- Конечно, - согласился Рябинин, - но первое предположение вернее. Итак, ближайшая к магазину сберкасса, шестнадцатое июня, взята сумма не менее шестисот рублей, вкладчик - женщина...
Петельников виртуозно перечеркнул сумку бесшумной молнией. Из ее тайного отделения вынырнула бумага, которая легла перед следователем.
- Подметно-анонимный донос, - объяснил Петельников.
Это был перечень сберкасс - пять штук. Ближайших.
Рябинин в упор и почти зло посмотрел на коллегу. Инспектор ответил невинным взглядом и сжатыми губами, через которые все-таки просачивалась улыбка.
- Зачем же этот разговор? - упрекнул Рябинин.
- Идею проверял и себя.
- Ты бы лучше Калязину проверил.
- Изучаем ее связи, образ жизни, материальный достаток...
- Ну, и какой у нее достаток?
- У нее за обедом на каждой кильке лежит своя тюлька.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Труд и смысл, смысл и труд... Сегодня разговорился с понятой: сорок лет, хорошая работница, высокий заработок, одинокая. Спрашиваю, что она делает после работы. Ходит в магазин. Ужинает. Убирает. Ну, а выходные дни? "В выходные дни я фотографируюсь..." И я понял, что она живет работой и только на работе. Хорошо? Хорошо. Только есть вопрос ей, себе, всем: что же такое человек - уж не машина ли по производству и потреблению материальных благ?
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Оговорюсь сразу - ничего не совершала и ни в чем не признаюсь. Моя исповедь о другом, о жизни и о ее философии.
Начну с начала, то есть с детства, ибо у меня есть афоризм: расскажи мне о своем детстве, и я расскажу о твоей взрослой жизни. У меня была благополучная семья. Солидный папа, серьезный, неулыбчивый, с вечным и тяжелым портфелем. Мама кормила меня, кормила папу и принимала гостей. Самое яркое и постоянное впечатление моего детства - я стою на диване и читаю стихи. "Идет бычок, качается..." Мама умиляется, папа улыбается, бычок качается, а гости мрут от скуки. Убеждена, что вот такое всеобщее внимание делает из крохи эгоцентрика-людоеда, и на всю жизнь. А я так выступала перед гостями каждую субботу...
В обеденный перерыв Викентий Викентьевич, директор магазина "Дуб", провел с продавцами обсуждение газетного фельетона под названием "Липовые гарнитуры". Писали о магазине "Карельская береза". Собрание получилось шумным и почему-то веселым - наверное, оттого, что критиковали не их магазин.
С директором "Карельской березы" у Викентия Викентьевича были, пожалуй, дружественные отношения, и после встреч в управлении они частенько вместе обедали. Сейчас тому не до обедов: звонят телефоны, вызывают в управление, ухмыляются покупатели...
Викентий Викентьевич, тоже сегодня не обедавший, достал из портфеля термос с кофе и полиэтиленовый мешочек с бутербродами. Он намеревался отвинтить крышку, но увидел в мешочке солнечную красноту - помидор с юга, припасенный для него женой. Рука уже коснулась прохладной и тугощекой кожи, когда зазвонил телефон...
- Викентий Викентьевич? - спросил знакомый и торопливый голос.
- А-а, Михаил Давыдыч, - узнал он легкого на помине директора "Карельской березы". - Переживаете?
- Хуже, чем переживаю...
- У вас даже голос изменился.
- Викентий Викентьевич, есть просьба.
- Пожалуйста.
- Мне срочно требуется пятьсот рублей. Отдам через неделю. Выручите?
Вот как. Значит, после фельетона нагрянула ревизия и есть какие-то прорехи. Но лично он ничего не знает - у него всего лишь просят в долг денег.
- Попробую собрать, Михаил Давыдыч.
- Минут через двадцать подъедет женщина.
- Хорошо.
- Ну, спасибо, дорогой. Подробности расскажу потом...
Вот как бывает после фельетонов. От сумы да от тюрьмы не отказывайся. Видимо, эта пословица относится прежде всего к работникам торговли. Михаил Давыдович считался образцовым директором - вдруг и фельетон, и ревизия, и недостача...
Пятьсот рублей раздобылись быстро. Директор вернулся в кабинет, положил их в конвертик и протянул руку к термосу, но опять увидел тугощекий помидор. Пальцы, как и в первый раз, лишь успели коснуться вздувшейся мякоти, готовой брызнуть сквозь кожицу...
- Приятного аппетита.
Он выдернул руку из мешочка и стремительно убрал со стола термос, чуть его не опрокинув. Женщина уже стояла перед ним. Вошла бесшумно - каблук не стукнул и дверь не качнула воздух.
- Я от Михаила Давыдыча...
- Да-да, - засуетился директор, взял конверт и протянул курьеру.
Плотная женщина среднего роста в брючном костюме цвета начищенной платины. Черт ее знает, как выглядит эта платина и чистят ли ее... Красивое лицо с яркими губами большого рта. Огромная шляпа цвета век не чищенного алюминия. Хорошие тона, сочетаемые. Нет, это не курьер - это сотрудница, соратница.
- Я вас где-то встречал, - неожиданно вспомнил он.
- Скорее всего, на совещаниях, - согласилась женщина, пряча деньги в карманчик брюк.
- Вроде бы здесь, в кабинете...
- Однажды я хлопотала гарнитур для молодоженов.
- Да-да, вспомнил.
Ему хотелось расспросить о "Карельской березе" - как там. Но он понимал, что женщина спешит.
- Кем все-таки вы работаете? - улыбнулся директор.
- Референтом, - улыбнулась и она, уже отступая к двери.
- Привет Михаилу Давыдовичу...
Элегантная женщина. С такой бы побывать... на конференции. Такую бы числить в своих... референтах. Викентий Викентьевич усмехнулся свободным мечтаниям и вытащил полиэтиленовый мешочек. Помидор сделался вроде бы еще краснее. Нужно закрыться и поесть, пока тот не переспел окончательно...
И на этот раз убрать мешочек он не успел. Высокий молодой мужчина в вельветовых брюках и оранжевой сорочке без стука шагнул в кабинет.
- Закройте дверь! Я занят, - осадил его директор, грозно привставая.
- Я тоже, - мельком улыбнулся мужчина и оказался рядом.
- Повторяю, выйдите...
- Уголовный розыск, - перебил гость, показав узкую малиновую книжечку. - У меня всего два вопроса, а потом вы закусите.
Викентий Викентьевич рассеянно опустился в кресло, еще ничего не поняв, но уже наливаясь тем черным предчувствием, которое сбывается в следующую минуту.
- Пожалуйста...
- Вы знаете женщину, которая только что у вас была?
- Нет.
- Зачем она приходила?
В эту паузу, если только она случилась меж вопросами, директор успел понять, что глупо и добровольно лезет в уголовную историю с этой самой "Карельской березой".
- Спросить, когда поступит...
Он замешкался под напорным взглядом черных глаз инспектора.
- Славянский шкаф? - подсказал Петельников.
- Нет, платяной. Фабрики "Северный лес".
- У вас помидор лопнул, - сообщил инспектор и вышел так же стремительно, как и вошел.
Викентий Викентьевич взял с графинного подносика стакан, наполнил его кофе и выпил почти залпом. Оказывается, вот так, сидя в кабинете, ничего не делая, собираясь мирно завтракать, можно попасть в уголовную историю. Михаил Давыдович горит ярким пламенем. За его знакомой следят.
Горячий кофе вдруг прошиб его холодом - эту женщину-референта задержат, и она признается, где и для кого взяла пятьсот рублей. Тогда на кой черт он соврал инспектору?..
Директор схватил телефонный аппарат, зачем-то поставил его на колени и быстрым пальцем набрал номер "Карельской березы".
- Михаил Давыдыч?
- Да. Кто еще хочет поздравить меня с фельетоном?
- Викентий Викентьевич...
- А, дорогой! Да в нем половина преувеличений! Вы ж понимаете.
- Михаил Давыдыч, - директор непроизвольно прикрыл ладонью трубку, - за ней следят.
- Еще бы не следить! Шум на весь город.
- Не за статьей, а за женщиной следят.
- За какой женщиной?
- За вашей.
- За какой моей?
Почему он не понимает и почему у него веселый голос? Ну да, рядом с ним стоит сотрудник милиции.
- Вы не один?
- Один. Что-то я, Викентий Викентьевич, вас не понимаю...
- За женщиной, которой я дал пятьсот рублей, следит работник уголовного розыска, - раздельно и громко повторил директор.
- Тогда зачем вы ей дали пятьсот рублей?
- Вы же просили!
- Я? - У Михаила Давыдовича даже голос сорвался.
- Женщину за деньгами присылали?
- Нет.
- Мне звонили?
- Нет.
- Я же с вами разговаривал! - вскипел директор.
- Викентий Викентьевич, а вы не выпили?
Директор придавил трубкой аппарат и поставил его на место. Что же это? Он огляделся в своем малом кабинете. Что же это - сон, розыгрыш или наваждение? В течение часа ему был звонок о деньгах, была женщина-референт, был инспектор и был его звонок Михаилу Давыдовичу... Или всего этого не было? Но он теперь должен пятьсот рублей своим подчиненным - какой к черту сон!
Викентий Викентьевич увидел треснувший помидор и ткнул его кулаком, залив бутерброды розоватой жидкостью. И тут же рассмеялся - он понял. Он все понял, поэтому никуда не пойдет, а будет ждать. Они придут еще раз.
