Ознакомительная версия.
Помню дни моей последней депрессии. Удушливые дни, накатывающие серой сплошной стеной. Разумеется, я нуждалась в чем-то, способном помочь мне вырваться из этой бесконечной тоски. Наверное, именно потому я и бросилась во всю эту историю, бросилась отчаянно, с головой, ничего не видя вокруг, неожиданно для всех, кто меня знал. И для тех, кто не знал, тоже. Я давно уже билась лбом об унылую безнадежность жизни, которая меня окружала: бессмысленная, автоматическая и порой унизительная работа на телевидении, извращенное понимание окружающих, чувство, что ты не человек, а бессмысленная марионетка в чьих-то жестоких руках. Я чувствовала, как постепенно и страшно стирается моя личность, как превращаюсь в тупую бездумную куклу, лишенную не только какой-либо внутренней выразительности, но и собственного достоинства. Я билась лбом обо все это и мне казалось, что я просто разбиваю лоб о железобетонную стену. Я всегда оставалась одна, даже наедине с бесчисленной, оголтелой толпой. От того мне представлялось, что есть во мне что-то нечеловеческое, звериное.
Я возвращалась домой от побед к боли, и победы мои представали такими, какие они есть на самом деле – никому не нужными. Так случилось, очень долго мне пришлось оставаться одной. После очередного и самого болезненного разрыва я осталась опустошенной не только внутренне, но и внешне. Моя работа в студии была единственным, чему я отдавала все силы. И вот как раз там все мои силы и не были нужны. Я пыталась найти себе какое-то применение: лезла в монтажную, пытаясь присутствовать на монтаже передачи, позже всех уходила из студии домой, и даже заменяла бы других, если б этому не воспротивился продюсер.
В сутках было двадцать четыре часа, для всех окружающих я делала вид, что мне до безумия не хватает в сутках часов, но все было не так. Время тянулось для меня не проходящей, чудовищной пыткой, которую по собственной воле я не могла прекратить. Я работала очень много и постоянно оставалась на том же самом месте. У меня не было возможности продвинуться в карьере по той причине, что больше некуда было продвигаться. И самым ужасным было то, что всех моих усилий не хватало, чтобы стать незаменимой. Я знала: случись что со мной сегодня, завтра на моем месте будет точно такая же смазливая дура, которая точно так же будет вести ту же самую программу. Просто на мое место продюсер поставит кого-то другого и все. Ничего не изменится. Моего отсутствия никто не заметит. У меня не было даже друга, которому я могла бы все это рассказать. Я знала: у успешных людей друзей не бывает. Если мне понадобился друг или подруга, следует срочно увольняться с работы. Потому, что, видя мое лицо на экране (даже если я скажу, что это самое лицо на экране стало моей пыткой), никто не станет испытывать ко мне дружеских чувств.
Когда я возвращалась домой одна, были только стены и потолок. Еще – телевизор, который зарос пылью. Это было единственной реальностью, которая существовала на самом деле. И я делала вид, что со всем этим мирюсь. Впрочем, я сама не была способна следить за быстрой сменой своих настроений. Я была одновременно и доброй, и злой, изводя всех окружающих своим невыносимым характером. Изводя буквально до жути. Сработаться со мной не мог никто. Изредка удушливая волна отчаяния захлестывала меня с головой и я думала, что больше не смогу выжить… Так было до каньона. Небольшие отголоски остались потом. Я изменилась, но еще не на много. Я имела шанс изменить свою жизнь, но все еще испытывала одиночество.
Одиночество – это какое-то потустороннее, лежащее в твоей постели существо, о котором ничего нельзя сказать. Иногда занят ая сторона кровати – еще большее одиночество от той пустоты, которую приносит наступившее утро. Утро с ярким обнажающим светом. Утро, раскрывающее шторы и душевные раны: чужое лицо на твоей подушке не имеет черт. Не человек. Не друг. Не любовник. Некто, не имеющий определения или звания. И когда пришло утро, я пошла к окну смотреть в слепое стекло, воспользоваться, как предлогом, светлеющим квадратом, чтобы начать тот разговор, который представлял для меня самую большую ценность. Разговор, ради которого я заняла вторую половину кровати, надеясь, что он больше не увидит моего лица.
– Я так рад, что между нами мир! Хотя, если честно, я и не открывал никаких военных действий. И не собирался их открывать. Это ты была в последнее время такая нервная, злая… Словно разом ополчилась на всех, а, главное, на меня.
Стекло отразило скрытую улыбку на моем лице. Интересно, он хоть представляет, что говорит? Как можно ополчиться на то, чего нет! Пустота – она и есть пустота, как бы не называла себя красивыми именами.
– Мне не хватало тебя! Ты даже не понимаешь, как ты мне нужна. Словно воздух… Я и не думал, что так сильно к тебе привязан. Но, знаешь, я даже рад, что это открыл. Теперь меня волнует любая мелочь, связанная с тобой. Я очень рад, что твоей сестре лучше и ее лечат хорошие врачи.
– Какой сестре?
– Вот видишь, ты настолько успокоилась, что почти забыла! Очень хорошо, что ты съездила к сестре и успокоилась!
Господи! Какое счастье, что он не видит моего лица. Но еще большее счастье, что в стандартном контракте между владельцем телеканала и сотрудником этого канала ничего не сказано о ближайших родственниках! И еще большее счастье, что продюсеру канала, одновременно владельцу и директору (прямо не должность у человека, а какая-то реклама: три в одном флаконе) ничего не положено знать о ближайших родственниках своих ведущих сотрудников, даже если их отношения давно вышли за рамки деловых.
Дело в том, что у меня никогда в жизни не было родной сестры! Скажу больше – у меня не было даже двоюродной или троюродной! Просто история с тяжело заболевшей сестрой была первой пришедшей мне в голову для того, чтобы взять срочный отпуск за свой счет на несколько дней и поехать в N.
Тогда, ворвавшись к нему в кабинет, я наплела что-то про огромную любовь к сестре и внезапную болезнь. А ровно через три часа, когда сочувствие моего любовника выразилось в том, что он обещал не высчитывать за пропущенные дни деньги, я сидела в вагоне поезда, катившего в N, думала, как стану разговаривать с Верой и на месте выяснять все обстоятельства, и даже не представляла, что я там найду…
– Да, конечно… я забыла, действительно… сестра почти здорова. С ней все хорошо… – Отличительной чертой, которую получаешь после длительной работы на телевидении, становится умение выдерживать свою лживую роль до конца. Какой бы ни была эта роль, ты все равно будешь держать ее до последнего и даже с улыбкой! Ведь от этой стойкости, направленной подчас на такую ерунду, зависит не только настоящее, но и будущее. От моей выносливости зависело еще больше – окончательный результат моего расследования, моей цели, к которой я должна была прийти. Поэтому, с самой любезной улыбкой изо всех, имеющихся в моем арсенале, я присела на краешек постели…
– Послушай, я хотела задать тебе один вопрос… Давно собиралась спросить, еще до отъезда к сестре. Только пообещай, что ты скажешь мне правду!
– Тебе скажу все, что угодно!
– Серьезно?
– Естественно! Почему ты все время во мне сомневаешься?
– Нет, тебе показалось… совсем недавно я слышала разговор и в этом разговоре упомянули очень интересную вещь… Скажи, что тебе говорит фамилия Горянский?
– Горянский? – от удивления от даже привстал, – депутат. Зачем он тебе? Пустое место, ноль.
– Это правда, что ты работаешь на него, что твой канал будет поддерживать Горянского на предстоящих выборах и ты даже собираешься продать ему часть акций телекомпании?
– Господи, какая чушь! Кто тебе сказал весь этот бред?! Впервые слышу такую нелепость! Мало того, что это возмутительная ложь, так еще и несусветная глупость! Кто тебе это сказал?
– Мне лично – никто. Просто я слышала разговор в кулуарах одной тусовки, болтали две журналистки. Знаешь, как бывает – бабские сплетни. А потом еще один человек упоминал, журналист из газеты… Сопиков его фамилия!
– Слышал я про Сопикова – дурак и подлец. Пустое место и вечный прихлебатель у тех, кто больше заплатит. Кроме того, он совершенно не владеет никакой информацией, просто не имеет доступа. Все, на что способны люди такого сорта – выдумать глупую, нелепую сплетню.
– Значит, ты считаешь, что это просто глупая сплетня?
– Совершенно идиотская! Я постараюсь тебе объяснить. Ты знаешь, с кем я в хороших отношениях? (назвал одну фамилию, очень известную и весомую в политических кругах). Этот человек имеет большое будущее и мой канал будет поддерживать его программу. Ты поняла, что я имею в виду?
– Вроде бы, да…
– Он в первом эшелоне власти. И здесь большие деньги. В смысле, с ним. Чего вдруг я должен рисковать всем ради шестерки, которая сегодня есть, а завтра – нет? Пойми, Горянский – политически бесполезная фигура. Пустое место, как я уже и сказал раньше! Ему никогда не выдвинуться в первый ряд и не сделать политическую карьеру. Да он и сам не хочет делать эту карьеру! Знаешь, какое у него прозвище? «Сельский депутат»! Потому, что он не умеет вести тонкую политическую игру и всегда держится несколько отстранено. Но человек он неплохой, следует отдать ему должное. Кроме того, всем известно, что Горянский – очень успешный бизнесмен. И в политику он пошел только для того, чтобы поддержать свой бизнес, получить дополнительные возможности, льготы. Возможно, изменить какую-то законодательную базу в свою пользу, повлиять экономически. То есть, Горянский – бизнесмен, а не политик. Он занят только своим бизнесом и на всем остальном фоне выглядит даже положительной фигурой в политическом плане, понимаешь? Он умный деловой мужик с железной хваткой, он понимает такие серьезные вещи касательно законов, налогов, бизнеса, какие любому краснобаю, делающему себе политическую рекламу разглагольствованиями с трибуны, просто не понять!
Ознакомительная версия.
