Ознакомительная версия.
Она подскочила к нему, тут же подставила под его локоть плечо. Помогла встать, довела до сеней, где за занавеской пряталось уборное ведро. Ушла на пять минут, потом вернулась, снова потащила его в комнату.
– Может, поесть надо, а? Илюша, слаб ты, – она усадила его в подушки на своей кровати, накрыла сверху меховым пледом. – Совсем не ешь.
– А что предлагаешь? – В животе заурчало, отозвавшись неприятной резью в шов.
– Я куриный бульончик сварила, нежирный. С зеленью, укропчиком. Будешь? – Женя жадно осматривала его осунувшееся, небритое лицо. – Будешь?
– Буду, Женя. Неси.
Илья попытался сглотнуть – во рту сухо, горько. Глубоко вздохнул, выдохнул. Кажется, сегодня чуть легче. Нет той тянущей боли, что мучила пару дней после его бегства из больницы. Глядишь, с Женькиной помощью за неделю на ноги встанет. Швы и местный фельдшер снимет. Велика премудрость! Другой вопрос – что дальше?! Куда бежать?! К кому бежать?! И что делать?!
– Хаву надо отблагодарить, – проговорил он, с удовольствием выпив чашку бульона. – Он мне жизнь спас!
– Ага, ладно. – Ее бледные голубые глаза смотрели на него с преданностью бродячего пса, накормленного и обогретого.
– Только не сейчас! А то он сразу смекнет, где я и у кого. Сразу проболтается. И тогда…
Внутри все снова сжалось от дикого страха. Снова онемело внизу живота и закололо под коленками. Его! Ведь его убивать пришли той ночью! Глупый догадается! Просто его перепутали с Васькой – и все!
А кто мог перепутать? А тот, кто его не знал! То есть не видел ни разу. Ни Ваську, ни его, Илью. Друг какой-то проклятый, армейский! Откуда он мог взяться, если Илья откосил от армии?
И тут секрета нет: Танька прислала! Она, змеища! Васька – идиот – позвонил ей, пригрозил и денег потребовал. И ведь надо было десять тысяч долларов с нее потребовать! Она за сотню рублей удавится, тварь, а он десять тысяч долларов с нее попытался содрать.
– Что-нибудь еще, Илюшенька? – Ладонь Жени легла ему на грудь, погладила.
Сквозь тонкую ткань футболки он почувствовал, какой горячей была ее ладонь. И биение ее сердца в каждом кончике пальцев ощутил. И всем своим измученным сознанием и неокрепшим организмом понял, насколько сильно она его желает. И это было волнительно и странно. У него уже давно, очень давно не было женщины. В смысле, нормальной женщины с чистой гладкой кожей и блестящими зубами. В нарядном платьишке, с гладкими пяточками и аккуратным маникюром. Он так низко пал, что все, что попадало к нему в кровать время от времени, напоминало нечисть. Тухлую, мерзкую, падшую.
А Женька…
Женька была из другого, из прежнего мира. В котором он раньше жил и даже бывал иногда счастлив.
– Жень, а вдруг я не смогу? – Он поймал ее ладонь на резинке своих спортивных штанов. – После операции. Пил столько лет. Понимаешь…
– Ш-ш-ш, молчи, – прошептала она, наклоняясь, и ее дыхание обожгло ему шею. – Я все сделаю сама, Илюша. Все сделаю сама. Я так давно хочу тебя! Я так давно об этом мечтала!
Он так и не понял – о нем она конкретно мечтала или просто о мужике, намаявшись от одиночества в пятилетнем вдовстве? Что-то шептала сдавленно и неразборчиво, раздевая его. Укладывала его, как стеклянного. Суетилась. Срывалась куда-то, для чего-то переодевалась в какие-то кружева. Целовала, ласкала, осторожно трогала, вытаскивая своим телом его из грязи, в которой он погряз, как думал, навечно.
– Ты просто… – молвил он, отдышавшись. – Ты просто сестра милосердия, Женька!
– Почему? – Она лежала рядом с закрытыми глазами, на губах ее застыла блаженная улыбка.
– Спасительница моя, – ответил Илья, снова глубоко вдохнул и выдохнул, от прежней ноющей боли не осталось и следа. – Утащила меня из больнички, спрятала, любишь вот теперь.
– Забыл сказать, что кормлю. – Ее улыбка сделалась шире.
– Да, и кормишь, – он поцеловал ее плечо, крепкое, гладкое, как атлас. – К слову, я бы съел что-нибудь.
– Выздоравливаем, Илюша?
Она повернулась, приподнялась на локте, тяжелая грудь выскользнула из кружева, и ему тут же захотелось взять в руки фотокамеру. Настроить свет и снимать ее, снимать, заставлять улыбаться, облизывать губы, запрокидывать голову, наклоняться и смотреть на него так, как она смотрит сейчас: призывно и жадно.
– Ты моя, Женя… – он схватил ее за грудь, сжал. – Ты моя!
– Спасительница? – Она тряхнула растрепавшимися кудряшками.
– И просто – моя!!
Контролируя каждое движение, чтобы боль, не дай бог, не вернулась, он подмял Женьку под себя и тяжело задышал от вернувшегося возбуждения.
– Мы с тобой, так?
– Да, да, да, Илюша, – ее глаза закатились, руки снова принялись цепляться за него.
– Ты моя теперь, так?
– Да, да, да, Илюша…
– Ты не дашь мне пропасть? Больше никогда не дашь мне пропасть?
– Никогда, никому не позволю!
– Вот это замечательно, – он зажмурился от удовольствия. – Этого мне так долго не хватало, Женька…
Через час, подремав, помывшись и поев, Илья стоял возле окна и внимательно наблюдал за тем, как Женя выгоняет свою старенькую «Мазду» за дощатые ворота ее деревенского домика. Она умело лавировала между кустарником и старыми корнями громадного дуба, раскинувшего крону над половиной участка. Ловко выехала, вышла из машины, заперла ворота, успев помахать ему в окошко. И уехала. А он тут же начал ждать ее возвращения. Смотрел каждые десять минут на часы и поражался тому, как медленно идет время. Кажется, прошла вечность, а всего полчаса. Он медленно бродил по домику, доставшемуся Жене от каких-то дальних родственников ее покойного мужа. Наблюдал за солнцем, раскидавшим лучи по деревянному полу. Женя выскоблила его до песочного цвета. Рассматривал цветки бегонии, трогал бархатные листочки фиалки, подносил к носу пучки мяты, развешенные на кухонном крючке. И находил все это милым, уютным. Странно, а раньше этого сторонился. Считал дешевым мещанством, когда крахмалили полотенца и кухонные шторки и усаживали на заварочный чайник большую толстую тряпичную куклу. Сейчас нравилось. И даже ватная баба казалась ему симпатичной. А уж каким вкусным был чай!
Илья тревожно глянул на часы. Женя сказала, что обернется за полтора часа максимум. Прошло два часа и десять минут, ее все не было. Он улегся на кровать. Закрыл глаза и попытался задремать, чтобы время пошло быстрее.
Она ведь могла заехать в магазин, так? Так! Могло у них во дворе быть много народу? Могло! И возле его двери мог кто-то толкаться. А дверь опломбирована, так просто не войдешь. Надо осторожничать. Вот Женя и задерживается.
Он задремал и пропустил ее возвращение. Очнулся, когда что-то ледяное коснулось его щеки. Сердце тут же замерло и заметалось сумасшедшим стуком.
– А-а-а! – громко закричал он, хватая то, что разбудило его.
Открыл глаза, тут же увидел склонившуюся над ним с тревожной улыбкой Женю.
– Ты чего, Илюша?! Плохо тебе? – Ее ледяная рука, так его напугавшая, легла ему на лоб.
– Нет, все нормально, – он отдышался, присел, подсунув себе под спину подушку. – Нашла?
– Ага. – Ее рука нырнула в вырез черной трикотажной кофточки, порылась в лифчике. Вытащила крохотный пластиковый квадратик. – Оно?
– Да! – Он выхватил, сжал в руке. – Молодец, Женька!
– А что это, Илюша? – Женя встала с края старого диванчика, на котором он задремал.
– Это компромат на одного человека, – произнес Илюша. – И не просто компромат, а бомба!
– Да?
Она скинула босоножки, кофточку, стянула через ноги вниз тесную юбку, оставшись в одном белье, снова полезла на диванчик, тесня Илью к стенке.
– И кого же это способно взорвать, милый?
– Взорвать-то? – Илья, прищурившись, рассматривал флэшку от своей фотокамеры, которую давно пропил. – Много кого, Жень. Может и погон лишить, и репутации, может на нары отправить. Ваське вот, к примеру, это жизни стоило. А сестрицу мою, суку… Ладно, обсудим позже!
– Слышишь, Илюша, – Женя завела его руку себе за спину, заставив расстегнуть лифчик. – А почему Ваське это стоило жизни? Из-за этого квадратика?
– Из-за него, Жень, из-за него, – Илья дотянулся до подоконника, положил флэшку рядом с цветочным горшком, тут же пристроил руки на оголенной Женькиной груди. – Искали ее в моем доме, Женя. Очень искали. Хава сказал, что все вверх дном там перевернули. Даже стену за батареей разворотили. А то, что эта ерунда скотчем к разбитому плафону приклеена, никому и в голову не пришло. Просто над головой у них болталась эта бомбочка, а им и невдомек.
– А кому им-то, Илюша? – Рот Женьки жадно приоткрылся.
– А тому, кто может из-за этой вот ерунды пострадать. Ладно, хватит болтать. Иди лучше поближе, соседка. Ух, и соседка мне досталась!..
– Пацан молчит?
– Молчит, – Копылов уставился в монитор компьютера, лишь бы не смотреть на Степку.
Степка, вернувшийся из отпуска сегодняшним утром, то есть спустя два дня после неприятной встречи в доме Светланы, старательно изображал деловитость и непредвзятость. Он не смотрел мимо Копылова, смотрел прямо ему в глаза. Он не кривил свой красивый рот в ядовитой ухмылке, что раньше за день делал раз по семьдесят. Он открыто улыбался. И вообще разговаривал с Сашей миролюбиво, ровно, как с коллегой. И вот в этом-то и заключалось главное паскудство!
Ознакомительная версия.
