— А тебе он нравится?! — сквозь зубы, с дурацкой улыбкой прохрипел Володя. — Нравится, да?
Такая реакция Наташу ошеломила. Она знала, что ее муж человек жесткий и болезненно самолюбивый, но сейчас речь шла о самом главном событии в их жизни, и можно было наплевать на глупый конфликт с доктором. Так взбесился, что даже не обратил внимания на потрясающую новость — у них может быть двойня!
— С ума сошел? — спросила она и нахмурилась.
— Он на меня донос написал, а ты с ним под ручку, на глазах у всех! — крикнул Володя. — Теперь об этом каждая собака в гарнизоне знает!
— Он врач, а я в положении, и ничего такого… — Она не успела докончить фразу, потому что Володя встал и вышел, шарахнув дверью так, что комната вздрогнула и банка с незабудками опрокинулась.
Наташа, глотая слезы, принялась собирать вялые мокрые цветы, вытирать воду.
* * *
Доктор Тихорецкая ехала по пустому ночному шоссе и чувствовала, что засыпает за рулем. Она почти жалела, что отказалась от предложения Райского заночевать на этой проклятой секретной базе и отправиться в Москву рано утром, на казенной машине, с шофером.
Ей уже приходилось ночевать здесь. В финском домике ей отвели маленькую, совершенно стерильную комнату с санузлом и спала она как убитая. В первый раз это было после операции, которая длилась пять с половиной часов.
Сейчас ее отпустили на двое суток и она не хотела терять ни часа. Она так устала, что жила на автопилоте. Ни о чем не могла думать, автоматически выполняла свою работу и не позволяла себе бояться, что в один прекрасный день начнут дрожать руки и испортится зрение.
Петр Аркадьевич освободил ее от приемов. Она вела только двух больных Анжелу и этого человека, о котором знала все и ничего. Ей были известны его возраст, рост, вес, артериальное давление, группа крови. Она могла с закрытыми глазами воспроизвести строение его лицевых костей и мышц, но кто он, откуда, что с ним произошло и почему потребовалось срочно сделать ему другое лицо, она понятия не имела.
Она догадывалась, что он офицер. По речи угадывала в нем москвича. Подозревала, что его ноги, которые спас доктор Аванесов, были повреждены не в результате спортивной или автомобильной травмы.
Гамлет Рубенович однажды при ней назвал его Сережей. Возможно, это было единственной правдой из всего, что говорил доктор Аванесов. Никогда она еще не слышала, чтобы врач, талантливый хирург, и в общем неплохой человек, так много и нагло врал. Юля знала, что он делает это вовсе не из любви к искусству. У него приказ. И все равно было противно.
«Чем ты лучше? Тебя слегка припугнули, потом уговорили дать подписку о неразглашении секретной информации государственной важности, и ты согласилась участвовать в какой-то странной жестокой авантюре или в эксперименте, который проводится над живым, сильным, но совершенно беспомощным человеком. Аванесов полковник медицинской службы, он вынужден подчиняться. А ты могла запросто отказаться, послать этого Райского подальше, и ничего с тобой не случилось бы».
Так она изводила себя в самом начале, но потом перестала. Во-первых, не было сил думать, во-вторых, зачем терзаться, когда дело сделано?
В первый ее приезд на базу Райский выложил перед ней снимки двух мужчин. Один выглядел вполне стандартным красавчиком мрачно-мужественного типа. Тяжелые надбровные дуги, крупный правильный нос, тонкие губы, жесткий подбородок. Райский с иронической улыбкой назвал его объектом «А». В Юлином распоряжении имелось двадцать его фотографий в разных ракурсах, крупные я общие планы. Он улыбался, думал, разговаривал, удивлялся, хмурился, зевал, просто смотрел в объектив или куда-то в сторону. Юля, разглядывая снимки, поняла о нем только то, что он человек благополучный, в меру тщеславный, а в общем никакой.
Лицо объекта «Б» произвело на нее более приятное впечатление. Объект «Б» красавцем не был, но выглядел куда благороднее объекта «А», несмотря на мягкий курносый нос и большие торчащие уши. У него были живые умные глаза и совершенно естественная мимика.
— Как вам кажется, эти люди похожи друг на друга? — спросил Райский, наблюдая, как она разглядывает снимки.
— Совсем не похожи. А что?
— Они одного возраста, одного роста, примерно одинакового телосложения, у них один размер одежды и обуви, у них обоих серые глаза и русые волосы. Оба коренные москвичи и имеют высшее образование. Оба никогда не были женаты, не имеют детей. Даже группа крови у них одна, достаточно редкая, четвертая, резус положительный.
— Они родственники?
— Нет. Они не родственники. Но у них много общего. Вы согласны со мной?
— Михаил Евгеньевич, что вы хотите от меня услышать?
— Я хочу, чтобы вы сказали мне, похожи эти два человека или нет, с вашей профессиональной точки зрения.
— Иными словами, возможно ли сделать их похожими с помощью пластической операции?
— Вот именно, — кивнул Райский.
— Вероятно, да, — ответила Юля после долгой паузы.
— Кого из них проще изменить, чтобы он стал копией другого?
— С точки зрения техники операции это не имеет значения. Но я не думаю, что объект «А» обрадуется торчащим ушам и курносому носу. Хотя объект «Б» кажется мне обаятельнее. Но тут уже вступают в силу вещи, не имеющие отношения к моей профессии.
— Очень интересно, — улыбнулся Райский, — почему же «Б» вам нравится больше? Ведь «А» просто красавец мужчина.
— Балованный, капризный, инфантильный, — быстро пробормотала Юля, — завышенная самооценка и болезненная потребность в самоутверждении, которую он реализует, постоянно меняя женщин. Занимается бизнесом, не вполне успешно, однако на жизнь хватает. Не умен, но хитер. Трусоват. В экстремальной ситуации сразу впадает в панику. Любит и умеет врать. А в общем вполне милый молодой человек.
— Вы что, знакомы с ним? — Райский нервно сверкнул очками.
Юля уловила тревогу в его голосе и с невинной улыбкой спросила:
— А почему вы так испугались, Михаил Евгеньевич? Если я знакома с объектом «А», разве это что-то меняет?
— Да! — рявкнул он, почти теряя самообладание, — Это многое меняет. Так знакомы иди нет?
— Успокойтесь. Я просто фантазирую. Сочиняю на ходу. Я впервые увидела его на этих снимках.
— Неправда, — покачал толовой Райский, — ничего вы не сочиняете, Юлия Николаевна. Скажите честно, откуда вы все это знаете?
— Ну ладно, — улыбнулась Юля. — Я так же, как и вы, учила в институте психологию и основы древней загадочной науки физиогномики. Все это написано у него на лбу, просто надо уметь прочитать.
— Да, Юлия Николаевна, вы умеете, — процедил он сквозь зубы после долгой паузы, — ну а что же написано на лбу у объекта «Б»?
— Умный, сильный, надежный. В нем есть некоторая жесткость, но это, вероятно, как-то связано с его образом жизни. Ему часто приходится принимать решения не только за себя, но и за других. Ну что еще? Он вынослив, нетребователен в быту, замкнут. Да, очень замкнут и, скорее всего, одинок. Он молчун, но не такой многозначительный, как вы, Михаил Евгеньевич. Он просто больше любит молчать, чем говорить, это для него более естественное состояние. А вы держите паузы в диалоге, чтобы озадачить, напрячь собеседника, вызвать у него растерянность и лишить воли к сопротивлению.
— Браво, — фальшиво хохотнул Райский и пару раз сдвинул ладони, изображая аплодисменты, — я бы взял вас к себе на работу психологом.
— Я бы к вам не пошла, — улыбнулась Юля.
— Почему?
— Во-первых, не люблю многозначительных пауз, во-вторых, у меня другая профессия. Подведем итог, Михаил Евгеньевич. Если я правильно поняла, вы хотите, чтобы я сделала из объекта «Б» двойника объекта «А»?
— Совершенно верно, Юлия Николаевна. Сколько это займет времени?
— Зависит от количества операций и особенностей организма пациента. Заживление проходит у всех по-разному.
— А в одну операцию нельзя уложиться?
— Пока не знаю. Мне надо просканировать эти фотографии и поработать с ними на компьютере.
Тогда ей не пришло в голову спросить, знает ли сам объект «Б», что с ним собираются делать. Она была уверена, что знает, и просто не предполагала других вариантов. Ее удивляло, что ей дали абсолютно все медицинские сведения о больном, но еще ни разу не пустили к нему в палату для предварительного осмотра. Однако когда Райский сообщил ей, что сам объект «Б» не должен знать, кто она и с какой целью осматривает его, Юля испытала шок.
Разговор произошел в уютном полутемном кабинете Райского за чашкой отличного кофе перед самой операцией. К этому моменту она уже подписала бумагу об ответственности за разглашение секретной информации государственной важности.
Полковник больше не угрожал ей мифическим чеченским террористом, любовником Анжелы. Теперь она была почти убеждена, что никакого чеченца вообще нет и ночной звонок явился чем-то вроде приглашения к сотрудничеству. Райский сам все это придумал. Сначала припугнул, потом нашел совсем другой, достаточно весомый и не унизительный для нее аргумент.
