все бросились с шумом отодвигать стулья, уносить посуду. Михайловны сконфуженно утащили в кухню совершенно пустую тарелку от милфея, который, кроме них, никто не попробовал.
Женщины расставляли чашки, несли сливки и сахар. На стол водрузили чайники, напитки в них переливались разными красками: насыщенно-бордовый чай с оранжевыми кусочками цедры, травянисто-зеленый настой с круговертью экзотических лепестков и золотистое питье, переливающееся всеми оттенками янтаря. Настроение у меня совсем упало, и лоджия поманила возможностью подумать, как же найти выход из ситуации. На кухне я столкнулась с Женевьевой, которая складывала с грязных тарелок в салфетку кусочки еды. Учительница пискнула:
— Это кошечкам отнести, они голодные. — И виновато постучала каблучками по коридору. На входе ее чуть не снес Юрий Поляков, он проводил взглядом ее хрупкую фигурку и устало опустился на кухонный табурет.
— Хорошая женщина, тяжелая судьба. Немного с придурью, конечно. — Мужчина был в расстройстве после слез Елены Генриховны. — Всех жалеет, вон даже о кошках заботится. Регулярно даю ей денег на ребятишек, кто собственным родителям не нужен, а она заботится, в люди их вывести помогает.
Я закивала, про альтруизм Женевьевы слышала уже много раз. О чем же так печально вздыхает Поляков, ведь не о странноватой учительнице музыки ему захотелось побеседовать.
Юрий Васильевич пришел с предложением:
— Евгения, мы все переживаем. Я хочу предложить вам возглавить неофициальный розыск моего сына. Вы сами искали его похитителей, а теперь мы объединим усилия. Вы даже себе не представляете, какие у меня возможности.
Очень даже представляю, сразу вспомнилось цыганское нашествие на отделение полиции, но я тактично промолчала. С Поляковым я поделилась рассказом о наших неудачных засадах на карлика, и что есть доказательства, что похититель детей женского пола. Он внимательно слушал, делал пометки в блокнот. По итогу моего рассказа он предложил радикальную меру — допросить всех женщин Тарасова ниже 160 сантиметров, обладательниц светлых волос. Как бизнесмен, он мыслил с размахом, но мне затея не понравилась, потому что под эту категорию попадала и моя родная тетка. Да что там говорить, все женщины в соседней комнате, кроме Альбины Поляковой, были близки к этому определению. Я настаивала на стратегии подсадных уток — разбросать по городу приманки в виде гуляющих бесхозных детей и ловить на живца.
В квартире в это время шла активная беседа, женщины обсуждали разные вкусы чая, наперебой пробуя из всех заварников. Их мирную болтовню прервал звонок в домофон.
Мы выстраивали хитроумные планы поимки преступника, когда в коридоре раздался отчаянный женский крик и звук падения. Я и Юрий Васильевич бросились из кухни в коридор, женщины из гостиной тоже вылетели из-за стола на крики.
Весь коридор был уставлен мрачными похоронными венками с лентами «на вечную память», «покойся с миром», на полу между венками лежала без сознания мама Елены Генриховны, а на пороге входной двери стоял парень с миниатюрным гробом в руках. Елена бросилась к матери, профессиональным движением проверила пульс и схватила телефон.
Паренек швырнул детский гробик и бросился бежать. Мила стояла, зажав рот ладошкой, тетки пятились в ужасе назад, пока не уперлись в стол, тоненько скулила преподаватель сольфеджио.
Михайловны вдруг застонали в унисон и грохнулись на пол, утащив за собой скатерть и всю посуду со стола. Елена закончила разговор со «Скорой» и бросилась на помощь к родственницам, но на ходу стала оседать и сползать по стене на пол. Тетя Мила прошептала: «Женечка» — и стала тоже опускаться на пол вниз, ее лицо посерело на глазах. Я поймала родственницу на ходу и помогла прилечь на пол: «Тетя Мила, тетя, ты слышишь меня?» — но она уже не реагировала на крики, глаза ее были закрыты, кожа приобрела зеленоватый оттенок.
Кто-то засипел, я подняла глаза — это был Юрий Васильевич, он держал жену, Альбина висела у него на руках мертвой куклой. На пороге в комнату вдоль стены коридора обнаружились Елена, Женевьева и Вера Федоровна. В комнате под грудой из разбитых чайников и перевернутой еды лежали два тела, Елизавета и Екатерина Михайловны. Все женщины были без сознания, пульс еле нащупывался.
Надо отдать должное, что Юрий Васильевич собрался мгновенно. Пока ехала «Скорая», он нашел в шкафах аптечку, зарядил шприцы и поставил всем женщинам по уколу. Это немного помогло, они стали розоветь, Альбина почти пришла в себя и со стоном начала шевелиться. Помимо этого Поляков сделал несколько звонков, и скоро в квартире было несколько бригад медиков с капельницами, всех пострадавших крепкие санитары заботливо уложили по носилкам, и «Скорые» с сиренами покатили в стационар при клинике «Ваш доктор».
В клинике Юрий Васильевич поручил меня администратору и поторопился контролировать процессы реанимации. Через полчаса он забежал, отвел меня в свой кабинет, заставил выпить хорошую порцию коньяка:
— Все в порядке, Женя, опасности больше нет. Острое отравление, все необходимые мероприятия осуществлены, через три дня будут как новенькие.
Юрий шутил, но в глазах его засел страх; он плеснул и себе в стакан янтарный напиток.
— Как думаете, что произошло? — Мужчина буравил меня холодным взглядом.
— В каком смысле, Юрий Васильевич?
— Кто-то отравил еду или напитки в квартире. Я не знаю, что именно. Это мог ведь сделать только тот, кто сидел с нами за одним столом. Но только мы с вами живы и здоровы. — Поляков сжал челюсти, брови нахмурились от злости. — Я знаю, что не подсыпал яд этим милым женщинам, уж тем более не пытался отравить свою жену.
— Там моя тетя! Зачем мне ее травить? Да зачем мне хоть кого-либо травить?
— Не знаю, я вообще не понимаю, что произошло. И что это за похоронные венки?
Все эти вопросы я задала себе уже в сотый раз, каждый день они все множились, сплетаясь в какую-то безумную сеть.
Поляков ходил из угла в угол, его энергия требовала выхода, ему хотелось действовать — искать преступника и наказывать.
Зазвонил телефон, он ответил и повернулся ко мне с абсолютно белым лицом, губы тряслись, телефон так и остался лежать в руке.
Я кинулась к столу, набрала в рот воды и прыснула в лицо мужчине. Юрий медленно опустился в кресло, он шевелил губами и мотал головой в полнейшем шоке. Пришлось тряхнуть его за плечи и залепить пощечину:
— Что произошло? Кто звонил? — пыталась я узнать у него.
— Они сказали, звонили из полиции… Им нужна Лена, но Лена не может… И я не могу, Женя. Я не вынесу. — Мужчина еле говорил от шока.
— Что случилось?
— Они говорят… Надо опознать тело, вещи Адама, его тетради.
