Она смотрела на меня, пытаясь, должно быть, понять, правильно ли она перевела с мужского на женский. А потом… Да, собственно, ничего такого особенного: просто две, казалось бы, уже погасшие навсегда звезды снова загорелись вдруг…
Весь вечер парочка проголодавшихся уже бомжей занималась поиском подходящего для ночлега места. Нам повезло. В сумерках я нашел живописную и совершенно бесплатную полянку по соседству с ручьем, в котором, возможно, водилась рыба. Не обращая внимания на мелкий дождик, я срезал в кустах пару молодых ив, очистил их от веток и получил в итоге удилища, по правде сказать больше походившие на копья средневековых рыцарей. Я еще не привязал лесок, когда разверзлись хляби небесные. Бросив снасти, я кинулся в палатку.
На ужин было печенье. Мы съели по три штуки и легли спать.
Ночевка оказалась еще хуже хорватской. Матрас промок. Пришлось застелить его одним из одеял. Вторым нужно было накрыться нам обоим. Из этого следовало, что мы с Йованкой очутились в одной постели, из чего в свою очередь следовало, что заснуть я надолго не мог.
Йованка вылезала из палатки трижды. Потом я все-таки провалился и даже увидел сон, правда странный. Проснувшись в очередной раз, я попытался вспомнить, в чем заключалась странность, но совершенно не вовремя заснул снова…
Пробуждение было ужасным. Кто-то схватил меня за ноги и одним рывком выдернул из сна и из палатки одновременно, а затем прижал к мокрой от росы траве.
– Не двигаться!
Нападавший говорил по-сербски, но помощи Йованки мне не понадобилось. Я все и сам понял. Понял, но вывернуться попробовал и тут же получил ботинком по голове.
– Ты что, глухой? Лежи и не рыпайся! – рявкнул стоявший надо мной тип.
Чуть в стороне кто-то включил фонарик. Скосив глаза, я разглядел силуэт второго ночного гостя. Полуметровая железяка с двумя дулами, которую он держал в правой руке, мне решительно не понравилась.
Над моим ухом щелкнул выскочивший из рукоятки нож, сверкнула сталь с бороздкой для стока крови. Не знаю, что за штука была у второго, вполне возможно игрушечное ружье его сынули, но что касается ножа, приставленного к моему горлу, был он самый что ни на есть бандитский.
Я лежал и ждал. Слава богу, ожидание не слишком затянулось. Тот, второй, с фонариком, кряхтя присел на колени и заглянул в палатку.
– Где она? – вставая, вопросил он.
Луч света заметался по поляне.
– Не розумем пана, – выдавил я из себя вместе с кровавыми пузырями. Вопрос был интересный. Сразу стало ясно, что я имел дело с людьми информированными. А еще выяснилось, что той, что так интересовала этих любителей ночных прогулок, в палатке не было.
– Где девойка, дэвушка? Бладь твуя гдэ?
– Естем полякем, – простонал я. – Не говорить серпски.
Я говорил на том самом языке, который любой славянин должен был понять даже в мертвецки пьяном состоянии. Как понял меня собрат с фонариком, не знаю. Что же касается второго, то он мне двинул ногой под ребра. Было так больно, что я свернулся в клубок. Это сразу же резко увеличило площадь обзора. Мужик с детским ружьем – а он скорее всего был за главного – недовольно выругался. Совершенно не по-игрушечному щелкнули взводимые курки, и я понял, что эти двое пришли не за остатками нашего печенья. Свет фонарика начал удаляться в сторону рощицы. Тот, который пнул меня, продолжил допрос:
– Что дэлат Босния?
Чугунное колено вдавило меня в землю.
– Цалый дэнь гулять. Тэпэр спать.
– Сам, бэз баба? Одын?!
– Сам-сам! Всо дэлат сам: любыт сам, спат сам…
Склонившийся надо мной мужик с омерзением плюнул. На мое правое веко легло острие ножа.
– Можит быт дужи бол, можит быт малы. Твоя выбират. Розумешь?
– Чего тебе надо, пся крев?
– Информацья. Гдэ дэвойка?
– Та, с которой я приехал из Польши? – (Мой собеседник, как ни странно, понял, что и подтвердил кивком.) – Тут ее нет, осталась в отеле. Холодно в лесу, понимаешь, она придатки застудить боится…
Головорез произнес одно очень даже славянское слово, каковое никогда не звучит на приемах в посольствах Сербии и Черногории за рубежом.
– Если ты врат, ока не быт. Розумешь?
Он убрал нож, почему я и смог кивнуть. На большее я не был способен. Даже супер-Рембо с огнеметом «шмель» в штанине в моем положении предпочел бы не дергаться попусту. Оставалось только ждать.
– Адрэс дэвойка, – потребовал человек с ножом. – Гдэ она спи?
Давясь словами и ломая свой и без того ломаный английский, я начал лопотать что-то совершенно несусветное: про пансионат с белыми окнами, про швейцара на железном костыле, про то, что адреса я не знаю, но хорошо помню, как туда проехать, то есть не очень хорошо, потому что сейчас ночь и темно, а вот утром пожалуйста, если пану так хочется увидеть мою спутницу. Головорез напряженно слушал меня.
Сомнений не было, я попал в очередную задницу. Предстояло выяснить, насколько глубокую. Молодцы заявились среди ночи, хотя местечко для ночлега я выбрал укромное, в стороне от дороги, где крики о помощи никто не услышал бы и среди белого дня. То есть зарезать нас они могли бы и раньше. Напрашивался вывод: им действительно была нужна Йованка, точнее, какая-то информация от нее. Какая? – спрашивал я себя и не находил вразумительного ответа. Думаю, такие же муки испытывал тот, кто допрашивал меня.
– Како ехат? – скрипя зубами, вопрошал он в перерывах моего параноидального бреда.
– А тако просто, – отвечал я, пытаясь показать ему направление, а заодно и высвободить руку.
И так продолжалось до тех пор, пока на поляне не замаячил свет. Мужик с обрезом возвращался из леска медленно, шаря лучом фонарика по кустам. Он все еще не потерял надежду найти искомое.
– То ты? – не поворачивая головы назад, осведомился мой собеседник. Надо было отдать ему должное: бдительности он не терял.
– А кто еще? – злобно огрызнулся Главный. Судя по голосу, он был уже метрах в пятнадцати. – Ее нигде нет. Пойду посмотрю в машине…
– Этот говорит, что она осталась в Добое. Ночует в каком-то пансионате. Он может показать.
– Ты что, совсем дурной? Да там же Недич…
Я все прекрасно понял и без Йованки. В конце концов, три года службы в Боснии оставили свой след в моей душе.
– А ну-ка давай… – начал было тип с фонариком, но, что он хотел приказать типу с ножом, я так и не узнал. Как раз в тот самый миг, когда Главный попал в поле моего зрения, что-то длинное и змееподобное, опасно вихляя, промелькнуло рядом с его головой и, тупо стукнув концом о камень, которым я забивал колышек палатки, сгинуло во мраке ночи. Скорее по звуку, чем по виду я определил, что это было срезанное мной удилище, оно же копье.
От изумления Главный выронил фонарик. Должно быть, это обстоятельство и не позволило ему в полной мере оценить надвигающуюся опасность. Точнее сказать, с диким воплем несущуюся на него со вторым удилищем наперевес. Углядев в темноте нечто темное и довольно внушительное по размерам, обладатель обреза поспешно вскинул его и нажал на спусковой крючок. Оглушительно грохнуло. Длинное пламя озарило белое от ужаса лицо Йованки. В следующий миг срезанное мной дерево тупым своим концом ударило стрелявшего в горло. Сдавленно хоркнув, бородатый мужик выпустил из руки обрез и, схватившись за шею, начал оседать на землю с выпученными глазами. Споткнувшаяся Йованка упала на колени. Скорее всего это и спасло мне жизнь. Мой оппонент инстинктивно рванулся на помощь своему коллеге, впопыхах забыв отрезать мне голову. Он ослабил давление коленей на мою спину, чем я и воспользовался, ударив его кулаком по почке. Впрочем, удар – слишком громко сказано, удара не получилось. Мужик с ножом удивленно оглянулся на меня, словно желая спросить, что, собственно, мне от него надо, и вдруг стал заваливаться на землю. Не от боли, нет! Просто то положение, в котором он находился, очень располагало к такому развитию событий: привстав с меня на затекших ногах, он оказался в позе человека, встающего с корточек, после того как он сходил по-большому. Моего жалкого удара хватило для того, чтобы вывести его из равновесия. Удивленно ахнув, он завалился в траву.
Мне почти удалось подняться на ноги. Боковым зрением я увидел, как Йованка подхватила с земли обрез. Я хотел подбодрить ее криком, но мой противник лягнул меня башмаком, у меня искры посыпались из глаз, как любят выражаться настоящие писатели! Я упал на спину и, кажется, на какое-то мгновение вырубился. Когда способность мыслить вернулась ко мне, противник уже оседлал меня. Щеря зубы, он соображал, как все-таки убить меня – очень больно или не очень. На этот раз положение мое было совершенно безнадежным.
И тут раздался хриплый голос бородача, поверженного удилищем:
– Дура! Оно же может… выстре…
Бородач поперхнулся. Он, как и я, лежал на спине. Метрах в полутора от него стояла широко расставившая ноги Йованка. В шортах и мокрой рубахе, прилипшей к телу, выглядела она классно! Мы с моим противником невольно засмотрелись. Подсвеченная снизу фонариком, она походила на героиню блокбастера. Сходству способствовал обрез, походивший на фантастическое оружие будущего. Я уже не говорю о глазах, которые прямо-таки метали молнии!
