Роман налил себе водки, выпил ее и пьяным голосом сказал:
— Не сможет спать… А ему и так спать неспокойно. Попробуй-ка одной рукой воровскими делами ворочать, а другой — дочку растить. Да еще и без матери.
Боровик с удивленим посмотрел на Романа, потому что ни о какой дочке Арбуза никогда не слышал, а тот, не замечая ничего, продолжал:
— Представляешь, каково ему, вору в законе? Ведь если общество узнает, что он заботливый отец, ему ведь порицание вынесут. Ты что же, скажут ему братья-воры, ты ведь не имеешь права! Ты ведь… Ни семьи, ни детей! Закон! Понятия! Паскуды… А у него и так горе — до сих пор по жене своей тоскует. Ну, не жена она ему была, в смысле — не официальная… А так — настоящая жена. Любовь там, нежность, верность… И вот однажды она не вернулась вечером от подруги, а через два дня ее мертвую нашли. На пустыре. Ее машина какая-то сбила и уехала. В Купчине это было, восемь лет назад. И осталась Арбузу дочка шести месяцев. Как Лонгрену… Читал «Алые паруса» Грина?
— Читал, — Боровик машинально кивнул, но было видно, что он озабочен какой-то мыслью.
Однако Роман по причине сильного опьянения не заметил этого.
— Как Лонгрену… Да. И вот наш вор в законе начинает растить маленькую дочку. Заботливый отец и прочее… Это ведь нужно умело скрывать от криминального сообщества, понимаешь? В общем…
— Слушай-ка, — Боровик решительно прервал пьяные излияния Романа, — а когда у него жена погибла?
— Это… — Роман нахмурился. — Девяносто седьмой год, август… Подожди… Ага! Четырнадцатого августа девяносто седьмого года. В Купчине это было, на пустыре около недостроенного метро. Угол Бухарестской и Турку.
Боровик побледнел и закрыл глаза.
— Ее какая-то машина сбила, — продолжал Роман, не замечая изменившегося лица Боровика, — она упала и угодила головой на камень. А потом встала и пошла куда-то уже без сознания. То есть — не соображала, куда идет. Поэтому ее и не нашли сразу. Она в бурьяны забрела…
Боровику стало не по себе.
Пьяный голос Романа отдалился и бубнил где-то на границе восприятия, а перед Саней Боровиком снова развернулись события той кошмарной ночи четырнадцатого августа девяносто седьмого года.
Вот он едет через пустырь, вот выскакивает из машины, чтобы разорвать молодых подонков, вот он с ужасом видит, что они насилуют не какую-то постороннюю девушку, а его младшую сестру Наташу…
И тогда он убил их, а Наташа умерла на месте от сильной потери крови.
А потом, когда он, спрятав трупы насильников в контейнер со строительным мусором, уезжал с места событий, то оглянулся…
И в это время машина ударилась во что-то мягкое, но, когда Боровик снова посмотрел вперед, то ничего не увидел.
А это, оказывается, была жена Арбуза…
Он убил ее своей машиной.
Он убил ее…
— … а Алинка, жена арбузовская тайная, такая хорошая была, — вернулся к Боровику голос Романа, — а дочка у него какая сейчас выросла! Мария называется. Такая девчонка! Вот подрастет еще — женюсь!
— Заткнись, — произнес Боровик сквозь зубы.
Роман замолчал, а потом обиженно произнес:
— То ему рассказывай всю подноготную, то заткнись…
Боровик пошарил взглядом по кухне, потом взял с полки большой стакан и наполнил его водкой.
— Эй, ты что? Мне-то оставь! — запротестовал Роман.
Не обращая на него внимания, Боровик залпом выпил водку и молча вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
— Ну и дружки у меня… — Роман посмотрел на опустевшую бутылку. — Один в морду дал, а другой всю водку выжрал. И ведь еще неизвестно, что хуже.
Он встал с табуретки и, держась за стену, прошел в гостиную.
— А у нас пиво имеется, — хвастливо заявил он сам себе. — Боровик водку выжрал, а пиво не заметил.
К его ногам подошел Шнырь и, задрав голову, требовательно мяукнул.
— Что, и тебе пива? — удивился Роман. — Не-ет, брат. Пиво не для тебя. А тебе я сейчас, несмотря на то, что пьян, все-таки задам корма. Пошли.
И, сделав рукой приглашающий жест, Роман снова направился в кухню.
— Сейчас, — сказал он открывая холодильник и доставая из него банку «Вискаса», — сейчас. Сейчас прольется чья-то кровь. Главное, чтобы не моя. Понял, скотина? А пива я тебе все равно не дам.
* * *
Боровик в три затяжки выкурил сигарету, швырнул ее на тротуар. Со злостью растоптал окурок каблуком. Пора звонить генерал-майору Безродному, отчитываться о проделанной работе.
Ну и что сказать?
Что побег матерого изменника и врага народа Чернова организовал популярный певец Роман Меньшиков по заказу криминального авторитета Арбуза?
Тогда Ромке каюк.
И никакие заслуги на ниве воспевания тюремной романтики не спасут. Может, в лагере они и помогли бы ужиться среди местного контингента, да вот беда — до лагеря Ромка скорее всего просто не доживет.
Богатый опыт подсказывал Боровику, что чем глубже залезаешь в серьезные, да к тому же еще и попахивающие политикой дела, тем дальше от закона и тем ближе к могиле. Ну а в том, что дело это серьезное и с политическим замесом, после разговора с Безродным сомнений не было.
Арбуз тоже долго не протянет, ясный перец.
Государственная машина в случае необходимости еще способна ощериться — схрумкать какого угодно авторитета так, что и косточек не останется.
А тут еще удар ниже пояса — арбузовская жена…
Боровик глухо застонал, как от зубной боли. Подошел к своей «копейке», пнул ногой колесо. Подумал, что и сам висит на волоске — даже в голливудских фильмах те, кто слишком много знает, долго не живут.
Да, втравил ты меня в историю, друг детства.
Придется с этой историей разбираться. А пока нужно хоть на время обезопасить дружков ситных от неумолимой государственной машины.
Боровик достал мобильник, визитку Безродного. Набрал номер.
— Товарищ генерал-майор, говорит майор Боровик. Так точно, через тридцать минут буду у вас.
Похлопал «копейку» по желтому помятому боку.
— Ну что — поехали, цыпа?
На этот раз Безродный не встречал Боровика у дверей, однако из-за стола приподнялся, взмахом руки пригласил сесть напротив.
— Чем порадуешь, майор? Знаю, что ты в «Крестах» отметился, народишко тамошний хорошо потряс. Ну, и каковы результаты?
— Думаю, что уже можно сделать некоторые выводы, — осторожно начал Боровик, — похоже, что Чернов действовал в одиночку.
— На чем основываешься?
— Чернов ни с кем в «Крестах» близко не сошелся. Авторитеты, способные оказать реальную помощь в организации побега, держали его за хлюпика, интеллигента. Даже не гоняли особенно — он был для них пустое место. С другими категориями заключенных Чернов тоже практически не контачил — надзиратели все как один отметили его замкнутость и нелюдимость. Состояние на грани глубокой депрессии.
— Ну-ну, — протянул Безродный, — и как же такой доходяга умудрился дернуть из самого неприступного ИВС нашего города?
— Скорее всего здесь сработала редкая комбинация случайных факторов. Неразбериха, связанная с концертом, небрежность кого-либо из охранников. Просто приоткрылась какая-то щель — и Чернов тут же юркнул в нее. Может быть, даже неожиданно для самого себя.
— Да ты психолог, майор, прямо «Преступление и наказание» какое-то! — продемонстрировал начитанность Безродный. — А за концерт ты не подумал зацепиться? Как насчет того, чтобы поискать пособников среди этой публики?
— Ну что вы, — Боровик позволил себе небрежно махнуть рукой, — отпадает по всем пунктам. Побег и концерт определенно разнесены по времени. Наконец, весь транспорт тщательно контролировался на въезде и тем более на выезде — они муху навозную не смогли бы спрятать, не то что человека. Я лично все проверил, так оно и было.
Боровик знал, что начальник «Крестов» даже под страхом смерти не сознается в том, что прошляпил проверку на выезде, поэтому блефовал безбоязненно.
Безродный повертел в руках бюст Дзержинского.
Встал, переставил его со стола на подоконник. Поправил штору, окаймленную плюшевыми шариками. Посмотрел в окно.
— Эх, хорошо на улице, майор! А мы вынуждены в грязи копаться. Государевы слуги. На нас одна надежда в смутные нынешние времена. Может, и помянут потомки добрым словом, не забудут тех, кто в тяжелые годы делал все, чтобы спасти страну от бардака и беззакония.
Безродный вернулся за стол, взял в руки карандаш.
— Хорошо ты все изложил, убедительно. Да вот только толку не вижу от твоих стараний.
— Товарищ генерал-майор, — твердо сказал Боровик, — я привык отвечать за свои действия. Ситуация сложная, за один день не распутать. Необходимо тщательно допросить всю охрану, надзирателей, восстановить мельчайшие подробности каждой секунды того вечера.
