Ознакомительная версия.
– Убеждала меня отказаться от защиты и вернуться в Москву.
– Вот ведьма! – покачал головой Васильев.
– А Старосадский знаком с вашей старой или нынешней женой?
– Этот прощелыга? Нет, он знает только нынешнюю. А вы и со Старосадским успели познакомиться? Скользкий тип, но свое дело знает хорошо.
Полтора часа пролетели незаметно. Васильев отвечал на вопросы адвоката быстро, четко. Создавалось впечатление, что этот человек не умеет жить задним умом, выкладывает первое, что приходит на ум.
Гордеев расспросил его про винтовку.
– Я знаю, хуже всего этот Драгунов, – воскликнул Васильев. – Была у меня в коллекции эта винтовка… Даже две. И вдруг одна из них пропала. Не знаю, когда и куда пропала. Я обнаружил это в конце августа. У меня выдался свободный день, и я решил почистить оружие. Я давно не подходил к нему.
– Где хранится коллекция?
– В моем доме по улице Байкальской. Там есть специальная оружейная комната в подвале без окон. И небольшой тир. Можно пострелять по мишеням, не досаждая никому. Часть оружия хранилась под замком, часть просто на стеллажах вдоль стен. Все конфисковали после моего ареста.
– Запоры в комнате надежные?
– Конечно.
– Почему вы не сделали заявления о пропаже оружия?
– Я пытался. Дело в том, что не все оружие было зарегистрировано.
– То есть оно хранилось незаконно?
– Да. Но только небольшая часть. Несколько дней я не думал о пропаже, то есть думал, что сам винтовку попросту куда-то переложил.
– Кто кроме вас имел доступ к оружию?
Васильев задумался:
– Ирина. Но она туда никогда не ходила. Ключ от оружейной висел на общей связке.
– Коллекция хранилась в беспорядке?
– Нет.
– Звучит нелогично, – сказал Гордеев. – Вы говорите, что несколько дней занимались поисками, думая, что попросту переложили винтовку в другое место и забыли. Значит, был беспорядок.
Васильев задумался.
– Никаких поисков на самом деле я не вел, – медленно произнес он, вспоминая все обстоятельства дела. – У меня не было времени. Я давно не занимался коллекцией, поэтому думал, что когда в последний раз чистил оружие, то сам переложил винтовку в другое место и забыл куда. Только через неделю, обшарив все закутки в доме, я понял, что винтовка пропала.
– Стоп, – остановил его Гордеев. – Вы сказали, что искали по всему дому. Значит, вы выносили иногда оружие из оружейной комнаты и оно могло храниться в доме в других комнатах?
Васильев снова задумался.
– Нет. Я никогда не оставлял оружие незапертым.
– Но почему вы тогда искали винтовку в доме?
Васильев пожал плечами:
– А где я, по-вашему, должен был ее искать, после того как обыскал оружейную и тир?
– Понятно… А вообще, сколько у вас оружия?
Васильев задумался, и надолго.
– Не помню точно… – ответил он наконец, – но я думаю, винтовок двадцать…
Гордеев присвистнул.
– Зачем же вам столько?
– Вы же знаете, я олимпийский чемпион по стендовой стрельбе. Мне тренироваться нужно. Есть винтовки, которые остались с давних времен, есть та, из которой я стрелял на Олимпиаде. Есть подарочные, есть призовые…
– Но точно сколько, вы не помните?
– Нет.
– Да… – протянул Гордеев, – вы сами видите, как много слабых пунктов в ваших объяснениях.
– Да, – признал Васильев. – Но это правда. Так и было. Кстати, когда я понял, что винтовка пропала, то позвонил по 02. Хотел сделать заявление о пропаже оружия.
– Сделали?
– Нет. Я позвонил и, не представляясь, сказал, что хочу сделать заявление о пропаже огнестрельного оружия. Дежурный сразу спросил: зарегистрировано? Я ответил – нет. Тогда он сказал, что меня могут привлечь за незаконное хранение. Я решил, что неплохо было бы сначала посоветоваться с адвокатом, прежде чем что-то заявлять. А потом завертелся, времени свободного не было, все откладывал и откладывал… Короче, так и не встретился с адвокатом и заявления не сделал.
Гордеев кивнул:
– Понятно. Теперь уточним про вашего брата Андрея. Какие деньги вы ему давали незадолго до покушения?
Васильев тяжело вздохнул.
– С братом мы довольно давно не поддерживали почти никаких родственных связей, – объяснил он.
– Очень давно – это сколько? – уточнил Гордеев.
– Практически не виделись лет десять. То есть за все это время, может быть, пару-тройку раз встречались. Короче, со смертью родителей оборвалась последняя ниточка. В конце концов, не моя вина, что у меня такой брат. За его криминальной карьерой я не следил. Брат сам по себе, я сам по себе.
– Но вы встречались с ним? Ирина мне рассказала о вашей встрече. И Габышев…
Васильев заерзал, как медведь.
– Ну да, – сказал он. – Встречался.
– Расскажите все, как было на самом деле, иначе я не смогу вам помочь, – сказал Гордеев.
– А что бы вы делали на моем месте? Однажды раздался звонок по телефону…
– Точнее, когда это было?
– В начале мая. Я сразу расстроился, когда узнал брата, но что поделать – это же брат мой, в конце концов. Он просил разрешения приехать, встретиться со мной. Я согласился. Может, и не нужно было этого делать, но я пригласил его к нам. Поехал за ним на вокзал. Он рассказал по дороге, что недавно освободился, что болен туберкулезом, что хочет остаток жизни прожить спокойно…
– Просил денег?
– Нет! – воскликнул Васильев. – Ничего он не просил, я сам ему предложил.
– Десять тысяч долларов?
– Нет, конечно! – возмутился Васильев. – Откуда такие сведения?
– Ваш следователь…
– Ясно… Это все габышевские наезды… Габышев тупой идиот и всех по себе ровняет. Ну скажите, разве логично, чтобы я отвалил десять тысяч больному, – Васильев постучал себя по лбу, – человеку? Да еще рецидивисту? Да он их моментально просадит и завтра попросит еще. Логично?
– Вполне, – подтвердил Гордеев.
– Вот, – мрачно произнес чемпион. – Я сразу это понял. С их стороны это гнилой ход. Любой дурак может открыть на ваше имя счет в банке, положить на него десять тысяч и заставить вас оправдываться, где вы эти десять кусков взяли. Вроде как я их Андрею за убийство отвалил. В такую муру только Габышев один и поверил, и то неизвестно еще, задаром или нет…
Васильев разволновался до дрожи в руках. Гордеев протянул ему сигареты:
– Хорошо, хорошо, успокойтесь. Расскажите, как было на самом деле.
– Я пообещал Андрею снять квартиру. Я ему не говорил, что это квартира Ирининой бабушки, он думал, что я ее снимаю. И выдавал ему на месяц сто баксов. И то не все сразу, а по пятьдесят в две недели. Боялся, что он их все просадит… Жена ничего об этом не знала.
– Ни расписок, ни свидетелей? – на всякий случай спросил Гордеев.
Васильев отрицательно покачал головой.
– Вас вместе часто видели?
– Нет, я старался рядом с ним сильно не светиться. У таких людей на лбу написано, чем они занимаются… Заезжал к нему раз в неделю, – стал вспоминать Васильев, – и то только потому, что не хотел приглашать его к себе домой.
– Он у вас дома ни разу не был?
– Только первый раз, когда приехал, – ответил Васильев. – Мы с ним тогда повздорили, я даже стал кричать, чтобы его больше в своем доме не видел… Он, понимаете, стал мне предлагать проворачивать какие-то совместные аферы… Но потом мы помирились – через пару дней. Один раз я ходил с ним по магазинам, одежду ему надо было купить, обувь… Кроссовки и ботинки купили. Жене я сначала не стал говорить, что помогаю Андрею. Не хотел ее расстраивать. А потом как-то она спросила, где ключи от бабушкиной квартиры. Она квартиру собиралась сдать… Ну и пришлось Андрея выселить.
– Когда это было?
– Он прожил там примерно месяца полтора.
– Да, – задумчиво сказал Гордеев, – было бы лучше, если бы это видела какая-нибудь приличная непьющая бабушка, скажем соседка по площадке, которая видела вас с Андреем и из любопытства зашла к вам одолжить спичек… Она видела вашего брата и слышала, как вы ему говорили: «Вот тебе сто долларов, живи на них неделю, потом еще подкину», и эта бабушка может подтвердить ваш разговор в суде… – задумчиво произнес Гордеев. – Нет у вас на примете такой бабули?
– Я в том доме никого не знаю, – покачал головой Васильев.
Гордеев взял на заметку: «Выяснить обстоятельства жизни Андрея у жильцов дома».
– Андрей сказал, что у него туберкулез, и где-то в начале августа я возил его в туберкулезный диспансер на флюорографию. К счастью, подозрения насчет туберкулеза не оправдались.
– Вы ездили в тубдиспансер?
– Да. Я уговаривал его лечь в больницу.
– Он лег?
– Не знаю. Пропал на две недели, говорил, что лечился и что его выписали. Может, врал. Я за ним не следил. У меня физически на это не хватало времени. Честное слово, порой мне хотелось, чтобы он оставил меня в покое, исчез и больше не беспокоил своими звонками. Но ведь он мой брат… Мне кажется, что сейчас его уже нет в живых. Мне кажется, что они его убили, – добавил он, понизив голос до шепота.
Ознакомительная версия.
