— Наш помзвукрежа, — пробурчал Галушко, и я просто кожей чувствовала, что он вне себя от злости на меня, Хрыкина, Погорельцова, Славика и вообще на весь мир.
— Славика вызвонить нетрудно, а вот с гримом — заминка, — проговорил Погорельцов, доставая из кармана сотовый телефон. — У нас только обычный, театральный грим, а вам, насколько я берусь судить, потребуются специальные накладки, пластыри и тому подобные прибамбасы?
— Это не проблема, — тут же отреагировала я. — Тут неподалеку есть прекрасный магазинчик, называется «Гришанька». Я напишу все, что мне нужно, а кто-нибудь из охраны съездит и купит все это по списку. Давайте сюда Славика, посмотрим, что в его внешности надо изменить.
Славик как нельзя лучше походил на Хрыкина. Такой же субтильный, вихлястый типчик, но самомнения чуть поменьше. Даже внешне они были чем-то похожи. Когда ему сообщили, что от него требуется, он сначала обрадовался. Но по мере того, как ему объясняли, что он должен будет делать, лицо у Славика начало постепенно бледнеть. Под конец он как-то и совсем уже сник. Перспектива пострадать вместо Хрыкина его не устраивала. Пришлось его успокаивать.
— Вероятность того, что покушение будет совершено непосредственно перед концертом, незначительна, — уверенно заявила я. — Просто мы решили подстраховаться. При этом не забывай, что охранять тебя будут не хуже, чем оригинал. Между прочим, сам Хрыкин пойдет практически без охраны.
Это несколько успокоило дублера. Но не до конца. Пока я доводила его внешность до полного сходства с Максом, он потел, ерзал на стуле и постоянно нервно почесывался. Это мешало мне работать, но приходилось терпеть. Через два часа все было готово. Хрыкин, увидев загримированного Славика, восхищенно присвистнул:
— Вот это да! Да нас родная мать теперь не различит.
Я украдкой бросила взгляд на Погорельцова и заметила, что он сосредоточенно смотрит на дублера, что-то обдумывая.
— Ладно, — решила я, — пора выходить. Сначала пойдете вы с дублером, а минут через двадцать — мы с Максиком.
На этот раз со мной никто спорить не стал.
Все прошло, как я и предполагала. Точнее сказать, почти все. Толпа поклонников ревела от восторга при виде своего кумира, целого и невредимого, Славик натянуто улыбался, посылая в толпу воздушные поцелуи. Цепь из полицейских едва сдерживала всех желающих прикоснуться к Славику-Хрыкину, дюжие охранники блокировали подступы к нему с четырех сторон, а мы с Хрыкиным тем временем окольными путями пробрались в КЗ «Центральный» и сразу же засели в гримуборной. Вот только прошли мы не так, как я расписывала Погорельцову и Галушко — со стороны Яблочной улицы, — а так, как я предполагала вывести Хрыкина после концерта. Со стороны улицы Льва Толстого, через подъезд жилого дома.
По дороге я попыталась разговорить Хрыкина, но он опять замкнулся. И только в гримерке он совершенно серьезно спросил у меня:
— Евгения Максимовна, вы уверены, что все будет хорошо?
Меня поразило не то, что он назвал меня по имени и отчеству, а то, что он вообще запомнил, как меня зовут.
— Я ведь тебе сказала, что, если ты будешь во всем меня слушаться, то все будет нормально.
— Что происходит?! Вы можете мне объяснить?
— Смогу, если ты согласишься рассказать мне о своей карьере певца.
— Прямо сейчас?
— Нет, после концерта. В Тарасове я смогу тебя защитить, но боюсь, что в дальнейшие твои турне меня вряд ли пригласят. Да я и сама не соглашусь. Не люблю быть привязанной к одному месту.
В гримерку заглянул Погорельцов, и я с удовольствием увидела, как у него вытянулось от удивления лицо.
— А… как вы сюда попали? — промямлил он.
— Обыкновенно, — улыбнулась я, — через служебный ход. А что?
— Нет, ничего, — Владимир Алексеевич быстро взял себя в руки. — Просто я, по-видимому, не заметил вас. Макс, ты готов? Через полчаса на сцену.
— Вы не забудьте Славика из фойе убрать, — попросила я. — А то, знаете ли, нехорошо получится, если один Хрыкин будет петь на сцене, а второй в это же время раздавать автографы.
— Это безусловно, — озабоченно проговорил Погорельцов и исчез за дверью.
У меня в кармане завибрировал мобильник. Наверняка звонил Котехов. Значит, у него что-то новенькое появилось. Достав трубу, я вышла в коридор и только тогда нажала на кнопку ответа:
— Слушаю.
— Женька! — раздался в трубке радостный голос Котехова. — Ты — гений! Мне Арчиров весь расклад дал! Я звонил приятелю в городское управление, мы договорились, что он сегодня задержит всю эту гоп-компанию. Это же уму непостижимо, что они вытворяют!
— Котехов! — строгим голосом перебила я его. — Ты, похоже, перестарался, похмеляя нашего знакомого. Какая, к чертям, полиция?! Ты соображаешь, что ты творишь?! Если их всех арестуют, кто мне заплатит за работу?
— Как это — кто? — Олег действительно был здорово пьян. Это начинало меня пугать. Вообще-то, мне не доводилось видеть его в таком состоянии, но, судя по рассказам друзей Котехова, я знала, что он делается совершенно неуправляемым в такие моменты.
— Погоди, я сейчас перехвачу трубу, — продолжал надрываться Олег, — а то я сижу не очень удобно!
В трубке послышался звук передвигаемой мебели, потом упало что-то тяжелое, и совершенно трезвый голос Котехова произнес:
— Ты что, всерьез решила, что я пьян? Не переживай, все под контролем. Арчиров действительно рассказал много интересного. Во всяком случае, на половину программы хватит. Как у тебя дела?
— Шут гороховый, — пробурчала я. — Нормально у меня все. Хрыкин готов на контакт. Кстати, я, похоже, сорвала этим прохиндеям какую-то аферу. Во всяком случае, мне хочется на это надеяться. Они уже здорово нервничают и вполне созрели для совершения глупостей. Чем Арчиров занят?
— Подушку тискает. Слабоват он оказался. Знаешь, мне его по-человечески жалко. Мужик просто запутался. И при этом никаких гарантий, что Погорельцов с ним рассчитается, как обещал. Кидала, судя по всему, тот еще, этот Погорельцов.
— Что насчет сообщения по радио? Или ты все забыл?
— Ничего я не забыл, — с обидой ответил Котехов. — Просто ты сразу накинулась на меня со своими упреками! Там дело обстоит так: позвонил некто, официальным голосом представился майором Гаврилиным из пресс-службы ГУВД и попросил принять информацию. Ну, а дальше все было так, как я тебе описывал сегодня утром. Ничего нового.
— Они что, идиоты?! — поразилась я. — Не могли перезвонить в эту самую пресс-службу и перепроверить инфу?
— Женя, кому это надо?! — пропел Котехов. — У этих «автомобилистов» такой бардак, что я просто диву даюсь, как они вообще до сих пор существуют. Представь себе, что у них нет распределения корреспондентов по темам. Кто что ухватил, тот и пускает это в эфир. Но самое смешное не это, а то, что я прекрасно знаю всех в полицейской пресс-службе. Там всего один майор, и тот — Безбабнов. Так что этот «Гаврилин» постарался списать Хрыкина, чтобы сорвать сегодняшние концерты. А знаешь, чем это грозит Хрыкину?
— Не знаю, но догадываюсь.
— Вот именно. Немедленным расторжением контракта без каких-либо выплат! Проще говоря, твоему подопечному было бы не на что даже вернуться в Москву. Так что делай выводы.
— Я уже их сделала. Ладно, пока, Хрыкин уже вышел на сцену, мне надо быть с ним.
Отключившись, я быстро пошла в сторону кулис, потому что Хрыкин в сопровождении охраны действительно пошел к сцене. Трудно было бы предположить, что за полчаса Погорельцов или Галушко успеют подготовить какую-то пакость, но кто их знает? От этих дядей всего можно ожидать.
Концерт проходил с оглушительным успехом. Как и первые два. Вообще-то, я не считаю себя брюзгой. А уж тем более — старухой. Но понять, в чем прелесть этой музыки, я, хоть убейте меня, не могла. Хотя когда-то наши родители тоже не могли понять, почему нам нравится тот или иной исполнитель. Не исключено, что я просто консерватор в музыке и предпочитаю слушать то, к чему привыкла.
Из этой философской задумчивости меня вывел громкий хлопок. Кто-то мог бы не обратить на него внимания, но только не я. Натренированный слух просто не мог пропустить его. Это был хлопок взрыва! И не петарды, а гранаты. Судя по звуку, это была «РГД». Противопехотная граната наступательного назначения, с разбросом осколков на двадцать — двадцать пять метров. Одновременно со взрывом я услышала испуганный крик Хрыкина.
Никто не успел никак среагировать, как послышался второй взрыв. На этот раз Хрыкин уже не просто закричал — он завопил и почему-то пытался подбежать в поисках спасения не к кулисам, а, наоборот, к рампе. Публика, видимо сочтя, что так и должно быть, радостно подхватила его вопль. Но мне было не до этого. Почти не раздумывая, я бросилась на сцену и в длинном прыжке навалилась на Хрыкина, опрокидывая его на пол. Одновременно с этим я постаралась оттолкнуть его в противоположную от края сцены сторону. На этот раз я без особых церемоний подмяла его под себя. Интуитивно я чувствовала, что последуют и другие попытки бросить смертельно опасный боеприпас. И только я успела об этом подумать, как раздалось два взрыва подряд. Над моей головой со свистом пролетели осколки. Что-то в этом свисте показалось мне не таким, как должно было быть. Но разбираться в своих ощущениях мне было некогда.
