– Татьяна, – с явным раздражением прервал меня Райский, – ваши интриги сделали бы честь любому мадридскому двору! Я просто не в состоянии отказать вам в маленькой услуге, если вы, в свою очередь, тоже окажете мне ответную.
– Договорились! – радостно ответила я. – Когда ваш Олег приедет?
– Как можно быстрее – я сгораю от нетерпения увидеть этот дневник!
– А он будет достаточно убедительно выглядеть? – запоздало засомневалась я. – Он, вообще-то, разбирается в этих ваших «малых голландцах»?
– Не волнуйся, я его поднатаскаю!
– Вы уверены, что он согласится?
– Куда ему деваться? – самоуверенно заявил старичок. – Ему же мое наследство нужно? Нужно! Вот и пусть отрабатывает.
* * *
– Это безумие! – не успев сойти с поезда, заявил мне Олег, когда я встретила его на вокзале. – Я ведь даже рисовать не умею!
– Тебе это умение и не потребуется, – стараясь говорить предельно убедительно, ответила я. – Ты у нас теперь – художник-абстракционист! Можешь малевать, что хочешь, главное, чтобы был «концепт»!
– Да дядя мне уже целую лекцию на эту тему прочитал, – ворчливо ответил Олег. – Мы с ним кое-что уже… гм … намалевали, в качестве образцов, так сказать.
Он похлопал по тугому кожаному тубусу небольшого размера.
– Это замечательно: есть что предъявить! – похвалила я его. – Но что-то вид у тебя не очень… «художественный»… не богемный!
Я придирчиво осмотрела Олега: он по-прежнему выглядел, как усердный и старательный школьный учитель. Он недовольно сложил руки на груди:
– Что тебе не нравится? У художников, слава богу, никакой униформы нет!
– Нет, конечно, но тебе необходимо произвести неотразимое впечатление на эту девушку.
– Тогда это точно не ко мне, – усмехнулся Олег.
– Не спеши с выводами, – бодро улыбнулась я. – Сегодня я иду к ней одна и, если все пройдет нормально, завтра притащу в гости тебя. Если что, мы всегда успеем тебя приодеть.
– У меня такое чувство, что ты меня продавать собираешься...
– Ну, в каком-то смысле так и есть, – я подмигнула Олегу. – Я продаю тебя, как художника!
* * *
Благодаря заботам Вениамина Александровича, мне был обеспечен вход в апартаменты, где Виктория проводила презентацию своих собственных работ и полотен некоторых своих друзей. Мероприятие было не слишком многолюдным и даже закрытым, то есть, по меркам Виктории, оно таковым считалось. На самом деле, присутствовали на нем несколько сот человек, и многие из них, так же, как и я, попали сюда благодаря стечению обстоятельств, даже не будучи знакомы ни с кем из ее друзей.
Сойтись поближе с Викторией мне предстояло самостоятельно, чтобы потом невозможно было отследить – откуда я появилась и кто меня подослал.
Я медленно прошлась по комнатам, достаточно большим, чтобы их можно было назвать «залами». Сияло вычурное, очень яркое освещение, повсюду стояла весьма претенциозная мебель и висело небольшое количество пресловутых «работ».
Они были выполнены из самых разных материалов, потому назвать их «картинами» было бы весьма трудно. Я бы сказала, что они напоминали аппликации, которые делают дети. Но только дети стараются воссоздать что-то реальное – деревья, животных, а Виктория и ее друзья рамками реальности отнюдь не ограничивались.
Вениамин Александрович заботливо продемонстрировал мне фотографии этой взбалмошной девушки, с которой мне следовало сегодня познакомиться. Так что я быстро нашла хозяйку вечера в кругу ее гостей.
Она была рослой, крепкой девушкой. В настоящий момент она была платиновой блондинкой, но это, разумеется, был не природный цвет ее волос. Виктория была не столько красивой, сколько ухоженной.
Вокруг нее толпился народ. Многие явно хотели ей запомниться, втереться в доверие, и она, несмотря на свою молодость, уже должна была в этом разбираться. Судя по рассказам Вениамина Александровича, Виктория относилась к подхалимам по-разному. Могла кого-то принять благосклонно, а могла и с презрением человека оттолкнуть.
Трудно просчитать, что может понравиться такой «неустойчивой» особе! Потому-то для начала я и пришла к ней одна – чтобы составить с ней свое собственное впечатление и, если возникнет такая необходимость, подкорректировать свое поведение и манеры Олега.
Ближе к полуночи толпа вокруг Виктории заметно поредела, и я получила возможность беспрепятственно к ней приблизиться.
– Добрый вечер, Виктория! – привлекла я к себе ее внимание. – Мы с вами не знакомы, но у меня есть к вам одно предложение, которое, возможно, вас заинтересует.
Блондинка повернулась и окинула меня придирчивым взглядом:
– Кто вы такая?
Было заметно, что мой скромный наряд ее отнюдь не впечатлил. Но с моей стороны это было своеобразной формой камуфляжа. Я не знала точно, каких девушек она предпочитает видеть вокруг себя: незаметных, которые не в силах с ней конкурировать, или ярких и самобытных.
– Меня зовут Татьяна, – начала я. – Я представляю интересы одного художника, о котором вы, несомненно, слышали. Это Валентин Чутков!
Я торжественно замолчала. Однако по лицу моей собеседницы было очевидно, что это имя ей ни о чем не говорит.
Такой вариант я предусмотрела заранее и дала сигнал, возведя глаза к потолку. Человек, который провел меня на ее мероприятие, стоял неподалеку и ждал. Поняв, что время пришло, он подал голос. Он бывал здесь часто. Но при этом, за определенную сумму, он был готов помочь Валентину Александровичу в его затее и даже не пытался вдаваться в подробности.
Вот и сейчас он просто выдал всю информацию о Чуткове, которой его, разумеется, снабдили заблаговременно.
– Сахмет, я тебе удивляюсь! – ленивым тоном начал он. – Неужели ты ничего не слышала о Чуткове? Хотя, это можно извинить – в те годы, когда он был на пике своей популярности, ты еще пешком под стол ходила...
– Кажется, я что-то припоминаю... – стараясь скрыть раздражение, ответила Виктория.
– Да, он был очень популярен лет десять тому назад... – но с тех пор, как он уехал за границу, о нем вообще ничего не известно. Вы нас мистифицируете, девушка, – обратился он уже ко мне.
На этот выпад у меня была заготовлена козырная карта, которую я и поспешила предъявить, пока интерес хозяйки вечера не переключился на что-то другое.
– Я, конечно, понимаю, что все это несколько неожиданно, и вы испытываете сильное искушение – не верить моим словам, – кивнула я ей с притворным сожалением. – Но у меня имеются неоспоримые доказательства того, что Валентин намеревается вернуться к своей творческой деятельности.
Я жестом заправского фокусника достала из объемистой сумки два маленьких листа картона и предъявила их посетителям. На обоих были весьма характерные рельефные цветовые пятна и, самое главное, – подпись в углу. Одна работа была старая, конца восьмидесятых годов прошлого века, а другая – совсем новая.
Гости, включая Викторию и моего платного помощника, зашумели и заспорили, разглядывая два листка картона. Я им не мешала.
Легенда, придуманная Райским, казалась мне весьма удачной. Валентин Чутков действительно отошел от творческой деятельности лет десять тому назад, и с тех пор его никто не видел. А еще до этого он покинул родину и давно уже жил за границей.
Фотографии его практически невозможно было раздобыть. В каталогах печатались только его автопортреты, а на этих картинах черты человеческого лица разглядел бы только опытный искусствовед с большим стажем.
Жил и работал он когда-то в Петербурге, где остались все те, кто мог бы его узнать. Со стороны же самого этого художника-эмигранта, опасаться разоблачения нам и вовсе не приходилось.
А у Райского имелось огромное количество работ Чуткова! Дело в том, что у Чуткова была своеобразная и очень неустойчивая техника. Он рисовал чистыми цветами, накладывая краску очень густым слоем, а потом прикладывал к еще свежему слою какую-нибудь рельефную поверхность. Так получалась непередаваемая текстура живописного слоя.
В качестве рельефов Валентин использовал все, что только подворачивалось ему под руку – от старых стиральных досок до деталей каких-нибудь детских игрушек. Созданные таким образом абстрактные картинки выглядели очень необычно, но они быстро начинали трескаться и осыпаться.
Картины эти попали в руки к Райскому, и многие потом у него так и осели. Он один знал способ, как остановить появление трещин и не дать краскам осыпаться.
Так что одна из двух картинок, предъявленных мною публике, была самой настоящей, подлинной, так сказать, работой Чуткова. А вторую «соорудил» на скорую руку сам Райский вместе со своим племянником Олегом. Так, давно исчезнувший художник «вернулся к жизни».
Выглядело все это очень натурально – старый реставратор досконально знал руку мастера и детально, скрупулезно скопировал его приемы.
При участии разговорчивого друга Виктории, которому заплатил «босс», все общество быстро поверило в возвращение блудной знаменитости и потребовало от меня – срочно предъявить всем эту самую знаменитость!
