Певший мужчина, стройный, как кипарис, стоял в лодке и греб то ли шестом, то ли веслом, я так и не поняла. Его тело изгибалось, когда лодка качалась, и он пел, охваченный искренней радостью, приветствуя прекрасный день. Джек говорит, что он поет за деньги от туристов, но я отказываюсь верить ему. Я бы тоже пела от радости, если бы таким же сияющим утром плыла по каналу.
Напротив нас стоит дворец из мрамора, честное слово! Мы покатались в лодке — они здесь называются гондолами — и проплывали мимо церкви Санта-Мария-делла-Салюте. Шарлотта, ты даже в мечтах не видела такой красоты! Кажется, будто она плывет по морю, как видение. Белый мрамор на фоне синего неба, и воды, и золотистого солнца. Здесь совершенно другой свет, он как бы прозрачнее, да и солнце другое.
Мне нравится, как звучит итальянский язык, он очень музыкальный. Я предпочитаю его французскому, хотя не понимаю ни слова.
Но запах! О боже, он здесь тоже совсем другой и ужасно тяжелый. Но, клянусь, я не позволю ему испортить мне удовольствие. Думаю, я привыкаю к нему, так как перестаю замечать.
Мне понадобилось какое-то время и на то, чтобы привыкнуть к еде, а еще я ужасно устала ходить все время в одном и там же, но я не могу постоянно носить вещи в прачечную, да и качество стирки здесь далеко от желаемого!
Я уже купила несколько картин — одну для тебя, одну для Томаса, одну для мамы и две себе, потому что я хочу навсегда запомнить все это.
Я очень соскучилась по тебе, несмотря на массу впечатлений и на то, что рядом Джек, такой милый и заботливый. Так как я не знаю, где окажусь в следующий раз, или когда, или как скоро письма доберутся до меня, я не могу дать тебе адрес, куда ты могла бы писать мне. Мне остается с нетерпением ждать, когда я вернусь дамой и увижусь с тобой, и тогда ты все мне расскажешь. Горю желанием услышать, чем ты занималась, о чем думала, что чувствовала — и что узнала.
Передай от меня привет Томасу и детям. Я, естественно, отдельно написала маме и Эдварду. И не ввязывайся в авантюры без меня.
Твоя любящая сестра Эмили
Шарлотта сложила письмо и спрятала обратно в конверт. Она уберет его в корзинку с рукоделием — уж там Питт точно его не найдет. Она, конечно, скажет ему, что Эмили замечательно проводит время, но вот читать письмо ему не надо, потому что Томасу станет больно от того, что Эмили и Джек видят все эти красоты, а они — нет. Она не может делать вид перед мужем, будто ее не гложет зависть, будто ей не хочется побывать в Венеции, в этом красивом и романтичном городе с давней историей. Он все равно не поверил бы ей, если бы она притворялась.
Поэтому лучше сказать мужу, что Эмили наслаждается путешествием. Он решит, что она не показывает ему письмо, потому что в нем есть какие-то их сестринские секреты и, возможно, некоторые интимные подробности. Как-никак у Эмили медовый месяц.
Шарлотта встала из-за кухонного стола, сунула письмо в карман фартука и принялась за дела. Уже весна: надо провести генеральную уборку и обновить все, что возможно. У нее есть идея насчет новых штор на лестничной площадке.
Питт отправился в Вестминстерский дворец, в палату общин, и попросил разрешения пройти в кабинет Этериджа и изучить находящиеся там бумаги на предмет поиска писем и документов, которые могли иметь отношение к Уильяму или Флоренс. Он также хотел выяснить, был ли у Этериджа кабинет в его избирательном округе — ведь там тоже могла храниться корреспонденция или записи, имеющие отношение к делу.
Младший клерк в сорочке с торчащими в разные стороны жесткими уголками воротника и в пенсне в золотой оправе с сомнением оглядел его.
— Что-то не припомню эту фамилию. А с чем она связана? Мистер Этеридж получал заявления от многих избирателей и занимался делами разной направленности.
— Опека над ребенком.
— Есть простой закон, который решает подобные вопросы. — Клерк посмотрел на инспектора поверх пенсне. — Думаю, мистер Этеридж наверняка ответил мистеру или миссис Айвори и сообщил им о существовании такого закона. У нас есть записи только об этом, если мы вообще его регистрировали. Место ограничено, мы не можем вечно хранить тут заявления по разным пустякам.
— Опека над ребенком — не пустяк! — заявил Томас, с трудом контролируя свою ярость. — Если вы не можете найти нужные мне документы, я пришлю сюда людей, и они перероют здесь все, пока не найдут их или не убедятся, что их здесь нет. А потом я поеду в Линкольншир.
Мужчина слегка порозовел, но от негодования, а не от смущения.
— Вы забываетесь, инспектор! У вас нет мандата на то, чтобы рыться в бумагах мистера Этериджа!
— Тогда найдите мне все, что имеет отношение к Уильяму и Флоренс Айвори, — отрезал Питт. — Полагаю, вы уже сделали для себя вывод, что это может быть связано с убийством.
Чиновник поджал губы, резко повернулся и пошел прочь по коридору. Томас поспешил за ним. Они вошли в кабинет, который Этеридж делил с другим депутатом парламента, и чиновник что-то тихо сказал более молодому клерку, стоявшему у шкафа с папками. Тот с тревогой посмотрел на Питта.
— Айвори? — Он был явно озадачен. — Я такого не припомню. От какой даты заявление?
Питт сообразил, что он этого не знает — не спросил. Глупая оплошность, конечно, и сейчас поздно уточнять.
— Не знаю, — ответил он как можно более холодно. — Начинайте с сегодняшней и двигайтесь назад.
Клерк уставился на него так, будто он был рыбой, ожившей на блюде, затем повернулся к шкафу и принялся искать, перебирая пальцами папки.
Чиновник, приведший Питта, вздохнул, извинился, и через секунду его шаги стали быстро удаляться по коридору. Томас стоял и ждал.
Поиски заняли гораздо меньше времени, чем он предполагал. Через пять минут клерк вытащил тоненькую папочку, достал оттуда одно письмо и с гримасой отвращения выставил его перед собой.
— Вот, сэр, копия одного письма от мистера Этериджа к миссис Флоренс Айвори, датированное четвертым января восемьдесят шестого года. — Он протянул письмо Питту. — Хотя я не понимаю, какой интерес оно может представлять для полиции.
Питт прочитал:
Дорогая миссис Айвори!
Я сожалею о вашем вполне ожидаемом поражении в вопросе с вашей дочерью, но решение уже принято, и я, боюсь, не смогу в дальнейшем продолжать с вами переписку по данному вопросу.
Уверен, со временем вы поймете, что все было сделано ради интересов ребенка; вы, как ее мать, должны оценить это по достоинству.
Искренне ваш,
Вивиан Этеридж, Д. П.
— И это все? Не может быть! — безапелляционно заявил Питт. — Ведь совершенно очевидно, что это конец довольно длительной переписки! Где остальное?
— Это все, что у меня есть, — фыркнув, ответил клерк. — Как я понимаю, этот вопрос имеет отношение к избирательному округу. Предположу, что все остальное в Линкольншире.
— Тогда дайте мне адрес в Линкольншире, — потребовал Томас. — Я поеду туда и буду искать там.
Клерк с видом великомученика накорябал несколько строчек на клочке бумаги и протянул его инспектору. Тот поблагодарил его и ушел.
Вернувшись на Боу-стрит, он поспешил к кабинету Мики Драммонда и постучал в дверь.
— Входите! — Драммонд поднял голову от стопки бумаг. Судя по выражению его лица, он испытал облегчение, когда увидел, что это Питт, а не кто-то другой. — Есть новости? Чем дольше мы будем рассматривать известные нам анархистские группы, тем меньше вероятность что-то найти.
— Да, сэр. — Томас без приглашения сел; он был слишком занят другими размышлениями, чтобы задумываться о субординации. — Похоже, Этеридж пообещал жительнице своего избирательного округа помочь с опекой над ребенком, а потом переметнулся на сторону отца. Она потеряла ребенка и страшно переживает из-за этого. Она призналась, что бывают ситуации, когда несправедливость можно исправить только насилием. Все свидетельствует о том, что Этеридж предал ее. Однако она отрицает, что убила его.
— Но вы считаете, что она все-таки убила? — Драммонд сразу же разглядел мотив, и на его лице отразилась радость от того, что впереди забрезжило раскрытие. К этому предположению его подтолкнуло и мрачное настроение Питта, его гнев — правда, направленный не на женщину.
— Не знаю. Но мотив слишком вероятен, чтобы оставить его без внимания. Возможно, большая часть писем хранится в избирательном округе, в его загородном доме в Линкольншире. Мне придется ехать туда и искать. Понадобится ордер на тот случай, если какой-нибудь клерк или секретарь откажется подпускать меня к бумагам, и железнодорожный билет.
— Вы хотите ехать сегодня?
— Да.
Драммонд мгновение в задумчивости смотрел на Томаса, затем позвонил в колокольчик и, как только в кабинет вошел констебль, принялся отдавать приказы:
— Отправляйся домой к инспектору Питту и сообщи миссис Питт, что сегодня вечером он уезжает; дождись, когда она упакует для него саквояж и сэндвичи, и возвращайся сюда как можно скорее. Кэб не отпускай, пусть ждет у дома. Когда выйдешь отсюда, скажи Паркинсу, чтобы выписал ордер на обыск линкольнширского дома мистера Вивиана Этериджа, на выемку документов или писем, которые могут содержать угрозы его жизни или благосостоянию, а также те, которые были получены или оправлены…
