали попытки на них ответить.
— Вован, — старлей подошел к служебной машине и наклонился к открытой дверке, — ну-ка направь движение в нужное русло. Можешь штрафануть парочку для острастки за остановку в зоне действия знака. Короче, чего я тебя учу — не маленький уже. Устроили здесь цирк, понимаешь.
Лейтенант, как показалось Милославской, принялся выполнять указание старшего по званию не без удовольствия. Передвинув машину немного вперед, он достал жезл, выбрался на дорогу и повелительным жестом показал водителю стоявшей впереди всех машины место у тротуара. Через пять минут пробка была ликвидирована, а карманы лейтенанта пополнились трудовыми рублями.
Вскоре подоспел “уазик” с оперативниками и “РАФ” “Скорой помощи”. Оперативники не то чтобы оперативно, но довольно шустро проверили карманы покойного, зафиксировали его местоположение на асфальте кусочком мелка и предоставили возможность медикам констатировать смерть. После чего стали опрашивать свидетелей и производить осмотр места происшествия. Яну, как главного и единственного свидетеля, забрали с собой для того, чтобы снять показания в спокойной обстановке.
По дороге Яна, как могла, объяснила ментам, в чем дело. Она сообщила, что данное убийство скорее всего связано с делом, расследованием которого занимается Руденко. Менты задавали ей разнообразные вопросы, порой не относящиеся к происшествию. А когда узнали, что она экстрасенс, стали пялиться на нее с той смесью скепсиса и насмешливого недоверия, которое отличает людей, Объевшихся баланды Кашпировского и пройдошливого Чумака. Ребята несколько раз выразили сомнение по поводу связи убийства Радзиевского со всей этой “кашей”, как они назвали расследование, но Яна заверила, что так оно и есть и что Руденко сейчас был бы как нельзя более кстати.
Они не стали возражать.
Для появившегося Руденко, разумеется, это было полным сюрпризом. Он буквально не знал, как реагировать. И только присутствие других людей заставило его собраться с силами, стряхнуть с себя хмель удивления и приступить к официальной процедуре снятия показаний. Именно эта протокольная рутина отвлекала его от эмоций, позволила функционировать, как нержавеющий механизм, спрашивать, дополнять, анализировать, уточнять и так далее.
— Тебе не кажется какой-то досадной случайностью, — решила поиронизировать Яна, — что я все время даю показания?
— Это твой да-ар, — насмешливо протянул Руденко, — ты вечно оказываешься в “горячих точках”.
Довольный своим колким замечанием, он снисходительно улыбнулся.
— Но это мое быстрое реагирование, согласись, нам на руку, — Яна лукаво посмотрела на лейтенанта.
На самом деле она чувствовала страшную усталость и разочарование. Но не сдавалась, стараясь юмором разогнать собственную хандру.
— Ну и что мы имеем? — по-медвежьи качнул головой Три Семерки. — Этот хлыщ мертв, ниточка оборвалась… Что дальше? Ждать нового видения?
Он повернулся, не желая показывать разъедающего его скепсиса. Кислая улыбка растягивала его губы, наполовину прикрытые пышными усами. И если порой рот его прятался под пшеничными кущами, а вместе с ним и их ироническое недоверие, то глаза выдавали Руденко всегда. И теперь, не склонный к самоанализу и испепеляющей саморефлексии, он нутром чувствовал, что взгляд его — предатель, а посему лучше отвернуться.
— Может, и видения, — усмехнулась Милославская. У нее не было ни сил, ни желания затевать обычную дискуссию. — Ты что-то выпивку сегодня не предлагаешь, — укоризненно взглянула она на лейтенанта, — или на мели? Такой случай.., в качестве терапии…
Слова липли к языку, губам, словно не хотели слетать с них. Яна пережевывала их по сто раз, прежде чем выплюнуть. Но и тогда их тянучки оставались во рту, и Яне вновь приходилось вертеть языком, шевелить губами, избавляясь от этой несносной клейкой жвачки.
— Затариться не успел — вот и все, — почему-то надулся Руденко. — Итак, проститутка не при делах, — решил он резюмировать, — она просто что-то увидела, и ее решили убрать. Теперь под подозрением женушка…
— Понятно одно: преступник на свободе. С убийством Радзиевского и самоубийством того парня в больнице ничего не изменилось. Возможно, они были связаны, но ни тот, ни другой не играли первой скрипки. За кадром остается некто, кровно заинтересованный в том, чтобы расследование зашло в тупик, некто, кому выгодна была смерть супругов Санталовых. Хотя, может быть, к убийству Юрия причастна Оксана, и на каком-то этапе ее интересы совпадали с интересами убийцы, настоящего убийцы, — уточнила Яна, — а потом они поссорились.
— Но что могло в этом случае, — оживился Руденко, — сделать из сообщников врагов?
— Не знаю, — откровенно ответила Яна, — Радзиевский получил заказ от Санталовой, — продолжала она размышлять вслух, — но зачем-то сделал копию кассеты. Для чего? И как она оказалась в сумке у Насти?
— Кто-то хотел подставить проститутку! — хлопнул себя по лбу Три Семерки.
— Эврика! — насмешливо улыбнулась Яна. — Ты — великий аналитик.
— Не смейся, — обиделся Руденко, — у меня нет дара предсказывать и предвидеть, — язвительно добавил он.
— Не исключено, что Радзиевский решил воспользоваться ситуацией, — задумалась Яна.
— Шантаж? — вопросительно посмотрел на Яну Руденко.
— Непохоже. Или…
— Что? — заерзал Три Семерки.
— Может, и шантаж. Возможно, Радзиевский был связан с неким человеком или некими людьми, которые привыкли извлекать из щекотливых ситуаций выгоду. Так сказать, сотрудничали с видеомастером. Разузнавали, чем могут поживиться, и действовали в соответствии с этим.
— И как все это происходило? — заинтересовался Руденко.
— А это нам, Сеня, и предстоит выяснить. И знаешь, о чем я подумала… — Яна подняла на Руденко рассеянный взгляд, — если убили Радзиевского, значит, боялись, как бы он не проболтался, а это значит, что я — на мушке у преступника. Он теперь будет охотиться за мной. И это хорошо!
