История не знает сослагательного наклонения, но можно с высокой долей вероятности предположить, что меня бы уж точно не печатали. Да, при Горбачеве подобным писаниям распахнулись бы ворота (причем независимо от их качества). Но до гласности оставалось лет пять, и до нее требовалось дожить. И что со мной было бы? Спился? Махнул на себя рукой? Стал диссидентом? Попробовал эмигрировать?
В любом случае терний и лишений мне бы досталось больше.
ЗАТО Я Б НЕ ОТСТУПИЛСЯ ОТ СВОЕГО ЛИЦА.
Но потом… Уже после той, совсем последней, встречи с НЕЙ на излете восемьдесят третьего года… И разговора с лучистым комсомольцем Глебом… Вот тогда-то все взорвалось, сдвинулось, понеслось…
Вот тогда-то меня стали печатать.
Сначала, в ответ на мою очередную порцию рукописей, что я оставил, по совету товарищей, в редакции молодежного журнала «Гуадеамус», последовало письмо, получив которое я станцевал подобие шейка, скрещенного с лезгинкой. Ответ был подписан завотделом сатиры и юмора и извещал, что некоторые мои рассказы в принципе для журнала подходят, а один из них «мы будем предлагать на рассмотрение редколлегии».
И потом он, тот самый рассказ «Враль» – из моих рассказиков первый опубликованный! – вышел, как сейчас помню, в майском номере за восемьдесят четвертый год.
Вот какой он был:
ВРАЛЬ
Саша врал вдохновенно. Да и чем он, собственно, мог покорить ее – не внешностью и, уж во всяком случае, не остроумием.
– …Сидим мы с Андрюхой, пьем шампанское. Тут входит Вова, говорит: «Рванули в «Прагу»?» Рванули.
– А Андрюха – это кто?
– Макаревич.
– А Вова?
– Пресняков[7].
– … Гарик мне говорит: «Тебе, старик, мат в семь ходов». А я ему: «На третьем ходе жертвую туру, тогда тебе крышка!»
– Гарик – это…
– Каспаров.
– … Тут Андрюша кончил читать стихи, я ему: «Отлично! Ты изумительно пишешь». А он: «Ты мне тоже всегда нравился, старик». Мы расцеловались, он познакомил меня с Женей, тут как раз Булат подошел…
– А это кто?
– Вознесенский, Евтушенко, Окуджава…
Когда Саша сделал ей предложение, она сморщила носик и сказала:
– Хорошо. Но с условием – на свадьбу ты приглашаешь всех своих знаменитых знакомых.
– Зачем? – забормотал Саша. – Они занятые люди, многие в поездках заграничных…
– Разговор короткий, – отрезала она, – если их не будет, то и свадьбе не бывать.
Что оставалось делать Саше? Только надеяться на чудо.
Но…
Платье невесте шил Зайцев. На свадьбе демонстрировал фокусы Акопян. Гимн новобрачным пел Боярский.
Бельмондо показывал приемы карате официантам. Невеста была в восторге.
Когда гости расходились, они обнаружили у дверей заплаканного Адриано Челентано. У него не было приглашения, и его не пустил стоявший на часах комиссар Каттани.
Только любовь способна творить такие чудеса!
Рассказ напечатали без звука. Только попросили заменить кем-нибудь Макаревича – вместо него у меня выступал Кузьмин, а также Каспарова (он и тогда не давал властям покоя!) – его заменил Толик Карпов.
А потом я начал пожинать лавры. Получил почтовым переводом свой первый гонорар – нешуточный, аж сорок рублей! И скупил в киосках штук тридцать журналов – для подарков. Тираж издания составлял тогда цифру, ныне невообразимую: полтора миллиона экземпляров! И гулял я, на радостях, кочуя из пивных в общагу, с каких-то квартир – в рестораны, три дня и три ночи, просадив не только весь гонорар, но и половину зарплаты мэнээса[8]. И мне с поздравлениями позвонили все, наверное, мои друзья (и девчонки) – за исключением особо завистливых литобъединенцев.
Но ОНА… ОНА так и не позвонила – на что я в глубине души очень надеялся… Одно из двух. То ли ей удался ее дикий план. Но, скорей всего, – нет. В любом из этих двух вариантов позвонить она не могла.
«…из тюрьм приходят иногда.
Из заграницы – никогда…»
А может, дальше разговоров дело не пошло, и она спокойненько пребывала в своей Сирии, ходила на приемы, копила деньги на кооператив – и дела ей не было до советского журнала «Гаудеамус»… Или, допустим, спокойно вернулась в Союз, забеременела от своего инвалютного мужичка и теперь только к животу своему прислушивается. Или уже пошли пеленки, ползунки, распашонки, кроватки…
В общем, несбывшаяся надежда встретиться с НЕЙ слегка подпортила мой триумф.
А после, как я уже говорил, все сдвинулось, полетело, понеслось… За год я напечатал еще пять рассказов – причем для некоторых пришлось даже брать псевдоним, иначе слишком много Гурьева получалось… (Я взял, в ее честь, Иван Натальин.) Мне покорились и «Крокодил», и даже вожделенная «Литературка»… Пара моих рассказиков вышла в сборнике – в настоящей книге!.. Их зачитывали актеры в передаче «С добрым утром!» – даже, кажется, сам Табаков… И в паре журналов меня взяли на договор литконсультантом – и теперь уже я писал ответы штурмующим редакцию графоманам: «К сожалению, ваши рассказы нам не подходят…»
По сравнению с нищей студенческой юностью я прямо-таки купался в деньгах, взял моду ездить на такси и, подкопив деньжонок, купил себе скрипучий, как у Штирлица, черный кожаный плащ…
Тогда я ни на секунду не задавался вопросом о возможной связи моего успеха с разговором с товарищами. Я относил удачу на счет того, что количество наконец-таки перешло в качество, что терпение и труд все перетрут… Что я наконец-таки вытащил свой выигрышный лотерейный билет…
Почему ж я, задним числом, более четверти века спустя, стал мучиться неуверенностью и задаваться вопросом: а вдруг мой тогдашний успех не столь уж заслужен? Не целиком мой собственный?
Может, оттого, что профессиональная победа наконец случилась, и деньги были, и было счастье, однако полной и совершенной мою тогдашнюю радость все ж таки не назовешь. Ведь Наташа так и не проявилась, несмотря все мои оголтелые достижения.
И так происходит до сей поры: успех есть, а посвятить его некому.
Ведь ЕЕ нету со мной рядом…
…Сегодня у меня праздник.
Точнее, не у меня лично. У моего издателя, Андрея, за долгие годы совместного труда ставшего приятелем, день рождения. Справляет он его, как всегда, у себя на даче. Круг приглашенных крайне узок. Родные именинника, его первые заместители по издательству, руководители книжных торговых домов, которыми он по совместительству владеет, – ну, и не больше десятка писателей и писательниц. Тех, кого юбиляр называет «мои любимые авторы». Не самых, может, высокотиражных – но тех, кто с ним давно. Тех, с кем деловые отношения успели перерасти в дружеские.
В массовом сознании по поводу писателей – богемы! – сложилась пара-тройка устойчивых стереотипов. Ну, во-первых, они все пьют. Во-вторых, беспрерывно тусуются. В-третьих, вусмерть враждуют друг с другом.
Не знаю, не знаю…
Тот, кто пьет, неминуемо вылетает из обоймы. Пара-тройка лет почивания на лаврах, дружбы со стаканом – и публика тебя забывает, и снова тебе не подняться. А начать все сначала духу хватает не у всех.
По той же причине – чтоб не выбиваться из рабочей колеи – мы, кстати, особенно и не тусуемся. Да и о чем нам, в сущности, с коллегами разговаривать? Делиться творческими планами? Однако нет хуже рассказывать кому бы то ни было идею или фабулу своего нового романа: и сглазить можно, и перегореть, выпустить весь пар в свисток.
А зачем еще общаться? Жаловаться на издателей? Перемывать косточки коллегам? У каждого из нас – свой круг, свое прошлое, свой бэкграунд. Свои семьи, наконец…
Да и ненависть одного пишущего человека к другому серьезно преувеличена. Ну да, мы друг другу порой завидуем. И тиражам, и, еще пуще, удачному сюжету, языку или шутке. Но подсыпать яду в стакан коллегам (как происходит в одном из глупейших современных детективов) мне нет ни малейшего резона.
И я не завидую, упаси господь. Много ли человеку надо? И без того счастье: удалось еще на писанине до собственного дома приподняться – не на бандитизме, не на взятках, не на нефти! Одному из миллиона такое счастье выпадает. Домик вот купил – спасибо, издатель Андрей надоумил, век ему не забуду…
В начале девяностых, когда грянули гайдаровские реформы, я вскоре оказался в полном ауте. Денег не хватало на бензин для своей «копейки». Я покупал йогурты с истекшим сроком годности и варил себе супчик из костей.
Не снимали «Фитиль», где я подвизался сценаристом, заглохло «С добрым утром!» и другие радиопередачи. Юмористические рассказы стали никому не нужны. А те, кто их все-таки печатал, упорно не платили гонорара. А когда вдруг случалось чудо и деньги давали – их сжирала инфляция, не успевал дойти до магазина.
И тогда, чтоб совсем не пропасть, я попросил друзей пристроить меня куда-нибудь в штат в газету. Оказалось вакантным место криминального репортера в газете «ПредпринимателЪ».
