Только после водочки с омаром стало по-настоящему приятно. Спроворив из хитрой комнатенки еще одну порцию (все на тарелочке: и водочка в рюмочке и омар на хлебушке), Сырцов выбрал для постоянного нахождения главный зал и, найдя тихий уголок, прислонился к стенке. Невидимый оркестр со старомодной добросовестностью выводил забыто-незабытый, рвущий душу и ласкающий ее же, ретро-вальс. Наборный паркет зала звал к танцу, но публике было не до танцев: стараясь особо не шуметь, она поглощала халяву. Но и это не сердило Сырцова (он уже опустошил тарелку). Музыка, как говорится, увела его далеко-далеко...
- Тебя сюда Смирнов прислал? - спросили близко-близко грубым голосом.
Рядом стоял в красивом белом смокинге, красивый, как бог, начальничек, дружок закадычный когда-то, подполковник милиции Леонид Махов. Стоял и улыбался, сволочь. Сырцов переложил опустевшую тарелку из правой руки в левую, в правой - пальцами большим и указательным - ощупал материю на смокинге. Ощупал и поинтересовался:
- Теперь такие клифты в милиции как форму выдают?
- Особо отличившимся, - подтвердил и уточнил Махов.
- Особо отличаются у нас начальники. Ты еще на одну ступеньку влез, Леня?
- Нет еще...
- Но скоро влезешь, - продолжил за него Сырцов. - А Смирнов мешает, что ли?
- Смирнов слишком хорошо для нашего сурового времени, Жора. - Любил, любил неугомонного старичка полковник Махов, любил и жалел: - Рабское чувство справедливости когда-нибудь погубит его и, вероятней всего, очень скоро. Так ты на него работаешь?
- Отвали, - хрипло посоветовал Сырцов.
- Ты, я вижу, перестал меня бояться.
- А надо? Надо тебя бояться? Мне, Леня?
Сырцов резко, открыто резко перевел разговор на совсем другое. А Махов не хотел открытого боя, не нужен был ему открытый бой.
- Теперь тебе не надо меня бояться: ведь я уже не начальник тебе. Теперь ты боишься дедушки Смирнова, да?
Сырцов кинул тарелку на пустой поднос проходившего мимо официанта, вытер руки носовым платком и сказал:
- С детства стишки дурацкие помнятся - "дедушка, голубчик, сделай мне свисток". И вдруг сейчас, наяву дедушка Смирнов делает мне свисток. Я ему благодарен, Леня.
- Кое-чему научился в Москве, брянский волчонок, - понял про него Махов и, попив из стакана виски с растаявшим льдом, отправился фланировать по культурному центру. Сырцов закрыл глаза и помотал башкой - отряхивался от злости, а когда открыл глаза, не поверил им: в сопровождении двух суперкачков с кейсом, который только что был в руках у Василия Федоровича, стремительно пересекал зал сугубо энглезированный Иван Вадимович Курдюмов. Собственной персоной. Промчался метеором и исчез в саду. Сырцов кинулся следом. Единственное, что он увидел, подбежав к воротам, как захлопнулись дверцы ближайшего черного автомобиля, и как автомобиль бесшумно и стремительно сорвался с места. Сырцов вздохнул и отправился на поиски телефона.
...Он ненавидел фул-контакт. Недавняя работа в доме на набережной, беспокоила несколько дней, приходя воспоминанием остро и неожиданно, как изжога. Как прелестна классика, когда объект в разметке оптического прицела являет собой фигуру абсолютно абстрактную, не имеющую отношения ни к чему, ни к жизни, а все действо свободно отождествляется с одним из самых благородных видом спорта - стендовой стрельбой. А сегодня опять фул-контакт да еще и с дезинформацией.
В свежевыкрашенном пожарном ящике на заднем дворе он за скрученной брезентовой кишкой обнаружил сверток, который, не таясь, развернул, сидя на укромной скамейке в глубине сада. "Магнум". Пистолет, надо полагать, объекта. Он тщательно обтер пистолет, завернул в заранее приготовленную тряпицу и спрятал во внутренний карман пиджака, но все равно риска меньше, чем при сбруе: незаметно стянул при опасности и все: я не я, и лошадь не моя.
Ох, и не хотелось! Но надо, надо. Он обнаружил объект, когда тот пристроившись к оставленному на комоде черного дерева подносу с шампанским, не спеша, опорожняя бокалы, рассказывал двум ошалевшим интеллектуалкам о прелестях ночной жизни Роттердама и Гамбурга. Интеллектуалки, как истинные интеллектуалки, старательно пытались понять зачем им знать об этих экзотических привычках и специфических приемах блядей из двух портовых городов. Интеллектуалок, наконец, подхватили, увели, и объект отправился просто бродить по дому и саду.
В саду и помочился, мерзавец. А надо бы в сортире. Придется искусственно подводить. Объект прилип было к нимфеткам, но нимфеток у него отняли более молодые и прикинутые молодцы. Объект затосковал и вошел в дом. В пустом коридоре он обратился к объекту, озабоченный непорядком на лице последнего:
- Чем это вы так испачкали лицо, коллега?
Объект обеспокоенно завертел головой, но, естественно, без зеркала лица своего увидеть не мог. Поэтому спросил:
- Где?
- Вот здесь и здесь, - указал, не касаясь, пальчиком он.
- Что же делать? - в безнадеге пригорюнился явственно и сильно поддавший объект.
- Пойдемте, я вас в туалет провожу.
- Сделайте милость! - обрадовался объект. - Я битый час искал уборную в этом доме и не нашел. Пришлось в кустах опорожняться.
По пути - никого: все ринулись в большой зал на сборный концерт валютных артистов-знаменитостей. Он знал здесь сортир наименее посещаемый - на отшибе, в глухом крыле, где еще и реставрация не была доведена до конца. Поддерживая вялое тело объекта за талию правой рукой, он пальцы левой окунул в сухую землю цветочного горшка, украшавшего в паре с другим вход в сортир. До открытия двери он беззвучно выключил свет в сортире, а, открыв, удивился:
- Чего это у них темно? Где тут выключатель?
Почти одним движением он включил свет и повесил на ручку двери маленькую на веревочку картонку, на которой было написано: "Засор. Просьба не входить".
Объект недовольно жмурился от яркого света. Он стоял между умывальником и двумя кабинами и жмурился, не понимая куда себя девать. Он подошел к нему и, пытаясь стереть с него несуществующее со щеки устроил на лице нечто, действительно грязное.
- Нет, так не сотрешь, - убедился он вслух. - Давайте-ка к умывальнику.
Объект склонился к умывальнику, а он обнял его за плечи. Потом, набрав в левую горсть холодной воды, плеснул ее в лицо объекта и одновременно хлопнул правой ладонью по спине. Содрогнувшийся от холодной воды объект и не заметил мелкого укольчика в спину, но уже через мгновенье расплавился в его руках. Он уложил эту массу на пол и на всякий случай ключ у него был - запер дверь. Усадить объекта на стульчак было задачей труднейшей, но он, изрядно умаявшись, справился с ней. Немного отдохнув, он извлек из кармана пиджака "Магнум" и вложил его, насильственно прижимая и подталкивая пальцы к рукоятке револьвера. Самое трудное было просунуть указательный палец в дужку спуска так, чтобы заранее не выстрелить. Стволом "Магнума" он разъединил челюсти, засунул подальше в рот и, нажимая на указательный палец объекта, нажал на спуск. Теперь можно. "Магнум" машинка серьезная, и часть затылка объекта отлетела к стене. Выстрел был терпимо громкий. Он уронил руку объекта, рука объекта уронила "Магнум" на пол. Дело было сделано.
Он мгновенно открыл дверь, сорвал картонку и коридорами кинулся туда, где играла музыка. Там, где поблизости играла музыка, он остановился. Откуда-то появился один прислушивающийся гражданин, откуда-то второй. Второй, бесцельно и круто водя очами, поинтересовался. У себя, у всех:
- Вроде где-то стрельнули поблизости?
- Вроде, - согласился первый. Втроем начали прислушиваться по новой не стрельнут ли еще. Больше выстрелов не было.
Со стороны зала дробной рысью примчался сорокалетний красавец в белом смокинге и, не теряя времени, приказно спросил:
- Где стреляли?
- Там, там! - воскликнул первый и замахал руками в разные стороны.
- По-моему в правом крыле, где-то внизу, - вдруг совершенно разумно информировал мента в смокинге он. Трое как бы сблизились и быстро двинулись по указанному направлению. Ему там уже нечего было делать, и он спокойно направился к выходу.
- Устаю от классики, - объяснил он свой уход стражнику у ворот, общаясь только голосом и скрывая лицо. Мимо, прорычав что-то охране, проскочил бесшумно стуча палкой, отставной милицейский полковник Смирнов. Он знал полковника, его ему показали. Смирнова сопровождал некто в кожанке, которого он не знал...
- Я никак не мог остановить Курдюмова, - глухо оправдывался Сырцов, твердо глядя в глаза Смирнову: - Никак. А стрелять... нет у меня таких инструкций стрелять в человека, идущего сквозь толпу.
- Курдюмовым нас помазали по губам, отвлекая, Жора, - горестно сообщил о своей догадке Смирнов. - Живой Курдюмов по их замыслу отвлек внимание всех, кому он крупно интересен. А они, пользуясь паузой, провернули здесь нечто мерзкое. Пошли в дом.
Они были уже на террасе, когда, приближаясь, завыли две сирены милицейская и скорой помощи. Тут же на террасу выскочил подполковник Махов в белом смокинге.
