Ознакомительная версия.
– Да хватит уже! – прикрикнул на него Гоша. – Опять решил нюни распустить!
– Да нет, я просто… Вспоминал.
– А ты забудь!
– Не могу… Да и не хочу. Я верю, что у нас все еще наладится.
– Наивный чукотский парень, – покачал головой Гоша.
– То есть ты думаешь, это все?
– Стопроцентно.
– Но почему?
– Она в другого втюрилась, неужели не ясно?
Валера резко повернулся к Гоше, чтобы заглянуть в его глаза. По интонации он понял, что тот говорит правду, но не желал верить в услышанное. Поэтому и пытался найти на лице друга хотя бы намек на фальшь. Гоша ведь постоянно подтрунивал над ним и частенько его разыгрывал. Иногда довольно жестоко. Вот Валера и надеялся, что сейчас именно такой случай, но…
– Да не зырь ты на меня так, – проворчал Гоша. – Отвечаю – втюхалась.
– В кого?
– В Назарова.
– Кто это?
– Своих врагов, Валера, надо знать не только в лицо, но и по фамилии.
– Это кто-то из спонсоров? Я всех по фамилии не помню.
– Это мент. Опер. Я думал, он тебя сегодня вызывал в ментовку…
– Нет, я беседовал с оперативником по фамилии… Серов, кажется. Точно, Лев Серов.
– Да? Ну, значит, Назаров был чем-то другим занят. Но он тоже работает по убийству Файзарова. И сегодня он приходил к нам в офис.
– Сегодня? То есть Лана, как ты выразился, втюрилась в незнакомца? Да быть такого не может…
– Они, как я понял, уже были когда-то знакомы. И, по ходу, Лана давно к Назарову неровно дышит.
– Странно… Она мне не рассказывала о нем.
– Значит, точно неровно дышала. Бабы ведь про такое не любят рассказывать.
– Да нет, Лана мне обо всем… И о чувствах к своему первому, несостоявшемуся. Тому, что на другой женился.
– Ну, уж не знаю, что там у них, у баб, в башке творится. Никогда я их не понимал. Одно знаю – Лана сегодня к Назарову домой гоняла.
– Что?
– Что слышал! Хватит уже переспрашивать.
– Извини, но мне просто не верится. Лана и домой к мужчине…
– Причем сама навязалась. Я слышал ее разговор с ним. И Милану просто не узнавал. В гости набивалась так настойчиво, что тот отказать не смог.
Гоша покосился на Валеру, лицо которого в эту минуту напоминало скорбную маску, и резко проговорил:
– Я тебе для чего это рассказываю? Чтоб ты свои окуляры розовые с морды убрал да выкинул. Все между вами кончено. И даже если у Миланы ничего с Назаровым не получится, к тебе она не вернется.
– Почему?
– Уж больно сильный между вами контраст. Я Щенка… В смысле, Назарова на дух не переносил…
– Ты тоже его знал? – поразился Валера.
– Я, как никто другой, крови ему попортил – будь здоров. А он меня пару раз отметелил. Прикинь, не побоялся. Я ведь с детства парень авторитетный был, а он кто? Щенок… Но сильный, зараза. Накатывал мне хорошо. И не боялся. Так что Назаров – соперник для тебя почти непобедимый.
– А какой он из себя?
– Здоровый такой… Рослый.
– Брюнет, блондин?
– Как я, русый. Стрижка короткая.
– Я, кажется, видел его сегодня! – воскликнул Валера. – Из окна. Он на белой «десятке» подъехал к офису. Ветровка на нем еще светлая была. И кроссовки, да?
– Вроде.
– Да, интересный мужчина.
– А я о чем?
– Но ведь ты сам говорил, не хотел он Милану видеть. Значит, не нравится она ему. И зачем она тогда навязывалась? Себя предлагать мужику – это унизительно.
– Да не себя она предлагала. То есть секса между ними точно не было.
– Откуда знаешь?
– Пробыла она в гостях недолго. И свет не тушили ни разу. К тому же я видел их силуэты в окне. Ничего не было между ними. Но будет, я уверен.
Видя, как тяжело дается Валере разговор, Гоша сменил тему:
– Давай забудем об этом. Расскажи лучше, как тебя в ментовке пытали. А то меня Назаров тоже грозится вызвать…
Но Валера не хотел говорить ни о чем другом, кроме своих взаимоотношений с Миланой:
– А если я завтра не выйду на работу, как думаешь, она забеспокоится?
– Наверное. Ты все ж ей не чужой.
– Тогда я так и сделаю. И телефон отключу. Пусть она приедет ко мне, чтобы проверить, не случилось ли что со мной.
– Какое ты еще дите!
– Нет, я мужчина. Любящий мужчина. И от Миланы я так просто не откажусь. Чтобы ее вернуть, я пойду на многое! Хоть и кажусь слабаком, но я не такой. И ты это знаешь!
Гоша, нахмурившись, кивнул. Да, он знал Валеру настоящего. И тот действительно не был слабаком.
Валера не любил своего отца.
Нет, не так… Валера его ненавидел!
Кто бы знал, как мальчик страдал в присутствии своего папаши. Мать, когда она еще была жива, не вызывала в нем и доли той ненависти, что он питал к отцу. Хотя родитель капли в рот не брал, никогда не повышал на сына голоса и уж тем более не рукоприкладствовал, тогда как матушка глушила водку с утра, орала и частенько лупила дите по тощей заднице. Но когда она приходила в себя, то искренне раскаивалась в содеянном, плакала, обнимала Валерку и просила у него прощения. Она была искренней, доброй и ласковой женщиной, когда трезвела. В легком подпитии тоже была милой. А веселой какой! И с горки могла прокатиться с сыном, и в догонялки поиграть. Поэтому когда отец ее выгнал, Валера очень переживал. И мечтал о том, чтоб мама забрала его к себе. Он готов был терпеть ее пьяную ругань и побои, только бы не оставаться с отцом.
Звали старшего Иванова Павлом. Он был гораздо старше своей жены, и в момент выдворения ее из дома ему уже исполнилось сорок. Он был военным. Служил в штрафбате. В отставку ушел в звании майора, тогда как остальные дослуживались как минимум до полковников. Но Павел из-за своего непреклонного, сурового, неуживчивого характера не имел ни покровителей, ни друзей. Поэтому его на пенсию отправили без нового звания и без почестей. Ушел, и слава богу. В части спокойнее станет.
Распрощавшись с армией, отец устроился в охрану молокозавода. Работал сутками. Валера оставался дома один. И это было замечательно! Ведь можно заниматься, чем захочется. И есть, когда вздумается. А еще не гулять, а торчать у телевизора. Но когда отец возвращался домой, вольной жизни приходил конец. Павел муштровал сына, как солдата из штрафбата. И наказывал так же – гауптвахтой. То есть закрывал в кладовке на несколько часов. Дверь он не запирал, но Валера все равно не смел выйти. Хотя ужасно боялся темноты.
Но все это были цветочки, ягодки начались чуть позже, когда Павла с работы уволили. На молокозаводе воровали все. Но трудяги по мелочи, а начальники машинами. Когда Павел ловил рабочих с пачкой масла, его премировали, но стоило ему задержать грузовик с молоком, как у него начались проблемы. Сперва Иванову просто объяснили, что некоторые машины надо пропускать без досмотра, а когда он не послушался, пригрозили. Павел, естественно, не испугался. И «обшмонал» автомобиль самого замдиректора по производству. Сразу после этого Павла уволили по сфабрикованной статье. И больше Валерин отец на работу не устраивался. Жили на его пенсию и детское пособие сына. Им хватало. И пусть Валера не видел конфет и одет был хуже всех в классе, главное – он не голодал и не голым ходил.
Но и это со временем изменилось. Когда Валера окончил четвертый класс, отец увез его в деревню. Мать его, с которой папаша не виделся многие годы, бабушка Валеры, умерла, оставив сыну дом. Дом был деревянным, ветхим, с удобствами на улице. Деревня находилась в глуши, где ни дорог, ни магазинов. Два раза в неделю приезжала туда торговая палатка. Если тракт не размывало дождем.
Валера от деревенской жизни пришел в ужас. Никаких условий для нормального существования не было: пойти некуда, посмотреть нечего (телевизора в доме не оказалось, да если б имелся, то в деревне ловился всего один канал), поиграть не с кем. Деревенские мальчишки хоть и нормально отнеслись к Валерке, но в свою компанию его не принимали. Да он и не рвался. Уж слишком они отличались от него. Носились по непролазному лесу, ныряли в реку с высоченного берега, рыбачили ночами. Валере все это было непривычно и боязно. Да и не отпускал его отец далеко. И баклуши бить не позволял. В доме и огороде было столько дел, что не до баловства.
Кто бы знал, как Валера мечтал об окончании каникул. И когда они с отцом наконец-то вернулись в Подмосковье, он ликовал. Но радость его продлилась недолго. Оказывается, они приехали только на неделю. Чтобы собраться основательно и переехать в глушь насовсем. Подальше от мерзости большого города!
– Но я не хочу, – пискнул Валера. Он крайне редко возражал отцу, вот и трусил. Тем более что слово «хочу», а тем паче с частицей «не» в их доме произносить запрещалось. Отец употреблял только «надо», «должен» и «обязан» и требовал того же от сына.
– Я не спрашивал твоего мнения, – холодно заметил Павел. – Мы переезжаем, и точка. Ты обязан подчиниться.
– Но, папа… Там даже школы нет! Как я буду учиться?
– Школа есть в поселке.
– Он в десяти километрах.
– Ничего страшного. Я восемь лет ходил в ту же поселковую школу. Пешком. А сейчас детей на грузовике возят.
Ознакомительная версия.
