Подполковник Рогожин, сам возглавивший оперативно-следственную группу, быстро понял, что разговаривать с Грошевым бессмысленно.
— Что будем делать? — спросил он у Агеева, с которым его познакомил Турецкий и попросил, чтобы тот поприсутствовал при задержании и обыске. Возражений не было.
— По идее, можно сынка его пригласить, он сейчас, кажется, у себя дома отдыхает. А ночью был тут, насколько мне известно. Телефон есть, можно позвонить…
Рогожин позвонил по домашнему номеру, который наизусть продиктовал Филипп. Трубку взяла Татьяна Прокопьевна. Игоря не было дома. Он приехал рано утром и вскоре уехал, даже не сообщив матери, куда. Делать было нечего. Понятых предупредили, что будут в любом случае производить обыск и чтобы они внимательно наблюдали, а то возникнут еще потом претензии у хозяина. Сам же он, открыв дверь, вернулся в комнату и рухнул на разложенный диван, на котором и спал. Ни помощи, ни вреда особого, вероятно, ожидать от него не приходилось. А уж дежурная фраза о том, что он должен добровольно выдать следствию незаконно хранящееся оружие, наркотики там и другие предметы, представляющие общественную опасность, прозвучала, словно в пустоту, даже эхо не отозвалось. Разве что мощный, разливистый храп, но он не был ответом.
На то время, пока осматривали внутреннее содержимое дивана, Грошева двое оперативников перенесли на пол, а он даже и не проснулся. Недаром переносили, под матрасом, почему-то в старом валенке, был обнаружен пистолет Макарова. Наверняка не зарегистрированный, потому что в противном случае его не стоило бы прятать в валенок. Объяснений от Грошева получить, естественно, не удалось — по той же причине. Но протокол составили, и понятые его подписали. А найти какое-либо подтверждение законности хранения оружия так и не нашли, хотя перерыли массу всяких документов, большинство из которых, скорее всего, никому не были нужны. Квитанции какие-то, справки, даже выписки из уголовных дел. Ну, конечно, такого рода информация бывает особо нужна, если ты собираешься кого-то здорово прижать, напомнить прошлые преступления или что-то в этом роде. С этими документами потом будут еще разбираться, а пока их сложили в пустую папку и затянули веревочными завязками…
Филипп обратил внимание на то, что квартира, в которой тот проживал уже немалый срок, вполне могла бы и «обжиться». Здесь же все было, как в багажном отделении вокзала. Чемоданы не распаковывались и стояли в шкафу один на другом. Наверное, в случае нужды, Грошев открывал каждый из них и доставал необходимое себе белье или другие предметы туалета. Только пара костюмов и старая форма с полковничьими милицейскими погонами висели в шкафу на хлипких вешалках.
Нет, не чувствовалось здесь ни руки хозяина, хотя бы временного, ни, тем более, женской. Чем жил Грошев, было неизвестно. В то время как с посудой у него был полный порядок: все вымыто и расставлено в порядке. Правда, в настоящий момент в кухонной раковине был полнейший бардак — остатки вчерашнего непритязательного, холостяцкого пиршества, когда использованные тарелки, стаканы и вилки с ножами свалены в общую кучу. Возможно, ждали, когда хозяин проснется и начнет их мыть.
Ничего иного, кроме найденного оружия, в квартире обнаружить не удалось. Хотя чемоданы были перерыты с особой тщательностью. Впрочем, уже одного найденного «Макарова» будет достаточно для привлечения Грошева к ответственности.
Улучив момент, Филипп вышел на лестничную площадку и набрал мобильный номер трубки, которую выдали в «Глории» Елене. Коротко рассказал об обыске, спросил, нет ли тайников каких-нибудь? Таковых не было. А вот с посудой был полнейший порядок, но, оказалось, что она принадлежит вовсе не Грошеву — тот с собой даже чашки не привез, — а еще Ленкиным родителям. И, когда Грошев покинет квартиру, вся посуда останется на месте. А вот со своими чемоданами он имеет все основания немедленно выметаться.
Но Филя объяснил, что в настоящий момент не только чемоданы, но и сам Грошев нетранспортабелен, и его придется выносить на руках. Поэтому ни о каких чемоданах речи идти не может. Но — тоже временно.
Филиппа очень заинтересовал этот феномен «отсутствующего» хозяина. Почему Грошев уже долгое время сидит, в буквальном смысле, на своих вещах? Причем так, по всей вероятности, здесь всегда и было. Сколько уже лет? Он года три в разводе или около того? А все у него по-прежнему оставалось временным. Татьяна принимать его обратно не соглашалась ни под каким видом, так на что же он рассчитывал? На чем будущее свое строил? Может быть, знал, что скоро переедет в богатые апартаменты? Но где бы он их взял? Ведь, по сути, все, что он мог бы приобрести себе бандитским путем, это была трехкомнатная квартира Гусевых. Ну, и эта еще, где он отныне временно разрешал пожить своим недавним благодетелям. Широкий жест! Нет, не верится, наверное, ему все-таки Ловков что-то серьезное пообещал. Вот и не стал Грошев «оседать» основательно в ожидании переезда… Но нельзя же нормальному человеку так жить. Странный тип… Впрочем, кто скажет, какие у него были на то причины?..
Елену, между прочим, больше всего возмущал тот факт, что Грошев потребовал отдать ему большую Гусевскую квартиру, якобы в счет каких-то долгов, которых Гусевы никогда ни у кого не делали, а уж у Грошева — тем более. Сами ему из милости в однокомнатной своей квартирке разрешили пожить. А в офисе у Ловкова этот гад ползучий уже набрался наглости и действительно ведь «разрешил» Сергею, по личной, как он заявил, доброте душевной, временно пожить с женой в его, тоже теперь собственной, «малогабаритке»! Так, может, он уже стал к своему переезду в новую квартиру готовиться? Настолько был уверен, что его бандитский номер пройдет! Елена просто бушевала от ярости.
А еще она заявила, что, как только этот негодяй отъедет в тюрьму, она явится сюда и все повыбрасывает на лестницу. А если сынку жалко шмотья своего папаши, пусть забирает чемоданы к себе. Тем более что вещи фактически собраны, и это облегчает дело их перевозки.
Филя постарался убедить воинственную женщину не торопиться — всему, мол, свое время.
В этой ситуации он уже и сам не хотел, чтобы барахло Грошева перекочевало в квартиру Тани, нечего ему там делать, а ей — только лишние волнения и заботы.
А действительно, что делать-то? Со службы тот уволен, в его бывший кабинет перевезти эти чемоданы невозможно. Сын прописан у матери, но, похоже, вряд ли Татьяна согласится держать отцовское имущество в своей квартире, хотя, кто его знает! Она не так и велика, квартира Татьяны, — видел Филя, между делом осматривая жилье. Поэтому ему казалось, что самым лучшим пока вариантом было бы временное сохранение «статус кво». Поскольку выселять его все равно придется — так или иначе. А когда, этот вопрос решит суд. О чем он и проинформировал Рогожина.
Тот понял суть развернувшегося «семейного» конфликта и, смеясь, предложил попросту передать ключи от квартиры их прежней хозяйке, тем более что это жилье на какое-то время все равно будет опечатано. И он послал одного из оперативников в жилищную контору, чтобы тот пригласил для засвидетельствования этого акта представителя местной власти.
А Грошева общими усилиями подняли с его просиженного «насеста», собрали все его документы — паспорт, служебное и наградные удостоверения, после чего не столько отвели, сколько отнесли «задержанного» в машину. На первых порах с этим делом было покончено. Оставался теперь второй фигурант…
Трехэтажный особняк Ловкова на Рублево-Успенском шоссе «смотрел» большими арочными окнами с высокого берега на реку Клязьму. Вид был прекрасный, еще бы, земля тут стоит не просто дорого, а очень дорого. Даже слишком. А семья Ловкова владела почти гектаром, обнесенным трехметровым кирпичным забором. Местный «высокий» архитектурный стиль.
Присутствие хозяина при проведении обыска не потребовалось, поскольку дома находилась его жена Зинаида Борисовна Шевченко. С ней связался подполковник Рогожин и сообщил о задержании ее мужа, а также о необходимости проведения обыска в доме на законных основаниях. Постановление на этот счет было подписано городским судьей и предъявлено господину Ловкову.
Иван сказал Турецкому, что никакого волнения, так ему показалось, мадам Шевченко при таком неприятном для нее известии не проявила. Скорее, равнодушно выслушала. Если, мол, вам необходимо, приезжайте и ищите, чего хотите. А мне все равно. Такое ощущение, будто она вообще не от мира сего. И на супруга ей наплевать. Ну, просто живет человек в другом измерении. Или у нее свои планы, о которых распространяться она не собирается. Странно: муж арестован, в доме обыск, а ей как бы все равно… Или в доме действительно уже ни черта нет?
А, впрочем, что они собираются искать? Незарегистрированное оружие? Наркотики? Какой серьезный компромат? Документация была вынута еще в офисе у Ловкова. И Турецкий понимал, что ничего стоящего внимания они здесь не найдут.
