головой женщина. — Раз я монахиня, то я наверняка принесла обет безбрачия. Слышал про такой?
— Безбрачия? — оскалился Сэм. — Но я ведь не предлагаю тебе выходить за меня замуж! Я только…
Рука Беккета скользнула к её груди. В ту же секунду Миранда вырвалась из его объятий и отпрыгнула от кровати.
— Не смей! — бросила она ему в лицо.
— Куда же ты? — удивился захмелевший детектив. — Мы только начали.
Губы Миранды искривила презрительная усмешка:
— И сразу закончили. Как я погляжу, ты совсем запутался, грешник.
— Грешник? Я? — смутился мужчина и тут же возразил: — Вот уж нет. Я стараюсь жить правильно и, кстати, тоже верю в Бога.
— Вера без дел мертва. Это мёртвая вера, — возразила Миранда. — Когда ты в последний раз причащался?
— Кажется, в семнадцать лет, по выпуску из лётной академии, — напряг память детектив.
— Тогда прими мои соболезнования. Ты уже двенадцать лет как исторгнут из лона церкви и предан анафеме. Поверь мне на слово, Беккет — гореть тебе в аду!
Сказав это, Миранда отошла к окну и отдёрнула край шторы, так что уличный свет проник в номер. Было три часа ночи, и фонари едва тлели. В разбитом вокруг отеля саду шелестели листвой деревья. Здесь, у края платформы, где поднимавшийся снизу тёплый воздух охлаждался о стеклянную гладь купола, был свой ветер и свой туман, а когда скопившийся наверху конденсат капал на лицо, можно было подумать, что ты на Земле и вот-вот пойдёт дождь — настоящий, всамделишный… Но дождь так и не начинался, а только бесконечно падали редкие холодные слёзы — кап-кап-кап.
— Ты, наверное, считаешь себя святой? — оторвал её от созерцания природы голос Сэма.
— Я? — искренне удивилась женщина. — Да что ты! Я такая же великая грешница, как и ты.
— Да разве? — не поверил Беккет.
Миранда отпустила штору и прошлась по комнате, декламируя на ходу:
— Каждый миг, пока дышу, я грешу-грешу-грешу. Даже если сплю, тиха, несть секунды без греха.
— И как же ты грешишь? — поинтересовался детектив.
— По-всякому, — пожала плечами швея. — Реши я записать все возможные варианты греха на бумаге, одно их перечисление заняло бы эту комнату. Грех — в самой природе человека, и я не исключение. Установлено, что в среднем человек грешит 57600 раз за день.
— Сколько-сколько? — переспросил Сэм, поперхнувшись напитком.
— Смотри, человек в среднем спит 8 часов в сутки. На грехи остаётся 16 часов. 16 часов умножаем на 60 минут, а затем умножаем на 60 секунд. Получаем 57600 грехов в сутки, из расчёта один грех в секунду… Хотя некоторые мужи церкви считают, что человек грешит и во сне. Лично я нахожу их подход слишком строгим.
— Всё это звучит уж как-то совсем безнадёжно, — заметил Сэм.
— Ничуть, — возразила гостья. — На милость Господа уповаем. Она, как известно, бесконечна, в отличие от наших грехов… Тем не менее, безгрешных людей нет.
— А как же Клементина Сидонская? — хитро ухмыльнулся Сэм, словно придумал какую-то каверзу. — Она же, как известно, святая.
— О, она та ещё грешница! — покачала головой Миранда. — Только на твоей памяти она согрешила 1200 раз.
— Откуда ты знаешь?
— Наша аудиенция у неё длилась порядка двадцати минут. 20 умножить на 60 получится 1200.
— Ловко у тебя выходит, — вздохнул мужчина и снова отхлебнул из вазы. Пойло было той ещё гадостью, разве что прохладное.
— Что тебя мучит, Сэм? — спросила швея и снова села с ним рядом. — Расскажи мне.
— Рассказать тебе? — Беккет скептически скривил губы и потёр успевший обрасти щетиной подбородок. — А, собственно, кто ты? Ты ведь даже не помнишь своего настоящего имени.
— Пусть, я не помню, как меня зовут, но, возможно, я та, кто поможет тебе, если ты мне доверишься, — пообещала Миранда.
— Нет ничего конкретного. Это скорее системный сбой, — поделился мужчина. — Пока я бороздил межпланетное пространство, я был слишком занят, чтобы задумываться о жизни, но с тех самых пор, как оставил службу, я чувствую себя… как мотылек возле лампочки. Вокруг меня тьма, в которую я не хочу и которой я страшусь, но и свет меня обжигает — он притягивает меня, но я не готов переносить его жара. Вся моя жизнь — такое вот метание, и оно меня изматывает. Я не вижу цели, к которой идти, я просто проживаю отведённое мне время. Подавшись в частные детективы, я думал, что найду тот драйв, что и в космосе — нечто захватывающее, что отвлечёт меня от бесцельности моего существования, но я обрёл лишь суетное уныние, зачастую плохо оплачиваемое и, к тому же, связанное с несоразмерным риском для жизни и здоровья.
— Я понимаю, о чём ты, — кивнула женщина. — Я знаю, как тебе помочь, и я попробую. Положи мне голову на колени.
— Зачем это? — удивился Сэм.
— Так надо, — настояла Миранда. Она села на угол кровати и похлопала себя по коленям. — Ложись на спину, головой сюда.
Сэм подчинился, хотя и не находил в этом смысла. Он доверился своей помощнице, и она обняла его голову руками:
— Я буду молиться за твою душу. Ты должен повторять за мной слова молитвы.
Когда швея начала молиться, Сэм прервал её:
— Это ведь не дженерик? На русский тоже не очень похоже. Что это за язык?
— Просто повторяй.
— Слова смешно звучат, — поделился своим наблюдением Беккет.
— Не отвлекайся. Просто повторяй звуки, — приказала ему Миранда. — Это важно, чтобы мы звучали сладно. Сосредоточься. Убери всё из мыслей. Мы должны быть на одной волне. Пусть это будет механический резонанс, без понимания, но даже он сработает… Должен сработать.
— Я постараюсь, командир, — шутейно согласился Сэм и стал повторять за Мирандой — коряво, невпопад, пропуская или путая незнакомые ему слова. В какой-то момент Беккет решил, что всё это было чепухой и глупостью, и что напрасно он повёлся, и детектив стал сбиваться чаще, но женщина прижала его голову к своему животу, и Сэм наконец-то расслабился и перестал анализировать происходящее. Алкоголь шумел в голове. Это было, словно сесть на карусель — всё кружилось, вертелось, поднималось и опускалось. Звуки вплывали в мысленное пространство
