— Элин, — твердо сказал Эрленд, — это не может быть Хольберг. Хольберг мертв. Это кто-то другой.
— Нечего говорить со мной, как будто я дитя малое. Вот он, как живой, стоит на улице, под дождем, пялится на меня. Чудовище.
Связь оборвалась, Эрленд завел машину. Сигурд Оли и Элинборг проводили его взглядом — сдал назад сквозь толпу и растворился во мраке улицы. Коллеги переглянулись и пожали плечами — они уже давно решили: не стоит даже пытаться угадать, что приходит в голову боссу.
Еще не повернув на шоссе, Эрленд связался с полицией Кевлавика и послал их к дому Элин арестовать человека в голубом анораке, джинсах и белых кроссовках — так, сказала она, выглядит незваный гость. Эрленд обратил особое внимание полиции, что сирены и мигалки включать нельзя, надо приблизиться к нему медленно и бесшумно, дабы не спугнуть.
— Чертова мегера, точно Сигурд сказал, — буркнул себе под нос Эрленд, повесил трубку и полетел из столицы через Гаванский залив в Кевлавик.
Машин на дороге было много, видимость плохая, но Эрленд старался, как мог, — пролезал во все дыры, обгонял по встречной и проезжал на красный. В Кевлавике он был через полчаса. Когда рейкьявикской полиции выдали переносные мигалки, которые можно ставить на крышу обычных машин в случае необходимости, Эрленд смеялся, мол, зачем реальным следователям игрушки из детективных сериалов, — а вот сегодня как пригодились!
У дома Элин уже стояли две других полицейских машины, Элин и коллеги из Кевлавика ждали его внутри. Мужчина, оказывается, растворился во тьме буквально за пару минут до появления полиции. Элин показала приехавшим, в какую сторону убежал гость, но найти его не удалось. Приехавшие не знали, что им делать с хозяйкой, — она наотрез отказывалась говорить, что это был за человек и почему он ей угрожает; с их точки зрения, он не совершил ничего предосудительного — не считать же стояние под дождем перед домом уголовщиной?
По появлении Эрленда полицейские обратили свои вопросы к нему, он ответил, что мужчина имеет отношение к расследованию убийства в Рейкьявике, и приказал связаться со столичной полицией, если они найдут кого-либо по описанию Элин.
Элин места себе не находила, и Эрленд решил, что лучше всего спровадить коллег из ее дома побыстрее. С этим больших проблем не возникло — те сказали, что у них есть дела поважнее, чем бегать за галлюцинациями кевлавикских старух. Последнюю фразу они произнесли шепотом, дабы Элин не слышала, — и удалились.
— Клянусь, это был он, — сказала Элин Эрленду, едва за полицейскими закрылась дверь. — Я понимаю, этого не может быть, но это был он!
Эрленд внимательно посмотрел на нее — видно, что не прикидывается. С другой стороны, за последние дни ей пришлось пережить серьезный стресс.
— Элин, этого правда не может быть. Хольберг мертв, я видел его тело в морге. — Подумав немного, он добавил: — У него вскрыта грудная клетка, мне показали его сердце.
Элин смотрела ему прямо в глаза.
— Вы думаете, я с ума сошла. Думаете, мне это все привиделось. Мол, это я чтобы привлечь к себе внимание…
— Хольберг мертв, — перебил ее Эрленд. — Чего вы от меня хотите? Какой иной вывод я должен сделать?
— Ну, если это был не он, то его точная копия, — сказала Элин.
— Опишите его, пожалуйста, подробнее.
Элин встала, подошла к окну гостиной и ткнула пальцем в стекло.
— Вот, он там стоял, на дорожке между домами. Стоял совершенно неподвижно, смотрел как будто на меня. Я не уверена, заметил он меня или нет, я попыталась спрятаться. Я читала, начало темнеть, и я встала, чтобы включить свет, — и почему-то выглянула в окно. Тут я его и заметила. На голове ничего нет, казалось, ему плевать на дождь, мол, промокну — и что. Он стоял вон там, в двух шагах отсюда, но вид у него был такой, будто он глядит на меня с расстояния в тысячу миль.
Элин вздохнула.
— Черные волосы, на вид лет сорок, среднего роста.
— Элин, — сказал Эрленд. — Посудите сами. На улице темно, сильный дождь, из ваших окон почти ничего не видно. Дорожка не освещена. Вы сами носите очки. И после этого вы беретесь утверждать, что…
— Нет, сумерки только начинались, и я не сразу побежала звонить в полицию. Я хорошенько его разглядела — сначала из гостиной, потом из кухни. Я не сразу поняла, что это Хольберг или кто-то, как две капли воды на него похожий. Дорожка не освещена, но по улице все время проезжают машины, так что я ясно смогла разглядеть его лицо в свете фар.
— Но почему вы так уверены?
— Он вылитый Хольберг — каким тот был много лет назад, — сказала Элин. — Молодой Хольберг, а не старик, чью фотографию опубликовали в газетах.
— А вы видели Хольберга, когда он был моложе?
— Да, видела, один раз. Кольбрун как-то вызвали в полицию, мы не ожидали совершенно. Нам позвонили и сказали, мол, нужно ей еще раз явиться в участок и разъяснить кое-что по ее показаниям. Ложь, наглая ложь. Позвонил кто-то, сказал, здравствуйте, я из полиции, меня зовут Марион Брим. Что это вообще за имя такое дурацкое, Марион Брим? В общем, Кольбрун вызвали в Рейкьявик. Она попросила, чтобы я поехала с ней, ну я и согласилась. Нам надо было быть в столице рано утром. Значит, мы приходим, Марион нас встречает и заводит в какую-то комнату. Мы там сидим сколько-то времени, потом вдруг открывается дверь и входит Хольберг, а Марион у него за спиной, у двери.
Элин замолчала.
— И что было дальше? — спросил Эрленд.
— У сестры случилась истерика. Хольберг ухмыльнулся до ушей, сделал какой-то неприличный жест, что-то такое языком показал, и Кольбрун вцепилась в меня, как будто пошла ко дну. Она не могла дышать, а Хольберг, мразь такая, расхохотался, и тут у Кольбрун начался припадок — ни с того ни сего она отпускает меня, падает на пол, глаза закатываются, изо рта идет пена. Тут Марион выталкивает Хольберга вон. Вот в тот единственный раз я и видела этого подонка и никогда не забуду его мерзкую морду.
— И вы хотите сказать, что сегодня ночью видели у окна это же самое лицо?
Элин кивнула:
— Я была в шоке, конечно, что и говорить, и, конечно, я понимаю, что это никак не мог быть сам Хольберг, но этот мужчина похож на него как две капли воды.
Стоит ей рассказать, до чего мы дошли в расследовании? К какому выводу я склоняюсь? Что можно ей рассказать, все ли, не все ли? Может, я вообще все это придумал, а твердой почвы под этим и нет никакой.
Посидели, помолчали. Час поздний, пора домой. Эрленд почему-то подумал о Еве Линд и сразу ощутил боль в груди. Потер ребра, словно так можно облегчить боль.
— С вами все в порядке? — спросила Элин.
— Знаете, мы в последние дни разрабатываем одну версию. Признаюсь сразу, у меня нет пока никаких решающих доказательств, — сказал Эрленд, — но то, что произошло сегодня, — еще один косвенный довод в ее пользу. Если мой информант не врет и Хольберг в самом деле изнасиловал еще одну женщину, есть вероятность, что у нее родился от него ребенок, как и у Кольбрун. Я все время считал это вероятным — из-за записки, которую мы нашли на теле Хольберга. Возможно, у него был еще сын. Если то изнасилование произошло до 1964 года, то этому сыну сейчас как раз около сорока. И в этом случае вполне возможно, что сегодня вечером именно он стоял у вас под окнами.
Элин в ужасе посмотрела на Эрленда:
— Сын Хольберга? Возможно ли такое?
— Ну вы сами сказали, он похож на Хольберга как две капли воды.
— Да, но…
— Я все время об этом думаю. Мне кажется, нам чего-то недостает в этом деле, не хватает одного звена в цепи. Что, если это звено — ваш сегодняшний гость?
— Но что ему делать у меня под окнами?
— Ну, это очевидно.
— В смысле?
— Вы — тетка его сестры, — сказал Эрленд и поднял глаза на Элин.
Как меняется выражение лица! Сначала удивление, потом — что-то другое, как только она поняла, что я сказал.
— Это конечно, Ауд его сестра, — сказала Элин. — Но откуда ему знать про меня? Откуда он узнал, где я живу? Как он сумел связать меня и Хольберга? В газетах же ничего про него не было, ни про изнасилование, ни про дочку. Что Ауд его дочь, никто не знал. Так откуда же этот человек узнал, кто я и где я живу?
— Может быть, когда мы его поймаем, он нам сам расскажет.
— Как вы думаете, это он убил Хольберга?
— Хорошенькие вы мне вопросы задаете! Это же получается, он убил собственного отца, — сказал Эрленд.
Элин задумалась.
— О боже мой, вы правы!
— Хотя все возможно, конечно. Если еще раз его увидите, сразу звоните мне.
Элин встала и подошла к окну, словно думала, что вечерний гость снова появится на дорожке.
— Простите меня, я была в истерике, когда звонила вам. Я на секунду подумала, что это сам Хольберг, и потеряла рассудок. Это было такое ужасное потрясение — снова его увидеть. Но знаете, я не испугалась. Мне не было страшно, я скорее пришла в ярость, но я заметила что-то необычное в нем — он как-то так стоял, как-то так наклонил голову, мне показалось, будто он жалеет о чем-то, у него был такой печальный, что ли, вид. Я подумала, наверное, он плохо себя чувствует. Это неудивительно, конечно — он ведь, наверное, вышел с отцом на связь. Как вы думаете?
