Смирнов не отказал себе в удовольствии поцеловать хозяйку дома в круглую щеку. Глеб Дмитриевич продолжал сидеть за столом, обхватив голову руками и разглядывая скатерть. Когда Смирнов двинулся к двери, он, не оборачиваясь, спросил:
— А вы не боитесь оставлять меня здесь, ведь я очень просто могу раствориться в воздухе?
— Не боюсь. Если вы спрячетесь от меня и милиции, вы тем самым оставите его на свободе. И тогда от него вам спрятаться не удастся. Ну, я пошел.
— Нам что делать? — поинтересовался Алексей.
— Сидеть здесь и до моего появления не высовывать носа.
— Сопьемся мы здесь, Александр Иванович, — высказал опасение Алексей.
— Мне бы ваши заботы, — позавидовал им Смирнов, сделал общий поклон и покинул квартиру.
Выбрался на Садовое. Пусто впереди и сзади, но береженого и бог бережет: по Ленинскому проспекту рванул к Воробьевскому шоссе, ныне Косыгина улицу — роскошное место для обстоятельной страховочной проверки. Постоял на смотровой площадке — трилистнике дорог, доехав до Мичуринского, свернул и, сделав поворот, промчался по Университетскому до светофора на Комсомольский. Проверился последний раз, слегка нарушая, срезал левый поворот на переключении зеленого на желтый и без паузы пошел на метромост. Чисто.
На Комсомольском, у Третьей Фрунзенской глянул на часы — было без двадцати два. Управился, как обещал. Слева выскочил развеселый Никола в Хамовниках, и он выехал на эстакаду. С горба эстакады он увидел, как на проезжую часть Остоженки вышел орудовец со светящимся жезлом и указал ему этим жестом поворот направо, на набережную. Притормозя рядом с орудовцем, Смирнов недовольно спросил:
— Почему по Остоженке нельзя?
— Остоженка перекрыта на час по распоряжению МУРа. Если тебе на бульвары, давай прямо по Турчанинову и на набережную. У бассейна повернешь, — многословно объяснил скучающий, видимо, здесь милиционер.
Непонятные дела. Смирнов по Турчанинову скатился к набережной. Хотел сделать поворот, как вдруг увидел перед собой черный радиатор большого "лендровера", на бешеной скорости выскочившего из-за угла. "Лендровер" ударил его "Ниву" в лоб. Несмотря на ремень, он сильно ушибся о баранку.
Зашлось сердце, помутилось в голове. Последнее, что он неотчетливо видел: распахнутая дверца, чужое лицо в проеме и опускающаяся короткая дубинка.
Очнулся он на грязном полу "лендровера", к которому его прижимали две пары ног. Дернулся слегка — на руках наручники. Смирнов в гневе и бессилии зарычал, но из-под пластыря, которым был заклеен его рот, донеслось мычание. Сверху сказали раздраженно:
— Не мычи, падла, нервируешь!
Сидевший слева наклонился и краем смирновской куртки стал чистить свои ботинки.
Без пяти два в спиридоновскую квартиру явился генерал Ларионов. Открывший ему дверь Алик сказал, не поздоровавшись:
— Не квартира у меня, а пункт охраны общественного порядка.
— Нехорошо встречаешь давнего приятеля, Алик, нехорошо, — осудил его Ларионов и, повесив фуражку на вешалку, пригладил волосы, спросил: — Куда идти?
— Вот сюда, — указал Алик, склоняясь перед ним подчеркнуто подобострастно. Ларионов вошел в комнату, по порядку фотографируя, рассмотрел Махова, Дениса, Миню, Казаряна, который, поймав суровый генеральский взгляд, спросил:
— Пугаешь, что ли?
— Тебя испугаешь, — сказал Ларионов и, не садясь, продолжил: — Через три минуты истекает смирновский контрольный срок. Махов, Казарян, ваши предложения.
— Гляди ты, какой бойкий! — восхитился Казарян. — Он уже во главе, он уже распоряжается! Где ты был, когда Санька все раскручивал?
— Я с тобой препираться не собираюсь. Все. Два часа. Предложений нет? Ну, тогда начинаю я. Пустите меня к телефону, — обратился Ларионов к Мине Мосину. Освобождая место у телефона, тот из кресла пересел на диван. Ларионов устроился поудобнее и набрал номер:
— Дежурный? Ларионов. Сводку происшествий по городу за последний час.
— Когда ты успел все ему выложить? — шепотом спросил Казарян у Махова.
— Сегодня, в двадцать ноль-ноль, докладывая все обстоятельства дела по "Привалу странников", — ответил тот, косясь на начальство. А начальство, слушая трубку, по диалогу передвигало глаза с Казаряна на Махова. Не отрывая трубки от уха, Ларионов негромко приказал Махову:
— Там у подъезда твои топчутся, позови кого-нибудь.
Махов вышел на балкон, позвал:
— Сырцов! Быстро сюда.
Из кружка оперативников и шоферов вычленилась фигурка и кинулась в подъезд. Махов пошел открывать Сырцову дверь. Ларионов положил трубку на аппарат, отодвинул его от себя и сказал Казаряну насмешливо:
— Не нравлюсь я тебе, Рома, да?
— Я хамов в принципе не люблю, — с античной прямотой откликнулся Казарян.
Махов ввел в комнату Сырцова.
— А, стрелок! — узнал Сырцова генерал. — Срочно садись в машину и на угол Турчанинова и Кропоткинской набережной. Пять минут назад патруль сто седьмого отделения обнаружил там пустую и покореженную "Ниву". Алик, номер твоей машины какой?
— Восемнадцать — тридцать семь, — упавшим голосом доложил тот. — Все. С Санькой беда.
— Номер запомнил, Сырцов? Тут недалеко, у Крымского моста, на все про все тебе десять минут.
Сырцов выскочил из квартиры как ошпаренный.
— Можно и не проверять, — сказал Алик. — Это он, его похитили.
— Допустим, что он, допустим, его похитили, — условно согласился с этой версией Ларионов. — Проиграем ситуацию: почему он ехал на набережную или с набережной?
— Он не мог ехать по набережной, следовательно, и с набережной тоже, — впервые косвенно вступил в нормальный диалог с генералом Казарян, — с набережной ему незачем сворачивать в Турчанинов, с набережной — в наш переулок, и все дела. Вероятнее всего, что он свернул с Остоженки. По причинам, уже изложенным, он не мог ехать из центра. Абсурд, бессмыслица, он спешил успеть к двум и обязательно свернул бы в наш переулок. Он ехал по Комсомольскому и, въезжая на Остоженку, был вынужден спуститься по Турчанинову. Какое-то препятствие помешало ему продолжить путь по прямой.
— Может, автомобильная авария? — подал голос Махов.
— Аварии не было, иначе она была бы оговорена в сводке, — не дал ему договорить решительный генерал. — Если это был Саня, то единственное, что могло его заставить изменить маршрут, это фальшивый пост ГАИ. Теперь осталось узнать самую малость: Саня ли это?
— Это Саня, это Саня, это Саня, — повторял Алик.
— Замолчи!!! — заорал Казарян, и Алик замолк.
— У меня к вам вопрос, — обратился к Мине Ларионов. — Михаил Самойлович, кажется? Так вот, Михаил Самойлович, вы, по моим сведениям, с гражданином, сидящим рядом с вами, дважды консультировали по вопросам изобразительного искусства представителей милиции в каком-то помещении.
— Ай да Махов, ну и ловкач! Теперь это называется проверить охрану "Привала странников"? Ты что, Сереге из автомата звонил? — бесцеремонно прервал не свое начальство Казарян, требуя ответа от замордованного всеми Махова, который за спиной генерала на казаряновскую тираду развел руками ну, вышло так, куда уж денешься…
— Ты можешь помолчать, Рома? — ласково поинтересовался генерал.
— Теперь могу, — выразил согласие молчать Казарян.
— Что же это за помещение? — продолжил беседу с Миней генерал.
— Обыкновенное милицейское помещение — скамейки, дежурный за барьером, телефоны, решетки на окнах… — вспоминал Миня.
— И прямо там вы консультировали?
— Нет, нас провели в комнату, скорее в камеру, а не комнату, где на полу стояли прислоненные к стенкам картины.
— Я не про картины, я про помещение. А снаружи как все это выглядело?
Как все это выглядело снаружи, Миня описать не успел. Раздался дверной звонок, и через мгновенье в комнате объявился Сырцов со смирновской палкой в руках.
Смирнова вытащили из "лендровера" и поставили на ноги. С трудом поворачивая голову, он огляделся: справа, за неряшливым валом пыльного кустарника, были уходящие вдаль, тускло поблескивающие рельсами бесчисленные железнодорожные пути, а слева, вдоль путей, тянулись бесконечные бетонные заборы громадных заводов. Там, где остановился "лендровер", был разрыв между заборами, в котором притулился неизвестно как сохранившийся дом купеческий — каменный первый и деревянный второй этажи.
Один из тех, кто привез сюда Смирнова, делая больно смирновскому рту, рывком сорвал пластырь и спросил:
— Оклемался, полковник?
— Оклемался, — ответил за Смирнова второй. — Ишь, глазенками зыркает!
— Тогда пошли, — решил первый и сильно лягнул смирновскую задницу, тем самым давая ему направление к дому с внушающими доверие мило освещенными окнами.
За деревянным барьером поднялся здоровенный мужик в форме майора милиции и обрадовался чрезвычайно:
