Орава недоумков бросилась к выходу. Девушка же с невероятно откуда взявшейся силой, бросилась по лестнице наверх, и уже открывались двери, на темную зассаную лестницу падали лучи света, и эхо разносило по лестничной клетке жуткий крик. Из квартиры Иры выскочил её отец, здоровенный мужик с палкой в руках. Он догнал Серого на выходе из подъезда, сбил его с ног и ударил палкой по спине. Он яростно лупил его, корчившегося на земле, палкой и ногами, и только вмешательство собравшихся соседей спасло Серого от смерти. Мать в это время позвонила в милицию, они приехали быстро, швырнули в воронок окровавленного полуживого Серого, а через два часа взяли и остальных, разбежавшихся, кто куда.
Дело было ужасно простое. Проще и глупее ничего и быть не может. На что рассчитывали подонки, никто и понять не мог. А вот ни на что. Совсем ни на что, как и многие другие, им подобные. Просто им трахаться хотелось, вот и все. Все четверо получили срок, меньше всех получил не солоно хлебавший Эдик-рыжий. Всех, кроме Эдика, опетушили ещё в СИЗО. Серый отбарабанил восемь лет, и существование его было ужасно. Вышел он на волю почти полным идиотом, но, однако, пришел в себя и стал трудиться на пункте приема посуды на благо народа. Участь остальных двоих была ещё более печальна, оба так и не вышли на свободу, одного зарезали через несколько лет, другого забили ногами. И лишь Эдику-рыжему в этом так же повезло, как не повезло тогда, в подвале.
- Статья? - в упор спросил его здоровенный шкаф, как только за ним захлопнулась дверь камеры в СИЗО "Матросской тишины".
- Я... это самое... за хулиганство, двести... шестая, - промямлил наивный Рыжий.
- А если я тебе яйца отрежу за лжу твою, петушок ты недоношенный? спросил шкаф. - Тогда какая статья мне будет?
Камера наполнилась могучим смехом. Их порадовало появление на горизонте такого солнышка, как восемнадцатилетний Рыжий, все ведь прекрасно знали, что скоро приведут мудака, проходившего по сто семнадцатой. А развлечений в камере мало.
- Говори! - приказал шкаф. - Рассказывай братве, как дошел до жизни такой.
Захлебываясь от ужаса, Рыжий честно выложил все. Камеру человек эдак на сто буквально трясло от смеха. Давненько они так не веселились.
- Уй, уй, уй, - покатывался шкаф, - хватаясь за свой толстый живот. Ну не повезло тебе, петушок. Нам зато повезло, веселее будет. Снимай штаны.
Когда дрожавший от страха Рыжий наблюдал этот взрыв веселья, он заметил, что не смеялся только один. Человек лет сорока пяти, крупного сложения, лысоватый, одетый в красный вязаный пуловер и голубые джинсы, пристально и напряженно глядел на него. И когда Рыжий, обеими руками вцепился в свои штаны, зная, что лучше умереть, чем быть опущенным, человек этот подошел к шкафу и шепнул ему на ухо пару слов. Рыжий заметил, что правый глаз у него какой-то странный, будто покрытый мутной пленкой.
- Как знаешь, Ворон, - пожал плечами шкаф. - Зря только, за дело ведь. И позабавились бы.
- Ну ладно, ладно, я прошу. Да ведь и не насиловал он, он просто козел, и все. Правда, Рыжик? - И подмигнул единственным глазом Эдику.
С тех пор Рыжий стал тенью Ворона. Он мухой поднимался с нар по любому его приказу. Сидели они вместе в СИЗО недолго, дело насильников решилось быстро, его увели из камеры, а потом дали два года, и поканал глупый Рыжий в края, не столь отдаленные. А Ворон поехал в другое место, для людей посерьезнее, в колонию строгого режима. Но в лагере никто не трогал Рыжего, чувствовалось, что кто-то издалека опекает его.
Рыжий благополучно отбарабанил два года и вернулся в Москву. Приехал домой он утром, семейка была в сборе, с тяжелого похмелья и встретила его без всякого энтузиазма.
- Ну, здравствуйте, что ли? - ощерился повзрослевший заматеревший Рыжий, коротко стриженый и с белесой щетиной на лице.
- Здорово, давно не виделись, - буркнул отец, не вставая из-за стола и подперев буйную голову руками.
- Сынок, - криво улыбнулась мать. - Иди-ка сюда, я тебя обниму. Голова трещит с бодуна, б... встать не могу, б... буду.
- Слы, - не здороваясь промямлила Зинка. - Ты не раздемшись, иди, сгоняй за бормотухой. Ужрались вчера. - При этом она умудрилась пять раз в такую короткую фразу вставить любимое слово.
"Матерый уголовник" даже оторопел от такого приема. Никак не ожидал. Он, конечно, не слюнтяй, но все же... домой ведь приехал, и не с курорта, мечты о возвращении лелеял в душе, а тут... чтобы так... Однако, сглотнул, чваниться не стал, а спокойно вытащил из своего сидора бутылку водки и две бутылки пива впридачу. Он тоже... не лыком шит, приехал, понимаете ли... Мужик приехал...
Вот тут-то искренней радости не было предела! Ни денег, ни сил не было у честной компании, а тут сынок приехал с гостинцами. Ну, кормилец! А ещё говорили, мудак! И впрямь поумнел у хозяина!
Мать вскочила из-за стола, облобызала Рыжего, обслюнявив его небритую физиономию и даже всплакнула. Зинка глотнула холодного пивка, харкнула, промочив горло и похвалила пропитым голосом:
- Деловой, б...!
- Живи по совести, сын, - поучил Николай Петрович, когда орава разлила водку по стаканам и чокнулась. - С прибытием. Не позорь семью, мы люди рабочие. Живи, работай... - Больше не нашел, что добавить и вмазал полный стакан, выпучив от отвращения глаза.
Остальные тоже вмазали, и мать стала заступаться за Эдика, размазывая пьяные слезы по грязной роже.
- А ты не фаршти, Коляка, не фаршти, сын вернулся, а ты... Он того... он такой хороший, вы не знаете, какой он хороший. - Она с ненавистью поглядела на отца и Зинку, а потом вместо поцелуя лизнула Рыжего в лоб. Запах смрада и векового перегара наполнял неуютную малогабаритную квартиру Жабиных. Сонмище дружно закурило "Приму", потом ещё выпили и потом и время баяна пришло. Наступило веселье. Отвратительно воняли бычки "Примы" в наспех приготовленном недоеденном салате из помидоров с луком. Зинка смачно досасывала старую воблу, хранившуюся на черный день в холодильнике, размазывала слезы по грязным щекам мать, орал песни, как припадочный, отец. И Рыжему вдруг почему-то неожиданно захотелось снова вернуться в зону, до того уж здесь было хреново и гнусно. Но... желание это быстро прошло, купили ещё водки, и вместе со всеми он горланил "Хас Булат удалой", коронный номер семьи Жабиных. Как правило, после исполнения этой песни они били друг другу морды и крушили остатки мебели и посуды. Это знали соседи и, услышав сквозь тонкие стены знакомую песню, напружинивались и готовились к худшему. Вызывать же милицию не имело ни малейшего смысла. Поначалу милиция приезжала, как-то пару раз забирали Николая Петровича Жабина на пятнадцать суток, а затем он вновь появлялся со своими мутными коровьими глазками, равнодушно глядел на соседей без злобы, без упрека, с легкой только такой укоризной, но он и так всегда на всех глядел. И все продолжалось заново. Были деньги - пили, не было - тоже пили, если пили, то пели, если пели, то буянили, выскакивая на лестничную клетку, дрались и грязно бранились. Это же не случай, это образ жизни, образ восприятия нашего прекрасного и радостного мира. Какая часть населения смотрит на жизнь такими мутными глазами? Боюсь сказать, да и не знаю, знаю только, что большая, ударение не ставится сознательно, каждый понимает, как ему угодно.
Устроился Эдик-рыжий в ЖЭК разнорабочим, поначалу вел себя тихо, по вечерам пил горькую с мужиками, сторонился паскудных семейных торжеств, совсем уж гадко ему там было. Вскоре познакомился с чувихой Люськой, бабенкой молодой, да опытной. Она-то и научила его премудростям любви. Поначалу, правда, осечка вышла. Посмеялась было над ним Люська, баба нетактичная, глупая, но мигом получила пудовым кулачищем в рожу и поутихла, ученье продолжала тихо и ласково, без зубоскальства. Рыжий не стал, разумеется, признаваться, что до двадцати лет не знал ни одной женщины, что весь его сексуальный опыт состоял из неудавшегося изнасилования да траханья в зоне опущенных. Премудростям, однако, он обучился быстро, смышлен оказался и здоров физически, утомления не ведал и сильно голодный был по этой части. Так что Люська не жаловалась.
Так и проходила его нехитрая житуха, пока...
В сентябре девяносто второго года шел Рыжий домой, получив от управдома выговор за пьянство на работе, шел недовольный и смурной, матерился под нос, поплевывая на землю мелко-мелко, часто-часто. И вдруг тяжелая рука опустилась сзади ему на плечо. Он обернулся и вздрогнул. Перед ним стоял Ворон собственной персоной, цветущий, загорелый, в модной синей спортивной куртке и кепочке. На глазах темные очки.
- Здравствуй, Эдик, - тихо произнес Ворон. Тут Рыжий мигом скумекал, что спокойной телячьей его жизни пришел швах. Надо было отрабатывать.
Но тогда он только задал ему пару вопросов и исчез. А появился после этого месяца через полтора, совершенно неожиданно. Было воскресенье, семья Жабиных как раз горланила "Хас Булата", когда к ним в дверь позвонил соседский мальчуган и сообщил, что Эдика просят выйти. На его счастье, Рыжий был ещё трезв, так как только что прибыл от Люськи и в попоище участия не принимал.
