Ознакомительная версия.
Оправдания Кошкина были жалки. Тому, что он ничегошеньки там не нашел, не поверила даже Василиса, порою склонная доверять всем и каждому. Каминная труба для простого русского человека, благодаря заокеанскому кинематографу, казалась кладезем сюрпризов, начиная с Санта-Клауса и заканчивая сокровищами покойницы. Для достоверности Федор разрешил себя обыскать. Перепачкавшись в саже, Звягинцев отряхнул руки. Кроме фонарика, у трубочиста ничего не было, даже собственного чистого носового платка. Мысль о сокровищах при взгляде на измученное и почерневшее лицо Федора уже казалась изуверством. Звягинцев вздохнул и поверил соседу.
Ничего другого не оставалось. Федор был гол, как сокол, ни одного колечка, ни одной серьги, ни одной зацепки не торчало из его ушей, носа и пупка. Тело Федора было тщательным образом осмотрено писателем. Получалось, что сосед совершил беспримерный подвиг, собственноручно и собственноножно проверив каминную трубу, в которой ничего не оказалось.
Луна светила в полную силу, издевательски переместившись к кухонному окну. Василиса зевнула, еще немного, и о бессоннице можно будет позабыть, как о страшном сне. Как и о бриллиантах, которых нигде нет. Она потянулась на стуле и потеряла нить разговора. Они снова что-то хотят найти и строят планы. Эта игра в «Что? Где? Когда?» ей уже порядком надоела. Конечно, Василисе будет что рассказать сыщику. Поделиться с ним своими доводами и соображениями. Она перестала зевать и отбросила сон прочь. А какие у нее доводы и соображения? Нет никаких, делиться нечем. В одночасье она предстанет перед сыщиком не Василисой Премудрой, а тупой блондинкой, на которую никто не падок. Даже умные мысли! Василиса прислушалась к разговору. Она должна, просто обязана построить хоть одну приемлемую версию.
Сегодня ночью она видела двойника мужа Свистуновой. Как пояснил Федор, двойник оказался родным братом, который случайно забрел к той на огонек. Что было на самом деле, Федор не знал, мог только догадываться. Но особенно он не старался, всякое упоминание Свистуновой возбуждающе действовало на его ревнивую супругу. Василиса вспомнила эксперименты возле каминной дверцы, заклеенной обоями. Руслану можно сказать, что они с писателем нашли способ, которым преступник пробрался на их общую кухню. Впрочем, к чему такие сложности? В тот роковой для Людмилы день их квартира была проходным двором. Но всех входящих и выходящих видели бабули на лавочке! Или все-таки преступник залез через трубу? Василиса посмотрела на Федора и прикинула, а смог ли преступник так же, по трубе, вернуться обратно на крышу?
– Там легко передвигаться, – махнул рукой Федор, словно услышав вопрос Василисы, – я потом только заметил вбитые в кирпичи крюки для ног. Ну, правильно, трубу же нужно было чистить.
Отлично, преступник мог обратно вернуться так же незамеченным – по трубе, вымазавшись сажей. Василиса задумалась, никакой сажи в тот день на кухне она не обнаружила. Но это означает только одно – преступник был чистюля. Василиса ужаснулась, это напрямую приводило ее к выводу о том, что мнимым трубочистом могла быть женщина! Ей сразу захотелось позвонить Руслану и обговорить свои предположения. Она довольно улыбнулась, это еще не все. Есть брат Свистунова, взявшийся невесть откуда. Он-то во всей этой истории какую играет роль? Вполне возможно, что Захар был знаком с Людмилой, они где-то пересекались, что-то не поделили… У Захара Свистунова морда уголовника-рецидивиста. С таким только свяжись… Бедная Светлана… Кстати, ее роль в этом деле тоже не ясна. Столько вопросов, столько зацепок, а придется идти и ложиться спать.
– Спокойной ночи, – сказала Василиса, вставая со стула, – до завтра.
– До завтра, – удивленно ответил ей Звягинцев. – Ну, голубушка, ты-то согласна?!
– Согласна, – махнула рукой Василиса, сама не зная, на что соглашается.
Если бы она прислушалась к разговору соседей, вряд ли бы согласилась! Но в данный момент Василисе было все равно, что они затевают в очередной раз. Главное, ей было что рассказать завтра Руслану при встрече. Она улыбнулась своим мыслям и пошла к себе.
– Постой! – крикнула ей Матильда, приглядываясь к ее ногам. – Это что у тебя?! И ее красный маникюр указал на разношенные тапочки.
Василиса пожала плечами, надо же, какая зоркая, заметила. Ну не могла же она всю ночь бегать на шпильках! Естественно, переобулась, собираясь лезть в трубу. Только идиотка могла полезть на шпильках… И зачем она их только сняла?! Понятно, что обувь на высоком каблуке – конек Василисы, на котором она сидит, стоит, движется. Но не ночи напролет. Вот и сняла.
И случайно надела не свою, а подобранную, вернее, посланную судьбой на крышу серебристой иномарки мужскую тапочку. Матильда сорвалась с места и тут же оказалась возле тапочки.
– Твоя, Федор?! – Она метнула на мужа суровый взгляд.
Кошкин проворно спрятал ноги под стол. Матильда кинулась в комнату и вернулась с другой такой же тапкой. Тряся ею в воздухе, как турецким акинаком, Матильда подскочила к мужу и потребовала объяснений. Василиса сняла на всякий случай предмет раздора и отдала Кошкиным. Тапка действительно была такой же, какую принесла из комнаты Матильда. Фактически две ободранные тапки составляли одну пару.
– Между нами ничего не было, – оправдывался Федор и бил себя в грудь.
– Да, – устало подтвердила Василиса, – тапка свалилась мне на голову в один чудесный вечер…
– Из окон спальни Свистуновой?! – взбесилась Матильда.
– Она надышалась свежим воздухом на крыше, – покрутил пальцем у виска Федор. – Ее нужно срочно подставить под выхлопную трубу.
Василиса пожала плечами и вышла, разбираться, откуда взялась на ее голову эта тапка, ей совершенно не хотелось. А на кухне разборки только начались…
Глава 11
Да не успокоится твоя душа в этом мире!
Звонок будильника раздался трелью соловья в роще для влюбленных. Василиса вскочила с постели и довольно похлопала в ладоши, новый день готовился преподнести новую встречу. С песней на устах она накинула халатик и сунула ноги в тапочки. Внимательно посмотрев на то, что она обула, Василиса поменяла тапочки на туфли и выскочила из комнаты. Пять минут на гигиену и водные процедуры, пятнадцать на макияж – и можно бежать из дома в кафе, куда собирался зайти в обеденный перерыв Руслан. Василиса рванула дверь в туалет и замерла на входе… Туалета не было.
Нет, безусловно, та комнатушка, которая должна была им называться, находилась на прежнем месте. Все там же висел рулон с туалетной бумагой, стояло ведро со шваброй, чьи-то детские санки, хотя детей в коммунальной квартире отродясь не было. Все было на своих обычных местах. Кроме унитаза и ведущих к нему труб. Василиса медленно шагнула к тому центральному месту, которое он ранее занимал, и посмотрела внутрь дыры. Огромная труба спускалась вниз к Свистуновой, в коммунальной же квартире ничего не было. Василиса позавидовала той и с шумом захлопнула дверь в туалет. Ладно, она потерпит и начнет с водных процедур. Ее здоровый женский организм выдержит и не такое. Выдержит ли? Она с сомнением устремила взгляд в ванную комнату… Ванны не было.
Нет, сама комната, так же как и туалет, была на месте. В углу между ним и прихожей. Клеенчатые занавески висели там, где обычно. Все там же стояла стиральная машина Кошкиных, полки занимали тазы Васиных… Даже зеркало оставалось на прежнем месте. Не было ванны и раковины вместе со смесителями. Василиса протерла глаза, ей показалось, что она недостаточно проснулась и продолжает видеть страшный сон. Перед этим ей снилось привидение, которое душило писателя Звягинцева, но эта картина была гораздо страшнее.
– Не понял, – процедил за ее спиной сонный Кулемин, выскочивший из своей комнаты в длинных трусах с нарисованными совокупляющимися в разных позах гусеницами. – Откуда здесь ванна?!
Василиса обернулась. Действительно, ванна, в которой лежали раковина и унитаз, стояла напротив двери студента, оставляя ему незначительную щель для прохода, вернее, для пролаза, а еще точнее – для прощемления в суженном до минимума свободном пространстве.
– Звягинцев! – закричала Василиса, понимая, что отличное настроение куда-то улетучивается. – Федор! Пожар! Пожар!
На ее зов сразу высунулся Звягинцев. В утреннее время он предпочитал кропать свою нетленку. Его всклоченный удрученный вид говорил о том, что фантазия иссякла и он находится в творческом поиске.
– Александр Сергеевич! – возмутилась Василиса. – Что все это значит?! – И указала на ванну.
– Голубушка ты моя, – развел руками писатель, – к чему орать-то как потерпевшей, которую переехал асфальтоукладчик?! Ты же сама вчера согласилась!
– Я согласилась?! – изумилась Василиса и попыталась вспомнить, давала ли она свое согласие на то, чтобы в их коммунальной квартире больше никогда не было туалета и ванны?!
Ознакомительная версия.
