***
К семи вечера Мура все-таки добралась до дома, но, прежде чем это случилось, ей пришлось пережить массу новых неприятностей, как то: еще один допрос в том самом управлении, где находились ее вещи, хамское поведение следователя Рогова и куча всевозможных протоколов, которые ее заставили подписать. Неудивительно, что, попав наконец в свою квартиру, она растрогалась, как усталый пилигрим, после долгих странствий вернувшийся на родину предков. Растрогалась до такой степени, что готова была расцеловать все вокруг себя, включая стены и домашнюю утварь. Потом прошла на кухню, достала из холодильника морковь и скоренько нашинковала ее Маруське на ужин. Бедное животное ужасно изголодалось в застенках РУОПа, можно сказать, от него один панцирь остался! После чего Мура позаботилась о собственном желудке, в котором со вчерашнего дня ничего не было, если не считать апельсинового сока со снотворным. Еще неизвестно, как все это вообще отразится на ее драгоценном здоровье. А спустя пятнадцать минут ее сморил крепкий сон без сновидений, оборвавшийся неожиданным телефонным звонком. - Да? - Мура судорожно сорвала с рычага трубку и скосила взгляд на стенные часы, которые показывали половину десятого, только непонятно чего: утра или вечера. Сама Мура почему-то больше склонялась к первой версии. - Большое спасибо, - сказала трубка голосом Тамары. - Пожалуйста, - механически ответила Мура и спросила: - А за что? - А за то, что ты на меня милицию натравила. На меня, Викулю и Кирку! - Постой, постой, - возразила Мура, которой сильно не понравились Тамарины интонации, но Тамара не желала останавливаться на достигнутом. - Это называется по-дружески, да? Это теперь так называется? - Тамара присовокупила не очень печатное выражение и бросила трубку. Мура хотела было ей перезвонить и даже набрала первые три цифры, но передумала, решив, что объясняться со склочной домохозяйкой ниже ее достоинства. Позевывая и бормоча под нос кое-какие наблюдения насчет людского вероломства, она включила телевизор и с удивлением выяснила, что утро все же успело наступить. Надо же, а она этого даже не заметила! Кроме того, с экрана на ее взбаламученную голову обрушился поток всяческой информации, активно перемежаемый рекламой. Напомаженные дикторы упорно твердили ей о политическом кризисе в Индонезии, а гладкий телевизионный красавчик в дорогом галстуке пугал микробами под ободком унитаза. И все это полагалось выслушивать за чашкой утреннего кофе. Что за грязные извращенцы, честное слово! Мура с отвращением выключила телевизор и грустно уставилась в окружающее пространство. - Вот ведь, - подумала она, - такого матерого преступника изловила, а радоваться совершенно не хочется. Да уж, не очень-то порадуешься, когда даже самые близкие люди тебя не понимают. Погоревав и повздыхав, она нашла только одно приемлемое утешение: такова судьба всех непризнанных гениев. Ничего, ничего, они еще пожалеют. Они еще хватятся, да будет поздно. Еще напишут в своих мемуарах: "Ах, как мы были слепы!" Мура попыталась представить себе Викулю и Тамару пишущими мемуары, но даже ее богатого воображения на это не хватило. Решительно покончив с меланхолией, она выключила телефон и вплотную занялась своим новым романом. А здесь нужно было наверстывать время, потраченное на поимку особо опасных преступников. Приникнув к экрану компьютера, она открыла нужный файл и погрузилась в дорогой ее сердцу мир вымысла, где она легко управляла судьбами своих героев, нимало не заботясь, что кто-нибудь ее не так поймет. Иногда она даже склонялась к тому, чтобы считать реальной жизнь, зашифрованную в килобайтах, а вовсе не ту, что нахально шуршала под окном аляповатым кустом сирени. Похоже, с ней солидаризировались и ее читательницы-почитательницы, предпочитающие виртуозную выдумку скучной реальности. Они страдали и плакали с Муриными героинями и страстно желали дерзких и мускулистых героев-любовников, синтезированных Мурой по методу искусственного белка и особенно выигрывающих на фоне маловыразительных натуральных особей. А чему тут удивляться, если Мурины мужчины, даже будучи завзятыми сердцеедами, не задумываясь, рисковали жизнью ради Муриных же героинь и бросали к их ногам целые миры, в то время как те, которых можно каждый день наблюдать в действительности, сроду места в трамвае не уступят! Едва Мура коснулась клавиатуры компьютера, как ее охватило состояние творческого экстаза. Буквы выскакивали из-под ее пальцев, как живые, и тут же складывались в нужные слова, а слова выстраивались по ранжиру, будто войска на параде... Мура повелевала ими, упиваясь своей абсолютной властью, торжествовала и ликовала. Эта империя вся, без остатка, принадлежала и подчинялась ей и трепетала от одного ее царственного взгляда. Однако порыв вдохновения продолжался недолго, приблизительно на пятом килобайте Мура почувствовала: что-то ей мешает. Она закрыла глаза, сосредоточилась, и перед ней возникла странная картинка: длинный пустой коридор, в конце которого... Что же там в конце? Там кусок материи, точнее, край пестрого платья, какими уже три года торгуют на всех барахолках от Калининграда до Владивостока, - дешевый турецкий ширпотреб. И этот край пестрого платья, мелькнув, исчезает за углом. Где она это видела? Где, где! Там, за кулисами!
Глава 24
ЧЕГО НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ ПОЛНОГО СЧАСТЬЯ
Ожидая, когда закончится выволочка, устроенная ему подполковником, Рогов коротал время, созерцая пыльную бахрому на шторе, висящей на ближайшем окне. Это было единственное, что попадало в поле его зрения в том положении, в котором он находился, а именно: стоял посреди кабинета, опустив голову и одновременно слегка повернув ее вправо. Ему всегда казалось, что так гораздо легче переносить грозный рык разъяренного подполковника Кобылина. Кстати, сегодня он превзошел самого себя. - Значит, у нас по-прежнему нет подозреваемого? - ревел подполковник, как медведь, попавший в капкан. Рогову надо было хранить безмолвие и не шевелиться, а он возьми и возрази сдуру: - Но зато у нас появилась новая ниточка... Ох, лучше бы он этого не делал, потому что в следующую минуту на его безответную голову обрушились громы небесные. Сквозь предварительно разверстые небеса. Впрочем, чему тут было удивляться, когда он сам подготовил почву для начальственного гнева. Выложил все без обиняков, а картина выглядела не очень-то радостно. Ни Котька Кучеров, ни красавчик-кандидат Лоскутов, ни муж Пышечки Мещеряковой на роль убийцы манекенщицы явно не годились. У Кучерова и Мещерякова имелось алиби, что до Лоскутова, то с ним, насколько понимал в таких делах Рогов, им еще предстояло помучиться. Так и оказалось. Дав себе небольшую передышку, подполковник сказал уже потише, отводя глаза в сторону: - И что там с этим... Лоскутовым? У меня из-за него телефон не умолкает, даже домой звонили... То из мэрии, то из.., короче, все потроха вытряхнули. - А что с Лоскутовым? - индифферентно пожал плечами Рогов. - Им РУОП занимается, а я ему всего лишь несколько вопросов задал. - А он? - А он любезно на них ответил. Подполковник Кобылин снова сосредоточил свой взгляд на Рогове: - Не паясничай, тут не до шуток. У него большие связи, и еще он, между прочим, кандидат в депутаты. Притом с хорошими шансами... - А также бывший любовник Столетовой, - невозмутимо продолжил Рогов, и эта невозмутимость далась ему не без жертв. - А кроме того, кое-кто видел, как он выбегал из Дома культуры через минуту после убийства... Подполковник так сжал в руках карандаш, что он сломался: - Эта Котова, что ли, видела? - Нет, не она... Ее подружка, некая Бурмистрова. - Думаешь, ей можно верить? - Не знаю, - честно признался Рогов, - ни Котова, ни ее замечательные подружки особенного доверия у меня не вызывают, тем более что вся эта история в их интерпретации выглядит совершенно фантастически... Вроде бы они подозревали, что муж Мещеряковой имеет со Столетовой отношения определенного рода, ну и решили приструнить манекенщицу самым идиотским способом. Сначала Котова послала ей письма с цитатами из своих дурацких романов, потом они втроем - Котова, Мещерякова и Бурмистрова - направились на показ моделей... - Зачем? - А черт его знает! Котова называет это психической атакой, а там... Как бы там ни было, а они явились туда вдвоем. Третья, Бурмистрова, задержалась и, по ее словам, столкнулась в дверях с человеком, сильно похожим на мужа Мещеряковой. Подполковник подпрыгнул на стуле: - Тогда при чем здесь Лоскутов, если все указывает на Мещерякова? Рогов беспомощно развел руками: - Да тут, извините, черт ногу поломает. Во-первых, Мещеряков и Лоскутов ужасно похожи друг на друга, как близнецы, особенно если учесть, что Бурмистрова видела убегавшего со спины. Во-вторых, Мещеряков в момент убийства находился на переговорах - тому есть целых десять свидетелей. Судя по всему, он вообще не был знаком со Столетовой в отличие от Лоскутова, который признался в любовной связи с ней... - А в-третьих? У тебя же и в-третьих припасено? - не выдержал подполковник. - Третий близнец, например... - А в-третьих вы и сами знаете, - польстил ему Рогов. - Тот, кто убил Столетову, сбежал через окошко в подсобке, а не через центральный вход. Так что пусть доброжелатели Лоскутова звонят не нам, а в РУОП, - подвел он итог, - там он завяз серьезнее, обвинение в похищении как-никак... Похоже, подполковника это обстоятельство немного подбодрило, лицо его прояснилось на короткое мгновение, но тут же снова насупилось. - Это хорошо, но убийцы-то у нас нет как нет... Столько подозреваемых - и все впустую... Послушай, Рогов, а эти бабы.., они, часом, не привирают? Сами ее убили, а теперь путают дело. Знаешь что? Мне особенно подозрительна писательница Котова. Творческие натуры очень импульсивны и непредсказуемы. Может, ты ее недооцениваешь? "Ну уж нет", - подумал Рогов, а вслух заметил : - Я с вами согласен, она, конечно, способна на многое, но пока я не вижу мотива. Зачем ей убивать Столетову, не маньячка же она? А впрочем, это мысль... - Мотив, мотив! - вмешался подполковник. - А ревность? Сам же говорил, они думали, что у Мещерякова шашни с манекенщицей. Но она же ему не жена. Логичнее было бы подозревать Викторию Мещерякову. - Вот и подозревай, - благословил его подполковник. - А потом, вспомни, как были подписаны письма: "Орден обманутых жен"! - Что? - Рогов несколько растерялся-- Вы намекаете на то, что они все... Ну нет, видел я этого Мещерякова, гарем ему не осилить... Нет, я о другом думаю... Колье это пропавшее у меня из головы не выходит. Шубин ну тот, кто ее фотографировал, - утверждает, что это была ее вещь. Куда оно делось, интересно? Зря он вспомнил про это колье, потому что у подполковника Кобылина, судя по всему, на него была аллергия. Густые подполковничьи брови немедленно сошлись на переносице, громы и молнии тоже последовали незамедлительно: - Опять углубляешься в дебри, когда у тебя под рукой готовый убийца, точнее, убийцы? Тряси баб, тряси, пока не признаются. Это они зарезали манекенщицу, больше некому! А Рогову почему-то на память пришел лейтенант, процедивший сквозь зубы: - На такое способна только женщина...
